Цепенея от ужаса, я отшатнулся. Мгновенно различил множество деталей: синюшно-багровые пятна и гниющие язвы на коже, вонь протухшего мяса, левая щека, изъеденная червями… Ладно, какие-то признаки еще можно было списать на болезнь — всякое бывает. Но все вместе… А самое главное — этот мутный, бессмысленный взгляд. Будто стекляшки вставили.
Бродяга однозначно не был живым. Ему полагалось бы лежать где-нибудь под кустом и мирно разлагаться, но покойник начхать хотел на такие условности, как смерть. Всем своим видом он опровергал замшелые стереотипы на тему спокойных и безобидных мертвецов.
Тут он качнулся и махнул рукой, едва не зацепив меня ногтями. Я пришел в себя и рубанул по гнилому торсу. Судя по всему, глаза, затянутые белесой пеленой, оказались вполне даже зрячими.
В нос ударил сильный запах падали, из раны медленно потекла черная вонючая жижа. Ну и гадость!
Гопник-мертвяк потянулся к ножу, который висел у него на поясе. Э, нет, еще чего! Лезвие меча рассекло ему предплечье. Я немного не попал, хотел повредить кисть, но и так сойдет. Покойник глухо булькнул и снова отмахнулся длинными ногтями. Эй, стой, это моя фишка!
Бросив меч, выхватил самодельное копье и с разбегу пробил им грудь мертвеца, ближе к шее. Палка треснула, но выдержала. Насадив труп на острие, рывком приподнял его и швырнул в кусты. Подоспевшая оттуда тварь мощно обрушила свою клешню на дохлого налетчика. И принялась вбивать ему лицо в затылок, словно кувалдой. После четвертого удара громко хрустнуло, из-под клешни брызнуло тухлятиной. Брезгливо отряхивая лапу, химера осторожно поползла к реке. Я же почувствовал, как стынет в животе ледяной ком. Прямо за ее хвостом поднимался тот же лучник. Без головы. Лишь кусочки черепа болтались на лоскутах кожи, да отвисла набекрень нижняя челюсть. Из шеи торчал обломок кости.
Обезглавленный труп снова забулькал, выплескивая прелую слизь. Качнулся, вытянув руки. Набок вывалился распухший язык, которому больше не мешали щеки. Мать моя женщина! И как уничтожить… вот это?
Никогда не боялся покойников. Хоть и учился не в медицинском вузе. Но раньше они не пытались ходить — по крайней мере, при мне.
Химера только разворачивалась, сминая кусты, а недобитая падаль уже бросилась на меня. Успел отскочить — мертвяк по инерции пролетел мимо и запутался в ветвях. Меня обдало такой волной гнилостного смрада, что чуть не вывернуло наизнанку. Закашлявшись и пытаясь проглотить желчь, я пропустил момент: шею вдруг словно опалило справа. По коже потекло теплое. Вашу ж мать, еще один!
Откуда появился новый доходяга, я так и не понял. Он навалился на меня, пытаясь сбить с ног, и вцепился зубами в хламиду. Прокусить ее, конечно, не смог, но очень старался. Недолго думая, я изо всех сил врезал ему кулаком по челюсти. Влажно хлюпнуло, плешивая голова мотнулась, выпуская мои лохмотья. Костяшки немилосердно засаднили. Ободрал…
Пихнул труп коленом, подхватил с земли меч. Несколько взмахов — и клинок увяз между позвонками! Насилу выдернул. Вот черт! Какой-то уж чересчур активный дохляк — даром что без оружия, в отличие от других!
Разрубленная до кости шея не беспокоила мертвеца совершенно. Безголовый таки вылез из кустов и ринулся на помощь собрату — но толку от него было мало. Еще пара мгновений — и кусаку снесла черная туша. Замолотила клешней и лапами, превращая покойного в неаппетитную тухлую отбивную. Допрыгался.
