Успеваю среагировать лишь когда влетаю в борт. Что-то пребольно впивается в спину и моя сила резко поднимается, заглушая боль. Перед глазами плавают точки, во рту появляется металлический привкус.
Меня снова атакуют и новый удар не даёт подняться, прижимая к полу. Защита еле выдерживает, но я вливаю в неё всё больше и больше. Эратский кидается ко мне, и я направляю поток в него.
Бью без разбора и со всей дури, только краем глаза замечаю, что Илена бежит от нас в сторону. Амбал отлетает к противоположному борту. Силой попадает и по мачте — та оглушительно трещит.
Мне тут же прилетает в ответ горячая волна, успеваю увернуться и часть борта взрывается щепками, обрушиваясь на голову. И следом вижу ещё одну волну — кроваво-красную стену силы.
Бросаюсь вбок, скольжу по гладким доскам, сбивая по пути какие-то ящики. За спиной снова раздается треск, часть носовой палубы рушится, вспыхивает огонь.
Рычу, взываю к богам и отправляю в сторону Эратского белый шквал силы. Мачта не выдерживает и заваливается, проламывая палубу. Гадёныш успевает отскочить и поднимается на ноги, готовя следующий удар.
Сквозь сияние силы видно только фигуру, призрачный лев за его спиной беснуется и исступлённо рычит. Путаюсь в канатах, пытаясь подняться, и падаю обратно. Хтонь!
— Сейчас же остановитесь! — крик Разумовской режет по ушам, заставляя вздрогнуть.
Кажется, от её приказа даже корабль встряхивает. Я замираю, не забывая усиливать защиту. Сияние ослепляет и теперь мне наверняка и ядерный взрыв нипочём, но я не останавливаюсь.
Ольга, охваченная серебристым светом, стоит наверху, сжав кулаки. Гнев в её глазах чувствуется физически, колючим жаром отдаётся на лице.
Она обводит взглядом побоище — нос корабля горит, от бортов остались ошмётки, а вывороченная грот-мачта медленно сползает в воду.
— Как вы посмели устроить такое на моём корабле? — голос её, жёсткий и громкий, дрожит от ярости.
За её спиной вижу озадаченные лица Богдана и Саши. Позади раздаётся топот ног, пробегают люди с огнетушителями. Наступившую тишину нарушают шипение пены и ругательства.
Эратский приглушает силу, поднимает голову:
— Он напал на княжну! — его трясет от ненависти.
Чего!? Хтоническим елдаком его, да он совсем с катушек слетел. Я ищу глазами рыжую, как бы он её не прибил в попытке защитить. Илена, к счастью, целая и невредимая, выглядывает из-за трапа.
— Это правда? — глаза Ольги, чёрные от злости, смотрят на меня, прожигая насквозь.
Ох, я теперь понимаю, что именно так это со стороны и выглядело. Выпутываюсь из снастей, встаю и чуть не падаю обратно. В ноге стреляет острой болью. Опускаю взгляд вниз — штанина разорвана и из бедра торчит кусок отколовшегося дерева.
— Нет, — отвечаю коротко.
— Ложь! — орёт Эратский и поворачивается ко мне.
Сияние усиливается, кулаки опять сжимаются. Он что, действительно собирается продолжить прямо сейчас?
— Стой! — Илена выбирается из укрытия и бежит к нему. — Игорь не нападал на меня! Всё… Всё не так было, — рыжая срывается на крик. — Это я виновата!
Парень непонимающе моргает, поворачивается к девушке. Его сила стихает, и я тоже немного расслабляюсь. В ноге уже горит и пульсирует, но я не шевелюсь.
Слишком хорошо вижу, что Ольга готова обрушиться на меня от любого неосторожного движения.
— Это ты, значит, заставила их разнести тут всё в щепки? — принцесса переключается на Илену.
— Ваше Высочество, это я виновата, — быстро говорит рыжая. — Вадим всё не так понял, и я не успела ничего объяснить. А потом испугалась. Всё случилось так быстро…
— И что случилось? — ледяным голосом Ольги можно потушить пожар не хуже огнетушителей.
— Я… Я неудачно пошутила, — Илена вдруг начинает рыдать. — Йааа во всем виновата.
Ну молодец, пока она ревёт, никто не станет докапываться.
«Не вздумай сознаваться! Отправят на дно вместе с мачтой» — ору ей и по вздрогнувшим плечам вижу, что сообщение получено.
— Ясно, — принцесса морщится на истеричные всхлипывания Каритской. — Разберёмся. Что же, господа, вечеринка окончена, расходимся. Окажите пострадавшим первую помощь, — отдает она приказ кому-то из команды, кивая на нас. — С вашими семьями я свяжусь сама.
