Берег невозможности

Глава 13 Темные горизонты

Брызнули искры — и темнота. Бесконечные секунды без воздуха — и знакомая боль! Грызет ребра, не утихает. Хотелось стонать, но стон почему-то не пробивался сквозь губы. Ничего не видно, лицо прижато к твердому и мокрому… Я понял, что лежу на той же самой платформе. Кто на меня напал? Что ему надо⁈

Вскочить не получилось. Даже первый вздох оборвался на середине. Поперек ребер слева так полоснуло и так загудело в голове, что меня на миг парализовало. Потихоньку… Меч вроде при мне, чувствую под бедром. Сначала — медленно наполнить легкие кислородом, потом — перевернуться. Так, чтобы не провоцировать новую атаку…

Таинственной угрозы там не оказалось. Только знакомая черная махина, которая надвинулась на меня, почти прижав мордой. Мутно-золотой глаз моргнул, и крупная капля шлепнулась мне на лицо. Затем — еще одна, и дальше они хлынули градом. Химера держала в руке обломок камня и со всей силы царапала им под мощной челюстью. Тягуче пропела — иначе не сказать! — что-то нечленораздельное. А потом замахнулась для броска. Рефлекторно увернулся — и не заметил, как она выхватила мой меч. Доля секунды — и клинок вонзился в горло. В белое дельфинье горло.

Сломанное острие вошло неглубоко — максимум на сантиметр. Потому что я успел повиснуть на руке чудовища. Адская резь в ребрах догнала уже после.

— Тихо, тихо!.. Ты чего, а? — механически повторял я, не веря, что это происходит на самом деле.

В голове, затуманенной болью, вертелось лишь одно: не дать клинку воткнуться глубже. Отвоевать каждый миллиметр… Откуда столько силищи в тощей женской руке? Ведь я всей своей массой давлю!.. Во мне килограммов семьдесят! Как минимум!

Боролись мы минут пять, и я все-таки победил. Косатка-скорпион трескуче взвыла и выронила меч. Толчок китовой башки швырнул меня обратно на плиту. Грохнулся со всей дури и чудом не вырубился. Ребра, казалось, превратились в огненную кашу. А химера ринулась к морю.

Я вдруг ясно понял: она хочет утопиться. Вода для нее — вовсе не родная среда. С момента создания — на этой самой платформе. Для нормальных косаток море — их дом. А паучий кит плавать не умеет. Прыгает по дну… Если не сможет добраться до поверхности — это смерть от асфиксии. Мучительная — но, видимо, желанная. Заберется от берега на пару сотен метров — и привет. Уж найдет место, где не дотянется до воздуха. Даже если передумает, будет уже поздно. Вернуться на мелководье вряд ли успеет.

Может, конечно, и не получится у нее утонуть… Есть шанс, что плавучесть тела помешает. Но надеяться на это глупо.

Думал об этом уже на бегу. Видел, что безмерно опаздываю, что тварь сейчас ворвется в воду — а затем погрузится. Не угнаться, не спасти. И все равно бежал. По рыхлому песку, сквозь пелену кровавой боли. Вот бы сейчас снова невесомость… Тогда бы одним прыжком…

Тут на краю поля зрения возникла невысокая фигурка. Она бросилась наперерез исполинскому монстру, раскинула тонкие руки. Преградила дорогу неистовым тоннам горя и ярости. Суицидальный порыв — обоюдный! Сейчас чудище снесет ее, сомнет, раздавит…

Так почудилось сперва, но химера все же попыталась обогнуть безрассудную женщину. Та невозмутимо шагнула вбок. И вцепилась в суставчатую лапу! Кажется, в сломанную…

Косатка-скорпион взвизгнула, чуть не завалилась на бок, беспорядочно перебирая ногами. Замешкалась. Этого мне хватило.

Поднажав, я очутился перед монстром. Обнял зубастую пасть и всмотрелся в эльфийский глаз. Вздрогнул: он показался мне яркой стекляшкой. Никаких проблесков мысли. Тварь вообще хоть что-то соображает⁈ Или напрочь тронулась умом?

Она все-таки остановилась. Был почти уверен, что продолжит меня избивать. И к морю химера больше не рвалась. Клешня и рука повисли, как плети. Золотистая радужка словно выцвела, зрачок застыл.

Значит, тварь шла вовсе не на встречу с колдуном. Она шла туда, где увидела свет новым набором зрительных органов. Точнее, мешаниной из почти человеческого, китового, скорпионьего и еще каких-то. Шла, чтобы вспомнить. Вот и вспомнила. Разом, во всех изуверских подробностях. И расхотела существовать.

Темный силуэт вблизи превратился в Звитку. Вот уж не ожидал от нее… Откуда что взялось. Такая безоглядная отвага… И ведь полезла в зону, зараженную невидимой отравой.

Ведьму колотило, она заикалась и глотала слова вперемешку со слезами. От былой храбрости не осталось и следа. Будто и не она минуту назад остановила живой локомотив, летевший в бездну.

— Я… Я в-видела, он-но на т-тебя сз-зади… — лепетала она. — Я к т-тебе… А п-потом… М-мечом!.. Себе! И… В-вижу — он-но в воду! Как п-плав-вать ему? Н-ноги-то у н-него…

— Ты умница. И очень смелая. Поняла, поймала. Спасибо, — коротко поблагодарил я.

— Г-гимори… Что с н-ним? Что будет? — Звитка вроде немного успокоилась, хотя трясло ее по-прежнему.

— Не знаю, — честно ответил я, поглаживая черную звериную щеку.

Тварь будто столбняк поразил. Мышцы напряжены, единственная ладонь сжата в кулак. На прикосновения химера не реагировала. Помахал рукой перед каждым из глаз — моргают… Те, у которых есть веки. Значит, не зависла опять. Минимальный контакт сохраняется, но толку с него…

Ведьмины закорючки тут ничем не помогут. Чудовище просто вернуло себе какую-то часть утраченной памяти. Видимо, ключевую часть — и теперь не хочет жить. А мозг, скорее всего, в порядке. Насколько это вообще возможно в таком вот случае.