Пока косатка-скорпион разбиралась с «активистом», я занялся недобитком. Он, несмотря на отвратную внешность и тошнотворную вонь, большой опасности уже не представлял. Лишившись рожи вместе с глазами и ушами, много не навоюешь. Без мозга обычно тоже, но тут уж закон природы сплоховал.
Завизжала ведьма — метрах в десяти. Я отвлекся, и ослепший труп чуть не пропорол мне бедро ножиком, которым наугад размахивал во все стороны. Нет, что-то рано я его списал со счетов!
Прыгнул, обходя мертвяка, и от души поддал ему ногой под зад. Тот потерял равновесие и сунулся в дерево ошметками шеи. Так, теперь скорее! Ткнув его копьем, я навалился всем весом, с хрустом продавливая наконечник между ребрами. Вначале шло туго, потом стало заметно легче — копье вонзилось в землю, пришпилив дохлого гопника, будто экспонат в сомнительной коллекции. Не теряя времени, я замахал мечом, стараясь попадать по суставам. Без ног не побегает!
Через несколько минут я остановился, тяжело дыша. Ох, нелегкая это работа — расчленять труп! Особенно когда он дергается, не теряя надежды встать и снова наброситься на тебя. С трудом разрубил один коленный сустав, второй — только до половины. Еще удалось перебить пару сухожилий и отсечь синюшные кисти рук. Устроил, так сказать, радикальный маникюр. А то больно уж мне покойничьи ногти не понравились.
Бросился к реке, чтобы помочь «потерпевшему». Оказалось, что он и сам почти справился, но я все же решил влезть. Хуже не будет. Подсечкой сбил гнилого вояку и с ходу начал кромсать его клинком. Случайно распорол брюхо — и сполна наглотался неповторимых миазмов разложения. Давясь и кашляя, все-таки сумел за десяток суматошных ударов отделить руку в локте и стопу. На большее меня не хватило. Не беда, этот инвалид и так на ладан дышит. Ну, точнее, дышал бы, если бы мог.
Кинулся обратно, проверить, как там дела. Химера тем временем закончила расправляться с излишне бодрым дохляком. И потихоньку уползала в лес. Зачем? О, должно быть, не желает светиться перед тем мужиком. Ну что ж, правильно. Мирный контакт не помешает — хотя бы узнать, что это здесь было вообще. И много ли дальше такого. В компании же с гигантским членистоногим монстром… Ну, понятно. Шансы на то, что удастся нормально переговорить, стремятся к нулю. А если что-то пойдет не так — тварь рядом. Вот умница же, однако.
Груда тухлого мяса, которая осталась от перемолотого трупа, все еще шевелилась. Я с некоторой опаской приблизился к ней, оставив пока своего мертвеца корчиться на копье. Нет, точно уже не восстанет. От опорно-двигательной системы остались только намеки. Сплошь порванные мышцы и дробленые кости, конечностей вообще не видно. Неплохо работает хитиновая мясорубка.
Сзади раздался шорох. Резко метнувшись вправо, я круто развернулся, чиркнув клинком по веткам.
Неподалеку, приподняв руки ладонями вперед, стоял тот самый мужик, на которого напали некрогопники. При виде меча он слегка отпрянул и забормотал что-то, судя по интонациям — миролюбивое.
— Ну начинается, — тихонько проворчал я. Потому что из реплики этого неудачливого аборигена не понял вообще ни слова.
Тут боковое зрение уловило какое-то подозрительное движение. Точно — отсеченные кисти пытались ползать! Перебирали пальцами, цеплялись за траву и тянулись к нам. К живым. Скривившись, я принялся снова пачкать меч гнильем, не выпуская «потерпевшего» из виду. Пришлось нашинковать мертвячьи руки фактически до состояния фарша — только тогда неугомонные конечности наконец присмирели. Просто немыслимо. На удивление живучие трупы здесь.
Адреналиновое напряжение постепенно спадало, оставляя сухость во рту вперемешку с легкой дрожью. И лес, к которому я давно привык, вдруг показался очень чужим и враждебным.