Эратский заметно бледнеет, и у меня внутри пробегает холодок. Я начинаю понимать, во что влип. Мы чуть не потопили императорский корабль вместе с наследницей на борту…
— О чём ты только думал!?! — бешено орёт на меня дед, пока я мучаюсь от боли.
Деревяшку из меня выдрали ещё на фрегате. Императорский лекарь, дёрганный тощий мужик, даже предложил забрать с собой, шутник. Рану промыли и наскоро замотали бинтом. Но глава рода решил, что целителя ко мне не подпустят, пока я не осознаю, что натворил.
Дед сам явился за мной, видимо, чтобы лично принести извинения Ольге. Он молчал всю дорогу домой, только скрипел зубами так, что голова заболела. Но, как только мы зашли в проклятую гостиную, его прорвало.
Орал он долго и от души. Вспомнил все махровые ругательства и способы сексуальных связей между людьми и животным миром. Отдельно прошёлся по родне чуть ли не до эпохи битв богов.
Дед внушал настоящий ужас, но я так заслушался богатым словарным запасом, что, когда тот выдохся, у меня осталось только чувство глубокого уважения. За всю свою долгую речь он умудрился не произнести ни одного прямого оскорбления.
— Я защищался, — в пятый раз повторяю я на очередной, пусть и риторический, вопрос.
— Мать твою, ты фрегатом защищался? Тьфу, — дед выдыхает, садится в кресло и наливает себе из графина. Видит мой голодный взгляд: — Хочешь?
Голова трещит, тело ноет, нога горит и я киваю. От глотка бодрящего сейчас не откажусь. Глава рода покрывается алыми пятнами и вскакивает обратно:
— А ты не охренел, внучок? Серьёзно? Может тебе ещё и девиц лёгкого поведения вызвать?!
Да что же тут все нервные такие. Мотаю головой и извиняюсь. Дед успокаивается, вновь садится, долго смотрит молча, переводя взгляд то на хрустальный стакан, то на меня. В итоге к спиртному он не притрагивается, отставляя в сторону.
— Итак. Подведём итог. Ритуал посвящения лишил тебя памяти, похерив всё, что в тебя вложила семья. При этом не известно, чем тебя наградили боги. Несмотря на то, что из-за твоей башки сразу поползли сплетни, я отправил тебя в храм Маат. Добавил в копилку злословов, понадеялся, что ты будешь сидеть тихо и не высовываться. Но не проходит и пары дней, тебя представляют Ее Высочеству и ты тут же устраиваешь драку. С Эратским. Разрушив при этом императорский фрегат. Всё правильно?
Достижений не так уж и много, но звучит не очень хорошо, согласен. Хмуро киваю. Я старался, дед, честно. Но тут все нервные.
— Что случилось — непонятно. Эратский утверждает, что ты напал на княжну Илену Каритскую. Та впала в истерику, а потом и вовсе в глубокий обморок. Ты же говоришь, что нападения не было и это всё недоразумение. Так что у вас с княжной произошло?
Вот чертовка, нашла способ избавиться от внимания возмущённой общественности. Может и мне стоило отключиться? При помощи силы наверняка можно самовырубиться, и надолго.
Неохотно, но отвергаю этот вариант. Мне, в отличие от Илены, не нужно время, чтобы придумать достойное оправдание. Остается только надеяться, что она не создаст проблем ещё больше.
— Пусть сама и рассказывает, когда придёт в себя.
— Версию произошедшего, значит, оставляешь на её усмотрение? — хмыкает дед. — Благородно. А если она всё-таки скажет, что ты на неё напал?
Уши оторву.
— Не скажет. Потому что это будет ложью, — уверенно говорю, хотя и сомневаюсь, надавил я на девчонку сильно.
— Значит последнее слово будет за ней. А пока Каритские держат холодный нейтралитет, не зная, обидели ли их наследницу или та и правда сама виновата, как успела заявить. Эратские возмущаются, но тоже осторожно. И нам, помимо всего, в любом случае придётся оплачивать восстановление фрегата.
Он опять злится, ударяет кулаком по столику и графин со стаканами жалобно звенят. Снизу доносится приглушённый грохот и вскрик. Дед закатывает глаза и залпом опустошает стакан.
— Боги, ну за что мне такие внуки! — он устало машет рукой. — Всё, Игорь, свободен. Из дому ни ногой, пока не разберёмся, кто сильнее виноват.
Изящно завернул, но дед прав. Невиновных в этой истории нет. Вопрос лишь в том, кому сильнее влетит. Откланиваюсь и, прихрамывая, отправляюсь к целителю, который ждёт меня в спальне.
Утром я просыпаюсь настоящим героем. Ну или злодеем, судя по разной степени восхищения или ужаса в глазах прислуги и родни. За завтраком собираются мать с дедом, опять красноухие близняшки с воспитательницей, и двоюродный брат, скользкий и неприятный на рожу тип с сальными волосами.