Отголоски беззвучного крика пульсировали в голове. Звитке бы убираться отсюда… Закряхтев, как дряхлый дед, я отпустил хищную морду. Взял членистоногую жуть за руку и вновь заглянул в потухший глаз.

— Мы найдем тех, кто сотворил это с тобой. — Я свел кулаки перед лицом, будто держу кого-то за грудки. — Вместе. И убьем их. Всех. Ты убьешь. Или я…

Косатка-скорпион наконец-то отозвалась: слабо скрипнула, перевела взгляд. Я провел большим пальцем по горлу, твердо повторил: «Убьем». И вроде она даже кивнула, хоть и почти незаметно.

Точнее, конечно, не убьем, а попытаемся. Буду реалистом: вероятность успеха почти нулевая. При наших-то текущих возможностях… Но сейчас главное — дать химере новую цель в жизни. Достойную и долговременную цель. А достижима она или нет — это уже детали. В конце концов, если попытка будет слишком уж походить на самоубийство, можно и схитрить. Вряд ли что-то помешает мне затянуть поиски или подготовку к устранению ублюдков-вивисекторов. На неопределенный срок. Выкручусь.

Но стараться для химеры я и правда буду. Приложу все усилия. Потому что не хочу ходить по одной земле с этими мразями, которые ее скроили. И потому что считаю своим долгом помочь монстру, который столько раз меня спасал. Я уже и со счету сбился… Началось еще с волков в первую же ночь.

Я крепко пожал руку чудовища, которое помнило себя другим, и кивнул в ответ. Отшагнул слегка, приоткрывая ему путь к воде. Адекватность твари оставалась под огромным сомнением, поэтому был готов хвататься за паучьи лапы — по примеру Звитки. Впрочем, тварь не спешила сигать в глубину. Она вообще больше никуда не торопилась: плюхнулась на пузо прямо там, где стояла.

Не успел сделать и пары шагов, как сам чуть не шмякнулся рядом. Повело в сторону, еле справился. Явно стряс мозги, грохнувшись с размаху. Нос и губы неспроста разбиты. С высоты всего роста — да об площадку эту проклятую… На ощупь она больше всего походила на асфальт. Неудачно повернулся корпусом — и сломанные ребра будто наружу вывернулись. Я застыл в неудобной позе, выдавил ругательство. Вот очевидно, что косатка-скорпион одной крови с двуногими бестиями! Те же замашки — в спину сбоку клешней!

Она, кстати, обратила внимания на мои страдания. Выдала резкую руладу, поднялась, а на худых пальцах твари заиграли малахитовые огни. Да неужто. Сам я обращаться к ней за помощью сейчас не хотел. Хотя ребра прямо-таки вынуждали к этому, приходилось крепиться.

Ударило чудище после того, как я невольно создал… нечто невообразимое. Химеру. Живое, которого не было, как говорят в этом мире. Правда, живым оно пробыло считанные мгновения, но суть не в этом. Главное — я совершил примерно то же, чему подверглась сама тварь. Точнее, не она, а ее… составляющие. Включая эльфийскую девушку, которая теперь навсегда заточена внутри жуткого тела. Не полностью, лишь ее частица… Но частица, видимо, основная — мыслящая. И осознающая себя.

Как представлю это, так сразу хочется проснуться — дома, в своей кровати. Или в казарме на койке, вообще без разницы. Умыться холодной водой и тут же забыть обо всем, что увидел. Щипать себя, впрочем, бесполезно — напробовался еще в начале, сидя в подвале. Приходится признавать, что здесь не плод больной фантазии, а самая что ни на есть реальность. Право слово, легче было бы признать себя шизофреником. Но нет, не получится. Слишком все логично… и ужасно.

Думал, лечить меня химера после такого напоминания откажется наотрез. Как бы добавки не выписала. Ведь по всему получается, что я наколдовал что-то мерзкое. Еще и воспользовался тем же чертежом. Но одно дело — обращаться, а тут вот сама предлагает… В моем положении — грех не согласиться.

Я доковылял обратно к монстру, и волшебный свет разом стер обжигающую боль — вместе с переломами. Полегчало тут же. Спасибо твари, конечно, иначе жизнь минимум на месяц стала бы сущим мучением. Ну, сама сломала — сама и починила. Все справедливо.

Затем зеленый луч медленно прошелся по лицу. В голове прояснилось, разбитые губы перестали саднить. Я аккуратно потрогал переносицу — вроде ровная. Или обошлось без смещения, или вообще не ломалась. В любом случае заросло — и ладно. Красавцем и до этого не был — с моим-то черным частоколом во рту.

Благодарно улыбнулся огромному хищнику, еще раз кивнул — и повел дрожащую ведьму к невидимой границе, за которой стихал смертоносный для нее крик. Опять навалилось уныние, но я ему не поддался. Все равно уже мы вынуждены коротать ночь рядом с пляжным погостом. Бодрость духа тут нужно сохранять — хоть какую-то.

Химеру оставил там, где она разлеглась. Похоже, что мнимый звук не сильно-то ей вредил, да и мне тоже. Ну и воспринимался он в том месте еле-еле. Так что пусть и дальше глядит на темное море, если хочет. Спать мне сегодня, видимо, не придется. В конце концов, оставлять чудовище совсем без присмотра не рискну. Несколько часов — уж точно.

Звитка после своего нечаянного подвига наконец-то перестала дергаться и всхлипывать. Свернулась калачиком на хламиде, которую я расстелил на песке, и задремала. У меня же сна предсказуемо не было ни в одном глазу. Потому я тоже уставился на чуть заметную серую полоску над водой — там, где она сходилась с небом.

Поразмыслить было над чем. Раньше считал, что хоть каким-нибудь чародейством тут каждый второй владеет, один я обделен этим талантом. Ну, насчет каждого второго — это я погорячился, конечно. Однако концентрация колдунов в пересчете на десяток встреченных человек сильно напрягала. Про эльфов уже не говорю. Да что там — даже изуродованные отродья умели творить такое, что волосы дыбом! Потом мне удалось вклиниться в чужие чары, использовать их против бестии-заклинательницы. Решил, что это почти случайность. А вот теперь… Не знаю, что и думать.