С неба уже лился полноценный дождь. Одежда намокла, но сейчас было как-то без разницы. Не самая большая проблема.
Мужик тем временем осторожно приблизился и перерубил топором в колене ногу трупа, которая продолжала дергаться, словно в конвульсиях. Потом так же аккуратно положил инструмент на траву, снова что-то сказал. И действительно — незнакомый язык. Да что ж такое-то.
Произношение чем-то восточным отдает. Сам «потерпевший» скуластый, с широким лицом и короткой бородкой. Кожа в сумерках выглядит смугловатой. На татарина похож. Одежда при ближайшем рассмотрении показалась непривычной: рукава расшиты странными узорами, а воротник оплетен чем-то, похожим на побеги плюща. Стоит спокойно, не дергается, хотя и заметно, что напряжен.
— Привет, — буркнул я. Надо ж как-то налаживать общение.
Мужик слегка приоткрыл рот и почесал пятерней густую шевелюру. Потом снова обратился с каким-то вопросом.
— Не понимаю, — с досадой бросил я, направляясь снова к реке. Не хватало еще, чтобы покойные расползлись куда-нибудь. За подмогой, например.
Пока рубил позвоночник, стараясь не забрызгаться гнилью, посматривать по сторонам и при этом не дышать, призадумался о грустном. Труп, придавленный сапогом, пытался еще огрызаться, но был не очень-то в состоянии. Неплохо его дубинкой отделали. Нос набок и расплющен, челюсть свернута, переломов, судя по всему, не сосчитаешь. А теперь клинком ему, уроду, клинком!
Вот, наверное, никак теперь не выяснить, что это за пакость и много ли рядом такого. Ну черт возьми, а! Только я решил, что освоил здешнюю речь хотя бы на базовом уровне, как опять придется на пальцах объясняться. С другой стороны, глупо было рассчитывать, что все аборигены-люди говорят на одном языке. Земной опыт должен был навести на совсем другие выводы. Язык тех же эльфов, например, принципиально отличается — просто у них встроенный дешифратор. Снова, наверное, сказалась моя инерция мышления. Ну что ж, учтем. Выходит, учиться мне еще и учиться. И еще раз учиться.
Нарочито неторопливо ко мне приблизился «потерпевший». Что ж ему все неймется? Не дошло еще, что я, как говорится, ни бельмеса в местном наречии?
— С северу ты приходил? — неожиданно и совершенно внятно проговорил мужик. — Не понимал сразу тебя. Сартак зовусь.
Я чуть меч не выронил. Ого. Да тут у нас полиглот! Чудесно. Причем акцента почти не слышно даже, хотя речь и звучит как-то неестественно.
Тут он слегка переменился в лице и озадаченно выдал:
— Видать, эльф ты! Мое уважение тебе, сын звезд.
Я машинально провел рукой по капюшону хламиды. Нет, уши не торчат. А, вот оно что! Стемнело же. И, очевидно, он приметил, как горят мои глаза. Слава богу, что к длинноухим гадам здесь, кажется, население лояльно настроено. Ну логично, эльфов все любят. Не то что троллей.
— Привет, — не стал оригинальничать я. — Я Тринитротолуол. Из Перистальтики.
— А где женщина? — вежливо поинтересовался мужик.
— Какая женщина? — не понял я.
— Та, кто с тобой приходила, — невозмутимо уточнил он.
Тьфу ты, он про Звитку же! А действительно, куда ведьма делась? Неужели слиняла под шумок? И куда она здесь одна собралась? Идиоту ведь понятно, что края тут какие-то не особо дружелюбные.
— Эй, Звитка! Звитка! — громко позвал я. Ну не дура же она, в конце концов?
Кусты метрах в семи от нас подозрительно зашевелились. Мужик нахмурился и покрепче перехватил дубинку.
— Тут я, — донесся оттуда голос ведьмы, а затем вылезла и она сама. Мокрая и дрожащая, вся в грязи — самого разнесчастного вида, в общем. Ей бы в тепло сейчас, да только где его взять… Даже костер не разведешь.