Вот во взгляде последнего как раз ничего похожего на приятные чувства и не видно. Бледно-голубые глаза источают скверную смесь ненависти и презрения. Тебе-то я что успел сделать, братец?
— Как самочувствие? — крайне заботливо интересуется дед.
Я даже кашляю от неожиданности. Что-то успело измениться за прошедшую ночь. На меня уже не так злятся. Нехорошо это… Или хорошо?
Осторожно уверяю всех в своём прекрасном самочувствии и делаю вид, что увлечён едой. Хотя даже не чувствую вкуса того, что автоматически запихиваю в рот.
Добираюсь до кофе и делаю большой глоток.
«Игорь, это Илена» — звучит в голове тихий печальный голос. Ну наконец-то!
«Что ты всем сказала?» — к демонам приветствия, мне нужна информация.
«Извини меня, пожалуйста. Я была не права. Сильно…».
Обрываю эти душевные метания: «Это мы уже вчера обсудили. Что. Ты. Всем. Сказала?».
«Я… Извини. Мне очень стыдно. Я… В общем…».
Ой и не нравятся мне эти трагичные паузы.
Голос, почти затихший, вздрагивает и выдает: «Я призналась, что воздействовала на тебя. Но только, чтобы ты… со мной, в общем. Сказала, что ты мне отказал, очень вежливо, но я разозлилась, ну и… вот…»
Кофе выплескивается из меня против моей воли. Что, лять?!? Я не обращаю внимание на удивлённые лица за столом, судорожно обдумывая услышанное.
— С тобой всё в порядке? — первой приходит в себя мать.
— А? Да, извините, обжёгся, — отвечаю рассеянно.
Обжёгся я знатно, об одно огненное чудо. У неё совсем других идей не было? Не хватает мне ещё и слухов о МОЕЙ опороченной чести.
«Игорь?» — робко напоминает о себе Илена.
«Знаешь что, рыжая, лучше мне на глаза не попадайся в ближайшее время» — мне очень хочется ответить спокойно, но мысленно сдерживаться мне ещё учиться и учиться.
Поэтому получается что-то среднее между шипением и скрежетанием. Никакого дзена не хватит на дурных девиц.
Теперь понятно, чем так обеспокоены родители. Ну конечно, дитятко чуть девственности не лишили. Пусть я и не уверен, что она у меня есть. Вашу мать, стыдоба-то какая. Еле удерживаюсь от эпического жеста рука-лицо.
А этот хмырь чего тогда взглядом сверлит? Неужели сам претендовал на роль соблазнённого и опороченного? А тут я, спутал все брачные игры. Я ухмыляюсь ему, вынуждая злобно фыркнуть и отвернуться.
Об едва не поруганной чести потом подумаю. Надо заняться более полезным, для выживания среди нервных аристократов, делом.
Вызываю в памяти образ жрицы и обращаюсь к ней: — «Антея, можно с вами встретиться?». Получаю согласие и встречаюсь с ней у входа в храм. Верховная родового храма выглядит сердито — сжимает губы и хмурится.
— Уже слышали последние новости? — понимаю я.
— К сожалению, слышала, — в строгом голосе слышится капля сочувствия. — Да будет справедлив к тебе Инхетенеф, не приемлющий пустого насилия.
Ооох. Имя третьего бога ударяет уже не в голову, а по печени. Отдаётся пульсом в ушах и впечатывается в память. На несколько секунд задерживаю дыхание, справляясь с ощущениями.
— Да будет, — с надеждой повторяю я. — Я понимаю, что в свете последних событий, моя просьба покажется, хм, наглой. Но мне нужно ускорить обучение. Если я не пойму, как мне защищаться не так… масштабно, то в следующий раз всё может закончиться хуже.
Жрица задумывается, хмурится, нервно потирает руки. Долгие секунды терзаний заканчиваются в мою пользу, Антея наконец решается и кивает:
— Хорошо, Игорь. Мне кажется, ты прав. Я бы отправила тебя на суточное дежурство в храме, но это не поможет тебе справиться с проблемами. А они к тебе так и липнут. Поэтому я научу тебя призванию Белого доспеха.
— А что это? — я согласно киваю на каждое слово, но последние вызывают странное чувство внутри — похожее на священный трепет.
— Наше родовое умение, — объясняет женщина. — Без лишней скромности могу сказать, что это одна из самых мощных защит. Если ты сумеешь призывать доспех, то мало что сможет его пробить.
— Если сумею? — слышу я подвох.
— Да, не всем он даётся, к сожалению. Нужна особая связь с богом. Или особые обстоятельства. Тогда появляется возможность получить это благословение Упуаута, — она на миг прикрывает глаза, бормочет восхваление.