Поскольку в книге, которую удалось выцыганить у старой Агнески, прямо говорилось: схемы и рисунки в этом деле очень важны, но сработают только у того, кто обладает особой силой. Там было еще много спекуляций и всякой мистической чепухи на эту тему, однако основной принцип я уяснил. Воспроизводить эффект от ведьминых закорючек даже не пытался. И, видимо, зря. Надо будет поэкспериментировать при случае. Хотя так и так рассчитывать на успех особо не приходится. И все же — проверить хочется. Ведь результат своего погружения в богатый внутренний мир рака-отшельника я успел подержать в руках. Он и сейчас должен валяться на платформе, его породившей. Утром еще осмотрю его получше.

Да, и надо бы приступать к выполнению обещания, которое я дал безутешной спутнице. Прямо завтра и возьмусь. Буду держать слово, пускай затея и выглядит неподъемной. А еще безмерно опасной — если очень мягко выразиться. Но любое дело, если разбить его на мелкие задачи, уже не так пугает своей грандиозностью. Руки уже не опускаются, когда есть какой-никакой план и прикидки, с которой стороны взяться.

Первое, с чего следует начать, — выяснить, кто возвел здесь площадку с поганым чертежом. И кто разработал и провел немыслимый, запредельно жестокий ритуал. Чернейший ритуал. Со мной рядом есть выжившая жертва, и ее следует опросить. Память-то к ней возвращается. Может, и обрывочно, но это для поисков полезнее, чем ничего. Есть, правда, один нюанс… Разговаривать тварь не способна. Никак.

Теплится надежда, что этот колдун-психопат гниет на голосящем песке среди толпы прочих мертвецов. Точнее, не гниет, а сохнет, бактериям-то до него не добраться. Тогда все становится проще. Но его подельников все равно нужно найти. И ликвидировать — в перспективе.

Так, в нерадостных мыслях, я досидел почти до рассвета. Посматривал на химеру, та почти не двигалась. Когда полоска над горизонтом стала розоветь, меня все-таки разморило. Заснул в той же позе, поэтому к моменту, когда яркие солнечные лучи пробились сквозь веки, тело сурово затекло. Недовольно потянувшись, встал и побрел к морю. Старался, конечно, не пересекать при этом рубежей участка, где мозг улавливал однообразный вопль без помощи ушей.

Наскоро искупался поодаль. Вначале не хотел снимать рубаху и штаны — ну, чтобы сполоснулись заодно. Погода хорошая, высохнут. Потом передумал: соль на них останется, потом будет кожу раздражать. Во всяких укромных местах. Не надо нам такого счастья, не такая уж и грязная одежда.

В животе заурчало, и я даже без былого омерзения вспомнил про вяленую голубятину. Теперь не осталось и ее. Надо сваливать отсюда поскорее, еду здесь отыскать невозможно. А колоссальная хищница и сейчас уже оголодала сильно. Однако вначале — одно очень важное дело. И очень неприятное.

Вернулся к Звитке. Она как раз оперлась на локоть, зевала и терла лицо. Будить не пришлось.

— Следи, чтобы я… не упал. Если свалюсь, зови гимори. Сама не лезь, тебе нельзя! Помрешь! — лаконично проинструктировал я ведьму.

Не забыл при этом сделать страшные глаза — для наглядности. Звитка спросонья вяло покачала головой, потом спохватилась: заморгала часто-часто, приоткрыла рот.

— Ты куда? — зачем-то уточнила она, хотя наверняка все поняла и без объяснений.

— Туда. Так надо, — подтвердил я, указав на потенциальный источник информации — и проблем со здоровьем, что уж там.

Брови спутницы взволнованно взлетели. Она порывалась вскочить, но я ее остановил:

— Да лежи ты, отдыхай. Мне не так плохо там, как тебе. Обойдется все, да я и недолго. Но все-таки на меня смотри. Мало ли, вдруг хуже станет. Только сама не лезь!

Оставив Звитку беспокоиться и таращиться на мои блуждания, я направился к химере. Перед вылазкой надо и с ней пообщаться… Как уж получится.

Чудовище так и громоздилось у линии прибоя, изображая авангардную скульптуру. Я тронул его за руку и когтем написал на мокром песке одну фразу: «Кто это сделал?» Не по-русски, естественно, а на единственном местном языке, который хоть как-то изучил.

Поверхность для рисования как раз была подходящая: грунт увлажненный, слежался, при этом волны сюда пока не доставали. То есть сразу буквы не смоются. Выглядели они чисто, как в книге, углы и черточки я выводил прилежно. Читаются вроде отлично.

И тварь однозначно их узнала. Оторвала брюхо от земли, подалась вперед, едва не уперлась в значки янтарным глазом. Который еще и заблестел сразу. Я аж дыхание затаил. Ну давай, думай, отвечай! Опасался, что она только эльфийскую письменность учила в свое время. А у меня с каракулями длинноухих чуть слабее, чем никак.

Где-то через минуту насилу сдержал восторженный возглас: химера принялась царапать песок острием клешни! Инструмент для этого подходил так себе, символы получались размашистыми, корявыми и смазанными. Однако ясно, что это буквы!..

А спустя еще пару минут я разочарованно пробормотал неприличное слово. Да, это действительно были буквы — но ровно те же самые, которые начертал мой палец. И в том же порядке. Косатка-скорпион попросту скопировала фразу — не понимая ее смысла.

Так, попробуем зайти немного иначе… Есть же способ, который уже себя прекрасно зарекомендовал. Я повторил вопрос вслух. «Кто» — указал на первое слово, потом пожал плечами и развел ладони. «Это» — тычок в нужные буквы, затем взмах в сторону дьявольской платформы. «Сделал» — снова привлек внимание к значкам и обвел кистью многоглазую морду.

Та лишь качнулась и сощурилась. Рассеянно мигнуло веко, прикрыв яркую радужку. И сразу оживленный блеск пропал, словно его смахнуло ресницами.