Вновь сверкнула молния, и женщину смог разглядеть не только я. Абориген, который назвался Сартаком, кивнул и заметно расслабился.
— Дохлых, которые ходят, здесь больше нет? — задал я животрепещущий вопрос. Наверняка косатка-скорпион дала бы знать, если наткнулась на кого-то из них, но все же.
— Не видано, — коротко ответил мужик и полез в свою сумку. Выудил из нее нечто бесформенное и протянул Звитке. — Набрасывай вот.
Та с опаской приняла непонятную штуку и развернула. Это оказалось накидкой с капюшоном, грубо сшитой из каких-то полупрозрачных кусков, наподобие дождевика. И явно выполняло ту же функцию. Звитка сдержанно поблагодарила и тут же нацепила предложенное. Ладно, не высохнет, так хоть не намокнет еще больше.
— Из кишок? — догадался я, вспомнив, что чукчи носили подобные вещи. Мужик опять кивнул.
Труп под ногой вдруг затрясся, как припадочный, и постарался ухватить меня более-менее целой рукой. Что заставило забыть о разговорах. Ожесточенно рубя гнилую плоть, я подметил, что этот Сартак остановился у другого мертвяка и что-то слишком уж пристально его разглядывает.
— Этого знаю, — уловив мое внимание, мрачно пояснил абориген. — Он Тонгис, от соседней деревни. Пропадал три седмицы назад. Эх, хороший парень бывал. За что ему дают такую долю поганую.
Мужик сплюнул под ноги и принялся топором осквернять тело земляка. Недобрые тут дела творятся, однако.
Ливень хлынул с новой силой, и сырая ткань капюшона стала липнуть к лицу. Пришлось его скинуть, чтобы не мешал. Теперь надо только поостеречься, чтобы не явить случайно свою чернозубую улыбку. А то еще пришибут с непривычки.
Струи воды немедленно затекли за шиворот, а еще сурово защипало шею. Провел ладонью, стирая липкое. Посмотрел — само собой, кровь. Немного, но сам факт мне категорически не понравился. У меня ж там ссадины от нестриженых ногтей тухлого вояки! Наклонил голову, подставляя ранки дождю. Пусть хоть так промоет…
— Ранят тебя? — внезапно осведомился Сартак.
— Что? — удивленно покосился я на него.
— Ранен, — поправился Сартак. — Ранен ты? А женщина твоя? Неживущие болезнь носят… Было плохо очень, если укусят или царапают. Умирать можешь.
А ведь он прав — при всем своем дремучем невежестве. Под ногтями у разложенца явно собрался роскошный букет микрофлоры. А если в рану для полноты картины еще и трупные яды попали, то совсем невесело. Концы отдать — пара пустяков.
— Меня тоже цапнули, — пожаловалась ведьма. — На них знаки, чтоб зло прогнать, худо легли.
Это что-то новенькое. Выходит, и против бродячей падали у нее приемчики имеются? У них что, тоже функционирует нервная система? Тогда как тот мертвяк шлялся и нападал без мозга? Вообще само по себе наличие таких умений у спутницы очень радует. Не радует только то, что они оказались неэффективными.
— Надо тогда в деревню к нам ходить, — продолжил абориген. — Раны там можем намазывать, чтобы не смогли болеть. Надо!
Вообще имеет смысл. Сепсис нам даром не нужен. Зеленый луч от него, как я понимаю, не спасет. Однако как же не хочется соваться в незнакомое селение… Вот так вот без подготовки, ничего не выяснив, да еще и не предупредив химеру. Она наверняка догадается, куда мы отправились, но неспокойно мне. К тому же неясно, дождется ли она нас. Судя по тому, как спешит… Может и свалить, кто ее поймет.
А вот Звитка явно обрадовалась. Все не оставляет надежды, что ее где-то приютят. Ага, разбежалась. И накормят, и служебное жилье выдадут, и полный соцпакет обеспечат. Видел я, как этот Сартак пару раз на ее клыки поглядывал украдкой. Даром что сам узкоглазый.