Я тоже мысленно благодарю за такой дар. Воспоминание о встрече с богом отзывается мурашками по спине. Может мне и показалось, но вчера, во время схватки с Эратским, я чувствовал, что сила идёт не только изнутри.
Вместо уютной старинной библиотеки мы приходим в маленькую комнатушку. Жрица закрывает за нами тяжёлую дверь, слышно два скрипучих поворота ключа в замке.
Голые стена, пол и потолок — всё из серого камня. И только по центру комнаты, на полу, светлое пятно — одна гладкая плита. Воздух холодом обдает тело.
— Встань туда, — просит жрица.
Как только я это делаю, мир вокруг вспыхивает ярким светом. Я щурюсь, не видя ни стен, ни даже пола под ногами. Все вокруг превращается в силу.
И эта сила начинает давить. Медленно, не верно. От неё не увернуться и не убежать, некуда. Я кручу головой, но вижу только молочное сияние. Снова иллюзия? После схватки с демоном я уже не доверяю собственным глазам.
Но тот реально раскидал нас всех, настоящим он был или нет. Паника ползёт мурашками по спине, поднимается к затылку и звенит гулом в ушах. Долбанутые жрицы с их уроками! Ну и как мне вызвать этот доспех?
Моя сила уже окутала меня защитным коконом, но этого мало. Я вижу как его сжимает под напором. Взываю к богам, укрепляю защиту, но меня просто сплющивает вместе с ней.
Я понимаю, что уже не могу пошевелиться. Застыл, как букашка в янтаре. Гул превращается в писк — тонкий, тихий, непрерывный. Звук настолько раздражающий, что цепляюсь за него, как единственную ниточку к реальности.
Закрываю глаза, всё равно зрение мне сейчас только мешает. Глубокий вдох и выдох, я ещё могу дышать. Моя сила слишком… гибкая. А я лишь добавляю ей слоев. Это не помогает.
Доспех, мне нужен доспех. Жёсткий, крепкий, несминаемый. В памяти возникают картинки старинных тяжёлых доспехов. Толстенных и прочных, без единой щели. Так, почему они ржавые? Мне нужен белый, как моя сила.
До меня доходит, но поздно. Давит на грудь, выбивая воздух из лёгких. Я хриплю последним выдохом. Руки и ноги немеют. Падаю на грубый камень, расшибая затылок.
Стоп, падаю? Чеснокодавилка силы исчезает. Я валяюсь на холодном полу, а надо мной стоит Антея, сложив руки на груди. Она явно недовольна.
— Чистой силой ты многого не добьёшься. Всегда может найтись источник больше. Тебе надо превращать силу в оружие. Или, в данном случае, в броню. Воплощать.
Мне хочется воплотить пару грязных ругательств. Предупреждать хоть можно? Да, да. Знаю, враг не будет сообщать о своих намерениях. А тут враги, получается, все. Отвык я уже от законов трущоб, расслабился.
Тело болит, словно катком проехали. Но я поднимаюсь:
— Ещё.
Жрица усмехается и отступает. Меня ослепляет сиянием и теперь сила не медлит. Сдавливает моментально, не успеваю вздохнуть. Отталкиваю, игнорирую боль и взываю к богам. А точнее, к одному конкретному. Образ Упуаута вызвать несложно, после встречи в храме его просто не забыть.
Тихое злобное рычание волка придаёт мне сил. И я создаю свой доспех, путаюсь в частях, нацепляю нагрудник на спину… И очухиваюсь снова на полу. Во рту кровь и я сплевываю её на светлый камень.
— Ещё…
Призвать целый доспех у меня так и не получается. Только разукрасить пол алыми кляксами. Слишком долго я вожусь, создавая образ. Да как они на себя это напяливали вообще?
— Хватит на сегодня, — устало говорит жрица после пятого… или десятого раза.
— Почему не получается? — упрямо хриплю я, поднимаясь в очередной раз.
— Ты воспринимаешь силу, как что-то единое, Игорь. Да, это часть тебя, но… Но ты можешь создавать с её помощью и нечто иное. Отделять часть и воплощать. Понимаешь?
Сейчас я понимаю, что вот-вот выплюну лёгкие. Но «воплощать» всё же откликается пониманием. Хтонь меня забери, ну почему так туго доходит? Она же сразу сказала — воплощать. Как с тем символом, что теперь свербит в черепушке.
В дверь уверенно и очень настойчиво стучат. Антея приглаживает идеально ровное платье, поправляет причёску и открывает. В проёме маячит Ярослав.
Тревожное лицо, беспокойный взгляд. Серьёзно, ну что опять? Я иду к двери, уже не желая ничего слышать, но брат обламывает:
— Там снова Панаевский по твою душу пришёл.