Ладно, попытка провальная. Но зато я выяснил, что с человеческими алфавитами моя онемевшая собеседница сталкивалась. По крайней мере с одним — которым пользовались в некой «средней земле». Какие-то ассоциации у твари возникли. Вероятность этого, кстати, была невысока. Я понятия не имел, насколько хорошо эльфы в принципе владеют речью «маложивущих». У них ведь есть встроенный автопереводчик. На допросах, например, ушастые мрази меня прекрасно понимали — но объяснить это можно по-разному. То ли освоили чужой язык, то ли механизм и в обратном направлении работает.

В общем, вынужден пока отложить самый важный вопрос. Может, чудовище еще вспомнит, как читаются буквы и что значат слова — без жестов. Как-то же мы с ним связь наладили. А если так и не откопает былые знания… Ну, тогда придется учить его с нуля. Меня ж научили, в конце концов. Или, чем черт не шутит, попробую преподавать ему азбуку, знакомую мне с детства. Пусть записывает кириллицей здешние слова. Так мне будет проще их понять. На худой конец, можно и латиницу попробовать.

Но все это — уж точно не сейчас. Оставив химеру грустно пялиться на обе надписи, я шумно выдохнул и твердо зашагал вглубь территории, отравленной призрачным криком.

Придется искать здесь улики и зацепки, что ж поделать. Очень не хочется, но нужно. Иначе получится, что я даже не попытался осуществить наш уговор.

Зацикленный вопль впился в разум, крепчал с каждым пройденным метром. Сжав зубы до скрипа, я двинулся кругами, пытаясь разглядеть поблизости мертвые тела. Вскоре обнаружил первое. Рядом с ним — еще два. Пришлось встать на колени и разгребать песок руками. Трупы стерильные, никакой дряни от них не подцепишь. Так что можно и без тряпки. Хотя заманчивого в этом мало, но и возиться долго нельзя.

Увы, почившие эльфы ничем не порадовали. От одежды сохранились в основном обрывки тех частей, которые оказались под покойниками. Остальное, видимо, истрепалось и разлетелось. Впрочем, несколько фрагментов с выцветшей вышивкой я все же прихватил. Авось тварь распознает узоры. Вдруг пригодится.

Никакой мелочовки поблизости от тел не валялось, хоть я и просеивал песок горстями. Ни монет, ни украшений, ни амулетов каких-нибудь. Короче, без пользы тут ковырялся. Не судьба, идем дальше.

То, что я издали принял за крупную гальку, оказалось выступающими частями конских тел. Таких же мумифицированных и почерневших. Все равно не особо понимаю, как так получилось. Дожди тут должны быть частыми. Однако вот они, мумии. Значит, влага все равно постепенно выпаривается. Даже если и пропитывает мертвые ткани на поверхности, то ненадолго.

Что это были именно кони, определил по копытам. Стало быть, четвероногое, которое я рассматривал вчера, тоже было лошадью. Значит, обыкновенный транспорт. Никаких особых модификаций не приметил. Зубы, например, типичные для копытных, пропорции туловищ и конечностей стандартные. Лишних деталей никуда вроде не прикручено. Глазниц всего по две на каждой голове.

Удивляет только, что лошадей тут лежит как-то подозрительно мало. Пока нашел трех, а гуманоидов — в несколько раз больше. Может, прочие скакуны упокоились где-то поодаль. Или вообще погребены под слоем песка, так не увидеть.

Снова труп длинноухого, и снова облом. Точнее, дохлый номер. Не считать же удачной находкой насквозь проржавевший длиннющий меч. Тем более испорченное оружие мне уже здесь встречалось. Два кинжала, что-то вроде копья и лук. Оставил их валяться там же, где подобрал. Кроме копья: древком удобно было переворачивать трупы. Да и опереться можно, случись что.

Правда, одет этот поприличнее: что-то вроде стеганой куртки с рыжими нашлепками железных пластин. Или даже стальных, тут не поймешь. Частично они отвалились, куртка тоже изодрана, но все равно выглядит солидно. Забрать, что ли? Поскреб пластину кинжалом и тут же отказался от этой идеи. Коррозия ее изъела до половины, если не больше. Вон как хлопья оксидов отслаиваются. Такая ни от чего не защитит, даже если стеганку починить. Только лишнюю тяжесть таскать.

Опознавательных знаков на ткани опять не заметил. Ни герба, ни эмблемы какой-нибудь. Ничего, мертвецов тут еще навалом…

Кстати, с тех, которых я отыскал раньше, тоже сыпались ошметки кожи и плотной ткани. И ржавчины рядом хватало. Вывод — они все носили что-то вроде легких доспехов. Охрана колдунов? Или их истребители? В любом случае, видимо, их компетентность оставляла желать лучшего.

Через десяток шагов расследование пошло интереснее, поскольку там обрела вечный покой целая группа стройных и ушастых. Безголосый крик здесь пробрал до печенок. Я поморщился и оборвал рефлекторное движение рук, которые дернулись вверх. Такой себе из меня Шерлок, конечно, но причину смерти констатировать могу уверенно. Если этот назойливый вопль даже сейчас пробирается в мозг, минуя органы слуха… Ведь, судя по всему, прошло-то уже не меньше десятка лет, и это явно остаточные явления. Что же тут творилось, когда… Когда он прозвучал впервые? Позы мумий недвусмысленно намекают — очень уж характерные. Все осмотренные эльфы, как один, прижимали руки к голове. Точнее, к ушам — в безнадежной попытке заглушить убийственный крик. Обширный инсульт или что-то вроде — почти мгновенно накрыло их. Опыт Звитки подталкивает именно к такой гипотезе. Мучились, должно быть, страшно — но недолго.

Я обернулся к ведьме и помахал ей, сигнализируя, что пока в порядке. Она вначале вскочила, но потом поняла все правильно. Уселась обратно, продолжая следить за моей возней на клочке побережья, пораженном невидимой порчей. А я принялся ворочать мумии.

Ветер и песок основательно сточили сухую плоть с костей, во многих местах обглодали их дочиста. Что уж говорить об одежде. Даже тканая и кожаная амуниция не выдерживала. Один из эльфов, засыпанный сильнее прочих, при жизни щеголял кольчугой из туго сплетенных фигурных колец. Сейчас об их прежней форме больше приходилось догадываться: слиплись в почти сплошную ржавую скорлупу.