— Нам… далеко идти, нельзя долго… стоять, — попытался все же увильнуть я. Хотя возможные медицинские последствия, конечно, немного пугают.
— Попросим! Деревня веселиться будет таким гостем! — не унимался мужик. — Мы хотим бывать, как ваш народ. Не спорим с лесом и водой, не воевали с ними, а жить в ладу.
В этот момент я понадеялся, что человек вряд ли поймет, почему вдруг у меня дернулись уши. Ох ты как, еще один любитель природы! И что, у них весь поселок такой? Неприятный сюрприз. Сомнения усугубились многократно. В конце концов, вовсе не обязательно, что мои ссадины чем-то заражены… Трупные жидкости туда вроде не попадали. Да и царапины-то крохотные.
Но не давали покоя мысли о врачах девятнадцатого века, которые зачастую благополучно помирали, если угораздило порезаться при вскрытии трупа. Эх, была не была. Только в деревне нужно быть предельно внимательным. Ситуация у меня опаснее, чем у разведчика-нелегала в глубоком тылу врага. И рожу надо все-таки спрятать. А еще договориться с химерой… Впрочем, в деревне я все равно задерживаться дольше, чем на пару дней, не намерен. Хватит с меня крестьянского гостеприимства.
— Идем, — наконец проронил я свое веское слово. — Смазать раны, переночевать — и в путь. Не можем долго… ждать. Женщине тоже помочь.
Насчет Звитки уточнил отдельно, на всякий случай. Совсем недосуг выяснять, какой расовой политики здесь придерживаются.
— Всех неживущих надо в реку таскать бы… — заметил вдруг абориген.
Я с сомнением покосился на кучи мертвечины, истекающей гноем вперемешку с кровью и слизью. Они все еще продолжали шевелиться и, кажется, униматься в ближайшее время ничуть не собирались. И вот это тащить к реке, которая не то чтобы в двух шагах? По кустам и гальке, все четыре штуки? Один труп так вообще размазан в кашу, спасибо химере. Нет уж, благодарю покорно, сами этим занимайтесь. Перчаток нынче не завезли, а голыми руками… Дрянь какая.
Однако сразу отказываться я не решился. Почему-то всплыло в памяти откровение эльфа-«эсэсовца». Он как раз что-то упоминал о мертвой плоти. Вот, видимо, это имелось в виду… Действительно, редкостная мерзость. Наверняка высокорожденному надлежит предать воде нечестивые останки. И мужик неправильно поймет, если что.
В итоге сошлись на компромиссе. Я заверил аборигена, что как минимум один дохляк уже точно не поднимется никогда. Когда собеседник увидел лужу давленой тухлятины, то проникся. Оставил его возиться с телом и конечностями обезглавленного, а сам отправился топить тех, которые поближе к реке. Ну а что, я могильщиком работать не нанимался. Спихну их палкой в воду, и все дела.
Нет, этот Сартак и впрямь постарался, когда угощал покойников дубиной. Даже после расчленения заметно. Навскидку угадывались вмятины и ссадины на скальпах, неестественно изогнутые конечности. Одному он, видимо, славно заехал по челюсти, выбив ее из сустава и заодно проредив зубы. У другого — того самого, который жил в соседней деревне, — ухо держалось только на ошметках ткани. И еще взгляд зацепил кое-что странное.
Преодолевая отвращение, я нагнулся, чтобы рассмотреть туловище получше. Так и есть — на боку у покойника сквозь дыру в лохмотьях проглядывали широкие грубые швы. Явно делались уже посмертно. И, похоже, просто для того, чтобы ливер не выпал ненароком. Что же получается — бродягу кто-то… чинил?
А вонища стоит — глаза слезятся. Судя по звукам, неподалеку затошнило Звитку.
Управившись с трупами — с тридцать первой попытки, при помощи удобно подвернувшейся рогатки, — потер шею, размазывая воду и кровь. Место, где кожу вспороли ногти условно мертвого аборигена, слегка саднило. Вот и поди разберись — то ли это психосоматика от самовнушения, то ли действительно уже пошло заражение. До чего же неохота мне в деревню к этим экологам-любителям восточного происхождения! Впрочем, с сепсисом шутить я тоже не возьмусь. От него волшебство косатки-скорпиона вряд ли вылечит. Оно вообще, насколько представляю, не антибиотик, а заживляющее средство. При передозировке вызывает разрастание живых тканей. Правда, до сих пор осталось загадкой, почему обработанные растения напали на карателей… А меня не тронули. Тоже тема для размышлений. Но в другой раз.
Ладно, хватит откладывать. Я мысленно выдохнул и кивнул «татарину»:
— Пойдем.
Украдкой обернулся в сторону зарослей, где, по-моему, скрылось чудовище. Помахал в пустоту и изобразил двумя пальцами ходьбу, указав на себя. Развел руками, покачал головой. Надеюсь, поймет. Благо абориген не заметил — отправился еще раз проведать гнилое месиво.
И мы двинулись в путь-дорогу. Я старательно прятал кисти в рукавах, порадовавшись, что погода к этому располагает. На жаре выглядело бы куда более странно.
Дождь не утихал. Шлепая сапогами по раскисшей земле, я поддерживал ведьму под локоть. Ее обувь, и так потрепанная, за время наших скитаний окончательно износилась. Надо бы при случае ей в деревне что-нибудь выцыганить. И о себе не забыть, конечно. Хламида совсем уже никуда не годится — одно название, а не одежда.
Бытовые мысли неплохо отвлекали от главного повода для тревоги. Но она все равно никуда не делась — лишь отошла на второй план, висела где-то в подсознании. Всколыхнулась с новой силой, когда Сартак решил разбавить молчание светской беседой:
— Высокорожденные приходят сейчас в эти земли? Мы бывали бы очень радостные. Зло сюда ходит, с годом — больше. Мы умеем побороть его пока, но думаем этот край бросать.
Выходит, бодрые мертвяки тут регулярно шляются, что ли? Вот радость-то.
— Нет, — коротко ответил я. — Пока один. Потом должны прийти другие. Нескоро.
— Поторапливать бы надо, — беспокойно заглянул мне в глаза абориген. — Зло приходит. Больше приходит. Нельзя дать ему эту землю. Плохо бывать.
— Не оставим, — туманно пообещал я за длинноухих. Лично мне для полного счастья только не хватало на эльфов здесь напороться. В рамках операции по зачистке от нечисти.
— У нас есть своя дорога в жизни, но мы почитаем себя верным другом высокорожденных, — подлил масла в огонь Сартак.
О-о-о, брат, да нам с тобой вообще не по пути! Звитка округлила узкие глаза, но я предусмотрительно ткнул ее локтем в бок. Чтобы не ляпнула что-нибудь в том духе, дескать, мы-то с ушастыми радикалами вовсе не друзья, а совсем наоборот. Нет же, мы просто встретили единомышленника и прогуливаемся с ним по дивным лесам…
Ага, «верными друзьями высокорожденных», вы поглядите-ка. Интересно, кем они вас считают. В лучшем случае — временными союзниками. Или безобидной разновидностью паразитов.
А может, ну его к черту, лучше уж сепсис?.. Может, не так он страшен, как эльфийские допросы? Хотя будь рядом эмиссар длинноухих или их дипмиссия, абориген бы не спрашивал, собираются ли мои «собратья» посетить его родину. Так что сдавать меня некуда, даже если разоблачат. А от людей мы с химерой уж как-нибудь слиняем, пожалуй.
Споткнувшись, я вдруг понял, почему вспомнились гибкие зеленые побеги, оплетавшие чародеев с жезлами. И почему сейчас продираться сквозь подлесок стало непривычно легко.
Кусты на нашем пути слегка раздвигались сами собой. Прямо перед нашим провожатым.