Ого! А вот другой счастливчик помер не от вопля. Ребра справа разрублены, а слева грудь проткнута. Я даже потрогал когтем дыру. Ее края отчетливо выделялись, разошлись, когда кожа и мышцы каменели. Что показательно, кисть покойника пыталась зажать рану, а не слуховой канал.

Здесь раскопки вышли чуть продуктивнее: с ворота кольчуги снял крупную заклепку с гравировкой, а у заколотого под боком отыскал кинжал с приметной рукоятью. Пластинка металлическая, тяжелая. Но, к счастью, не сталь, а что-то вроде низкопробного сплава золота. Или не золота, потому что в агрессивной среде потемнела. Однако в центре хорошо просматривается треугольник, из сторон которого выходят три линии. Явно не просто для красоты он выписан, что-то должен означать.

А рукоять просто обмотана лентами, которые почему-то сохранили цвет. На ощупь жесткие, наверняка чем-то пропитаны.

Вроде потрудился-то всего ничего, а утомился так, будто шесть соток вскопал. Пора сделать паузу, отдохнуть. Через полчаса можно вернуться и продолжить. Времени, конечно, у нас нет, жрать тут твари нечего, как и нам самим… И вода заканчивается, булькает на дне фляги. Тут настоящая пустыня, а дождя не предвидится. Когда еще найдем родник или ручей. Опреснить бы морскую, да для этого нужен хотя бы полиэтиленовый пакет. Ближайший такой — в соседнем мире. Ну а что кастрюли нет или котелка — уже неважно.

Так что вечером выдвигаемся обязательно. А сейчас пробегусь вглубь орущего участка. Раз уж я таскаюсь по стихийному захоронению, надо проверить, что там. С опаской, ясное дело. Но если уж искать намеки на причину и участников давних событий, то избежать гнусного места не выйдет. Эх, вот подстава-то.

Чем громче становился отсутствующий звук, тем больше встречалось изрезанных и изрубленных останков. У одного мертвеца была отделена кисть, которая валялась аж в трех метрах от тела. У другого из торса торчали обломанные древки стрел. Третьему пробили печень, причем так, что ее клочья высунулись наружу. Четвертого насадили на копье, и он так и загнулся, пытаясь его выдернуть. Я оказал ему эту запоздалую услугу и выяснил, почему он сам не справился. Длинный наконечник зачем-то зазубрили, сделав его, по-моему, максимально непрактичным. Но ушастым, наверное, виднее. Особенно данному конкретному страдальцу. Дальше — полный набор: и стрелы, и разрезы, и квадратная дыра в голове. Не помог бедолаге жилет из выпуклых дощечек и такие же наручи с поножами. Их я снял, потому что выглядели броско и следы рисунка на дереве сохранились. Уже рук не хватает, а сумка не резиновая.

Все найденные покойники неизменно оставались субтильными и высокими. На уши теперь не смотрел, но, скорее всего, здесь только эльфы. Либо те, кто устроил эту бойню, сами успели слинять до потустороннего выброса, либо высокорожденные изволили резать друг друга. Люди так делают — почему бы и длинноухим не вести себя аналогично? Актуальнее вопрос, ради чего они схлестнулись на голом пляже. Похоже, разгадку они унесли с собой в могилу.

Так, а вот это, видимо, все-таки человек. Грудная клетка широкая, а рост подкачал. Наклонился над ним — уши нормальные. Вот еще один почти такой же полукостяк, словно они братья… Лохмотья на останках выглядят скромно, хотя сейчас и трудно понять, во что они были одеты. Оружия рядом нет. Дрянное железо за этот срок могло проржаветь начисто, но тогда поблизости бы остались его следы. Тут — ничего подобного. Значит, не воины. А комплекция-то богатырская… Грузчики, что ли? А чего их так мало тогда?

Одно тело лежало особняком от прочих. Если мысленно прикинуть, то получалось, что находится оно ближе к центру аномалии. Судя по двум бугоркам засохшей плоти на груди, это была женщина. У ее пояса я увидел комок истлевшей ткани, по виду напоминавший свернутую куртку. Или сумку…

Сумка — это славно. В ней может обнаружиться… Ну, не паспорт, конечно. Увы, с ними в средневековых обществах не ахти. Но хоть что-то, указывающее на личность владельца.

Из чистого упрямства я приблизился. Неслышимый крик усиливался с каждым шагом. Надрывный, на одной ноте, полный боли и безумия… Так мог бы звучать предсмертный вопль человека, загнанного в ловушку — и понимающего, что его жизнь оборвется через жалкое мгновение.

Труп уже был совсем близко, звенящий полустон стал почти невыносимым. Забрать сумку, оборвав ветхую лямку — и прочь отсюда.

Протянул руку — и отпрянул, шлепнулся на задницу. Не вставая, проворно попятился. Показалось, что крик, который бился о стенки черепа, минуя уши, исходил как раз вот от этой костлявой мумии… Мертвецы здесь, в совершенно неправильном мире, могут ходить и нападать, как живые… Но труп лежал смирно. Только голосил на повторе.

Отличался от прочих он не только половой принадлежностью. Кисти эльфийки были пробиты насквозь тонкими шпильками, на которые с обеих сторон навертели массивные гайки. По виду золотые — по крайней мере, совершенно не окислились. На каждой из пяти граней выгравированы символы, отдаленно похожие на ведьмины каракули. Попытался отвинтить — не вышло, прикипели будто… намертво. Ну, успею потом. Между окаменевших бугорков на груди красовалась бляшка медальона. Кажется, из почерневшего серебра… Я аккуратно поддел когтями узорчатый кругляш, но он не пожелал отделяться от сморщенной кожи. Вначале подумал, что он присох, но все оказалось сложнее: медальон сидел на штырьках длиной с полмизинца, вбитых между ребер. Это я увидел, когда отковырял его при помощи кинжала. Заберу, разумеется.

А главное… Меня аж передернуло. Прямо в голову, немного выше лба, вкрутили шуруп, увенчанный крупным белым камнем. Именно шуруп — резьба на верхней части вполне виднелась. Следы кровоподтеков на кости намекали, что имплантация прижизненная. Хотя я не патологоанатом, могу и ошибиться. Учитывая, сколько времени прошло. Однако вряд ли кто-то намеренно уродовал покойницу — в этом месте, где непрерывно звучит немой крик.

Картина больше всего напоминала ритуальное жертвоприношение, как их обычно описывают. Однако оков и остатков веревок на трупе не наблюдалось, рядом с ним не валялись другие тела. Могли, конечно, и колдовством удерживать, а не физически…

Так, что-то перед глазами слегка поплыло. То ли от нервов, то ли загробный вопль влияет. Пошел-ка я отсюда. Объявляю себе перерыв.

Загреб палкой вожделенную сумку, сунул под мышку и понесся к химере — показывать трофеи. Не могу уже это выносить — причем больше всего изматывает конфликт слуха и восприятия. Мозг понимает, что звука-то и нет, но при этом четко его слышит…

Отдышавшись, начал раскладывать находки перед тварью. Та заметно оживилась, посвистывая, тянулась то к одному клочку ткани, то к другому. Я подносил ближе, химера бережно брала их кончиками пальцев. Вглядывалась в полустершиеся линии и кружочки, и мне чудилось, что в ее памяти со скрипом проворачиваются шестерни, затянутые пылью и паутиной. Вертятся все быстрее, новые стимулы капают на них смазкой…

Больше всего чудовище заинтересовал значок на заклепке. Оно покатало кусочек металла на ладони, рассматривая под разными углами. Ленты на кинжале не вызвали никакого отклика, наручи тоже ничего не всколыхнули. Основные надежды я возлагал на медальон с груди мумии, но зря: тварь лишь равнодушно покосилась на него, сразу переключившись обратно на заклепку. Осталось выпотрошить сумку… Пустой она точно не была, внутри болтались несколько вещиц. А еще что-то позвякивало.

Так, что в ней… Какая-то труха, россыпь закупоренных пузырьков с непонятными порошками и жижей… Тут у нас коллега Яцека, что ли? Еще кольцо из трех обручей, как бы переплетенных между собой, и с кристаллом, засверкавшим на солнце десятками граней. Надо же, какая тонкая работа. Поразительно. И самое занимательное — овальный футляр из коры, похожий на тубус. Размером с три моих ладони, украшен выжженными орнаментами. Среди них выделялись три снежинки разной формы. Опять снежинки?.. Что за фетиш такой у этих нелюдей.

Кстати, технология очень похожа на ту, которой пользовались в общине радикальных экологов. Ясно, откуда ноги растут. Я повертел предмет в руках, не понимая, как его открыть. Крышки на торцах вроде нет. Кора рассохлась, пошла трещинами, и не так-то просто оказалось нащупать зазор между половинками тубуса. Поддел его когтем, что-то щелкнуло — и футляр наконец разомкнулся, как школьный пенал.

Оттуда вытряхнулась стопка листков. Поймать их я не успел, поспешно кинулся поднимать, пока не улетели в воду. Ага, не пустые! Плотно исписаны и изрисованы! Эврика, что называется!

Жадно вцепился взглядом в творчество неизвестного автора. Тьфу ты, ну и чего я ожидал? Сплошь незнакомые письмена, отдаленно похожие на японские иероглифы. Записи были, наверное, весьма познавательными, но совершенно для меня бесполезными. Ряды, косые столбцы, кольца и спирали из символов, имевших очень мало общего с тем алфавитом аборигенов, который я с грехом пополам вызубрил.

— Ты взял это там? — раздался прямо над ухом женский голос.

Я едва не подпрыгнул и возмутился:

— Звитка! Какого хрена⁈ Чего подкрадываешься? Видишь ведь, занят! И так уже здесь все… жилы вымотал!

— Есть очень хочется… — пожаловалась ведьма, которая не сильно раскаялась в своем поступке.

— Мне тоже, — искренне поддержал я. — Скоро уйдем отсюда. Я бы хоть сейчас, но, видишь… Обещал гимори. Вода осталась у тебя?

— Чуток есть, — грустно подтвердила она. — Пить тоже хочется, но я оставила. Когда совсем невмоготу станет…

— Вот и правильно, — похвалил я. — Беречь надо. Не так жарко, потерпим.

Сам при этом продолжал разочарованно перебирать листки. Вот ты какая, эльфийская рукопись… Когда косатка-скорпион наконец отлипнет от треугольника на заклепке, наверняка будет каждую страничку так же разбирать по полчаса. Но это грамота длинноухих! Уж ее-то тварь должна вспомнить! Очень повезло с этим тубусом, до крайности!.. Завалялся в сумке, не сгнил, не рассыпался! Приливами не смыло, штормом не унесло! Даже если там какой-нибудь романтический дневник, рецепты дедушкиных настоек или пособие о ходе лечебного голодания, все равно укажет на личность одного из участников давнего побоища. А дальше можно размотать клубок. Только бы нитка не оборвалась.

На очередной странице я задержался и хмыкнул. Химера протянула руку к футляру, который я зажал локтем. Не отвлекаясь, передал расписную штуковину. Она меня уже совсем не увлекала. Все внимание приковал к себе невзрачный листок размером с блокнотный — похоже, будто он из серой бумаги, но не уверен. На нем была схематичная картинка, словно срисованная из старого учебника по биологии. Дождевой червь, рядом с ним что-то вроде ланцета, лезвием к кольчатому тельцу, — и результат: два куска и маленький, но целый червь. Куски обведены волнистыми полукругами, через них проходит такая же линия. И под этим… Другой червь, явно плоский, очень похожий на планарию. Ланцет рядом, а как итог — три планарии поменьше. И тоже стоит какая-то отметка, но уже совсем другая.

Крохотные организмы прорисованы тщательно — а это значит, что у автора был примитивный микроскоп или его аналог. И что он тот еще педант. Планарии изображены немного разной формы, каждая — с отдельным комментарием, похоже. Рядом обозначено что-то вроде шкалы — наверное, для сравнения размеров. У отрезков дождевого червя тоже были комментарии, но куда менее подробные. Если оценивать по количеству символов.

Вот так сюрприз. Тут не надо знать эльфийскую грамоту, чтобы понять: это не дедушкин дневник про самогон — это заметки по естествознанию. Вроде странно их обнаружить в таком месте, а вроде и предсказуемо. Колдуны, которые конструируют небывалое и живое, должны изучать строение и особенности используемых… расходников.

Членистоногий кит неожиданно выпалил серию отрывистых щелчков, и я спохватился: что там с тубусом? Какая реакция на него?

Да, впечатление на тварь он произвел, как и ожидалось. Особенно одна из снежинок, кажется. Во всяком случае, именно на нее химера пялилась неотрывно. И при этом плакала. Всеми глазами, где есть слезные железы. Густые капли текли по дельфиньей морде, смешиваясь с чистыми и прозрачными.

Я опустил руку с листками. Потом с ними разберусь. Подошел к жуткой громадине, обнял толстенную шею. Она в ответ тоже обхватила меня, стиснула сгибом клешни. Ребра вознегодовали, но терпимо.

— Не надо… — шепнул я. — Не плачь… Мы их найдем, этих гадов. И твоих родных тоже найдем…

Почему-то уверен, что нелепая маркировка на футляре вызвала у обездоленного монстра именно мысли о доме. Может, потому, что нечто подобное тварь рисовала в лесу. Над крышей здания с башенками и шпилями.

Постояли мы так минут десять, наверное. Химера перестала вздрагивать, слезы высохли — точнее, впитались в мою рубаху. Вздохнув, я потрепал чудище по гладкой щеке и отстранился. Нужно закончить здесь дела — и убираться подальше от скверного пляжа.

— Снова пойду туда, — сказал я сразу обеим спутницам, кивнув на эльфийский могильник. — Я скоро. Следите. Звитка, сама не суйся туда, помнишь?

Ведьма, которая смущенно мялась рядом с нами, вдруг порывисто прижалась ко мне. Отшагнула, поймала мой недоуменный взгляд и сказала:

— Возвращайся. Тут очень плохо.

— Куда уж денусь, — усмехнулся я.

И прошествовал сразу туда, где находиться было сложнее всего. К изуродованному женскому трупу. Не давала мне покоя усопшая мадам. Или мадемуазель, кто теперь знает.

Покойница нашлась там, где я ее оставил, и вроде двигаться не пыталась. Если несуществующий вопль исходит именно от нее, то тело можно переместить… И очистить таким образом этот участок, а потом обследовать прочих мертвецов уже без риска для здоровья. И вдвоем со Звиткой, а это ускорит дело. В расположении бесславно павших эльфов просматривалась какая-то система, но крайне смутно. Глядишь, вместе додумаемся.

Приподнял труп палкой — и сразу усомнился в своей версии. Ну, насчет жертвоприношения. Под бедром у дамы нашелся первый аргумент против этого — увесистый кинжал. Придвинул его к себе. Красноватый металл на удивление неплохо выстоял в борьбе с коррозией. Так что оружие можно даже использовать по назначению. Только сперва почистить и наточить. Приберу, пригодится.

А когда я просеивал песок, порезался о ржавый меч. Повезло, что среда стерилизована. Клинок выглядел непривычно узким. Скорее это даже не меч, а шпага. Или рапира — не помню, в чем разница. Рукоять вычурная, должно быть, для защиты пальцев. Тоже прихвачу с собой. Много этой рухлядью не навоюешь, но хотя бы монстру покажу диковинку.

Поза у трупа странная: лежит на спине, колени подогнуты. Словно длинноухая в момент гибели зачем-то отклонилась назад. Обычно люди, теряя сознание, заваливаются вперед. Ну, могло и так получиться, само по себе ничего не значит. Но оружие никто бы жертве не оставил, кроме совсем уж клинических идиотов. Обращаться женщина с ним наверняка умела. Об этом говорили обрывки многослойной и обильно проклепанной жесткой материи, которые крошились при осмотре. Явно не в бальном платье померла.

Любопытство вкупе с практическими соображениями пересилили опасения, и я со вздохом выудил из котомки обрезки самодельных веревок. Тех, которые остались от транспортировки адских бестий. Связал куски ткани вместе и затянул узел на ноге мумии. Действовал почти на ощупь, не выпуская из поля зрения голову и руки покойницы. Потащил ее в противоположную сторону от косатки-скорпиона и Звитки. Шел спиной вперед, по-прежнему не отводя взгляд от трупа.

Метров через двадцать остановился. Источник фантомного звука со всей очевидностью отдалялся. Значит, иссохшие останки тут ни при чем. Ну что ж, волочем обратно. Зато как раз это тело можно изучить за пределами нечистого поля чудес. А оно явно перспективнее всех остальных.

— Зачем ты его притащил⁈ — нехорошо изумилась Звитка, завидев, какой груз я тяну за собой.

— Затем, — исчерпывающе объяснил я свою позицию. — Ты же есть хотела?

Ну да, не удержался. Нужна же какая-то психологическая разрядка. Ведьма ошарашенно вперилась в меня, даже челюсть отвисла. Оценив, как переменилась ее физиономия, я рассмеялся.

— Прости, я шучу! — проговорил быстро, наконец-то отпуская веревку. — Не обижайся. Нам нужно с нее взять… Ну, что поможет искать дальше.

Звитка сперва нахмурилась, но все же улыбнулась. А химера повела себя непредсказуемо. Прищурилась, сфокусировавшись на трупе, а затем подскочила и втоптала грудную клетку в песок. Звонко хрустнули кости. Тварь, выдернув лапу из пролома, брезгливо окунула ее море.

Узнала, стало быть. Неужели эта носительница экстремального пирсинга все-таки причастна к черному обряду? Впрочем, почему бы и нет. Ну хоть с одним врагом чудовище поквиталось, пусть тот и был давно мертв.

Надо же, солнце опять лезет к воде. Когда только успело преодолеть две трети своего пути? Осень, понятное дело, но не настолько же. Уходить надо буквально через час, не позже. Чтобы до кромешной темноты успеть отдалиться достаточно. Надеюсь, там где-нибудь и ручеек сможем найти… Пойдем, конечно, не по пляжу, никому он уже никуда не уперся. В крайнем случае росу соберем. Или зелень пожуем. В том числе и химера, куда ей деваться.

Взгляд мой упал на узорчатый тубус. Тварь по-прежнему сжимала его в ладони. Листки-то где⁈ А, я же сам на автомате сунул их в котомку.

Вдруг до меня дошло. Разум как будто взломал неощутимую преграду, и мысли сразу потекли быстрее. Аж кольнуло в затылок. Чертовы мозги тупого тролля! Но теперь-то все встало на свои места. Планарии!..

Тот, кто разработал этот ритуал, был гением. Конченым больным выродком, но гением.

Я выхватил стопку листов, стремительно перетасовал их, пытаясь отыскать подтверждение своим внезапным выводам. Нашел. Вот оно — начерчена схема из четырех овалов, соединенных дугами и линиями. И символы рядом. Один из них я видел на сатанинской платформе. Да что там — и всю схему видел. На той же площадке. Кинулся к ней, чтобы удостовериться. Влез, не касаясь руками поверхности, — да, такая же. Очень похоже, только на листке набросан эскиз, где деталей меньше. Звитка испуганно глянула на меня, но промолчала.

Наверное, каждый, кто хоть как-то интересовался биологией в школе, помнит о невероятной способности планарий к регенерации. Этого червя можно нарезать на кусочки, и из каждого вырастет полноценная особь. Вот он, ключевой компонент этих гадин, которые дважды пытались меня угробить. Именно он обеспечивает им такую живучесть — и возможность восстанавливаться после самых тяжелых травм.

Вот почему для них даже кинжал в глазнице — не приговор. Вот почему у паучьего кита отрос членик на лапе. Вот почему его бока временами сочатся слизью с ароматом дождя и мяты… Вот почему овалов именно четыре.

Эльфийка, косатка, скорпион, планария. Не три, а четыре.

Про вегетативное размножение растений в этом мире наверняка знали, а вот о том, что и некоторые животные так могут, — вряд ли. Если гимори и способны вообще спариваться, то уж точно не передают свои приобретенные признаки по наследству. Об этом никто никогда здесь не слышал. Похоже, колдун-вивисектор был первым, кто догадался разводить своих тварей, как сортовые смородину или крыжовник, — черенками. Подобрал решение многовековой проблемы — простое до гениальности. Да уж… Слов нет, кроме матерных.

Я тоскливо посмотрел на чудовище, которое тоже следило за моими метаниями — физическими, мыслительными и душевными. Косатку-скорпиона не изготавливали намеренно. Она действительно оказалась лишь побочным результатом… Даже отходом производства. И деформированную, изувеченную тушу, в которую слепились все ненужные колдуну остатки, здесь просто оставили доживать последние часы — или минуты. Сколько может прожить нечто, спаянное из организмов с принципиально разными дыхательными, пищеварительными, нервными, эндокринными, кровеносными и всеми прочими системами?

Там, где на платформе запеклись эти мерзкие натеки… Это же она там лежала. Неизвестно, сколько. Выходит, когда-то ей пришлось поголодать намного суровее. Как она выжила?.. Как смогла отладить метаболизм, отрастить клешню и лапы до такого размера, чтобы они стали функциональными? Скорпион же не мог быть крупнее, чем полметра! Хотя у адских бестий, которых где-то сейчас разводят, эти пропорции тоже нарушены. Значит, это у них общее.

Я разбросал листки по площадке, с ненавистью впился в них глазами. Спрыгнул и долбанул кулаком по платформе. Когти глубоко вонзились в ладонь, отбитая рука заныла. Боль немного отрезвила.

Стряхнул выступившие капли крови, прошелся вдоль платформы, успокаиваясь. Итак… Что имеем. Некий талантливый подонок или его идейные наследники уже, пожалуй, не один десяток лет производят почти одинаковых химер нехитрым методом разрубания и откармливания. Рубят, вероятно, только надвое, в районе живота.

Скорее всего, в природе нижний обрубок бестии не выживет. Но если его поддерживать искусственно… Кормить через трубку, вставленную в пищеварительный тракт, например. Тогда шансы неплохие — учитывая живучесть паршивых гадин. Единственное — дышать через кожу, в отличие от планарий, они явно не приспособлены. Хитиновый покров — мощное препятствие для газообмена. Однако выход найти можно — хоть бы даже закачивать воздух в кишечник, чтобы там всасывался кислород. Вариант, конечно, не идеальный — исполненный буквально через задницу. Но частично закрывает вопрос с дыханием. Некоторые рыбы при нехватке кислорода в воде заглатывают воздух с поверхности. Нет, правда, вполне рабочий способ выходит. Главное при этом — не перестараться, а то можно и чересчур надуть, повредив органы. Даже не сомневаюсь, что колдун-живодер тоже дошел до идеи, которую я набросал чисто навскидку. Или он даже выдумал что-то более изящное. Кто знает.

Наверняка на разведение пускают лишь часть готовой продукции. Еще должен быть какой-то процент брака: что-нибудь отросло неправильно, отрубленная половина твари погибла, толком не сформировался мозг и так далее. Допустим, восстановление до условно целой гадины из половинки занимает три года. Или два. Допустим, прошло тридцать лет. Хочется верить, что меньше, но возьмем с запасом. Тридцать поделить на три — десять. Дальше вспоминаем степени двойки… Проще всего это сделать по ассоциациям с компьютерами. Точнее, с объемом памяти. Эх, покупал я когда-то плашки оперативки и флешки… Два, четыре, восемь, шестнадцать… Тридцать два, шестьдесят четыре, сто двадцать восемь, двести пятьдесят шесть. Пятьсот двенадцать, гигабайт… Ой, тьфу, тысяча двадцать четыре. Две и сорок восемь… А, нет, это уже перебор.

То есть, по грубым прикидкам, колдун или приспешники за это время могли получить около тысячи кошмарных исчадий. Около тысячи… Понятия не имею, где и каким образом их размещают, как сдерживают агрессию и ограничивают перемещения. Но, видимо, контроль не идеален: твари начали просачиваться за условный периметр. Поодиночке или небольшими группами… Либо их сознательно отпускают, чтобы испытать в полевой обстановке. Тысяча таких отродий… А меня почти прикончила единичная особь.

Они создают себе армию. Эффективную и абсолютно беспощадную. И вполне возможно, что уже ее сделали.