То, что имя Олега Басилашвили известно в России буквально всем, оспорить трудно. Но кроме десятков ролей, сыгранных актером на сцене БДТ и в кинематографе, ему пришлось также в начале 1990-х гг. побывать в образе «власть предержащего» — депутатом съезда народных депутатов РСФСР. Мнение и без того авторитетного в обществе человека приобретает еще большую значимость — его высказывает не только деятель культуры, любимый актер, но и человек, имевший непосредственное отношение к власти. Народный артист России Олег Валерианович Басилашвили в беседе с главным редактором «ЭС» Александром Агеевым анализирует, в частности, ряд аспектов внутренней политики.
— Олег Валерианович, как экономический кризис сказывается на состоянии культуры вообще и на Вашем театре в частности?
— Сказывается, и очень. Цены-то растут! Большинство актеров как получали гроши, так и продолжают получать.
Еще я получаю грант от государства — 39 тыс., вот за это спасибо. Но грант получают считанные единицы. Поэтому актерам приходится мотаться, ездить, короче — зарабатывать. Частные предприниматели платят за спектакль значительно больше, чем обычный бюджетник получает в месяц. Почему так происходит, я понять не могу. Куда в театре уходят деньги? Может быть, на содержание здания, гигантского внутритеатрального аппарата, чиновников, которые издают какие-то нелепые указы, для того чтобы заявить о своем существовании?
Все драматические актеры так работают: сегодня и завтра играют здесь, через три дня едут в Питер, там играют спектакль, потом едут в Москву, чтобы сыграть там, а потом опять в Петербурге. Сериалы, концерты — одним словом, халтурят. Результат — резкое снижение качества. Об этом кто-нибудь в стране думает? Похоже, что никто.
Правда, сейчас я себя чувствую свободным, абсолютно свободным, потому что имею право переходить из театра в театр; находясь в труппе одного театра, одновременно работать в другом театре. Могу создать свой собственный театр, если у меня на это есть средства. Полная свобода! Вопрос упирается только в деньги. Но, на мой взгляд, о деньгах для культуры должны думать не только люди, работающие в этой сфере, но и государство. Однако пока оно не особенно заботится о культуре.
— А в СССР была такая забота?
— Несомненно, была. Коммунистические власти отлично понимали, какую роль в обществе играет культура, и проводили жесткую политику, требуя от работников культуры создания произведений, которые бы формировали у масс определенный идеологический стереотип. Это оплачивалось. С другой стороны, ни для кого не секрет, что те, кто в этом процессе не участвовал или ему противостоял, подвергались жесточайшим репрессиям.
— А когда все пошло не так?
— Начиная с 1917 г.
— Как Вы думаете, почему в 1917 г. так легко рухнула империя? Что случилось?
— Совсем недавно на канале «Россия» была передача об Иоанне Грозном. Высказывались разные точки зрения, но мне ближе всего позиция академика Сахарова, Кублановского и Капицы. Действительно, Российское государство возникло в основном заботами Иоанна Васильевича Грозного. Но давайте разберемся: государство, подавлявшее человека, было создано на крови, и до сих пор мы живем в том же государстве, которое создал Грозный, живем по тем же законам. Органы государственного управления, репрессивные органы, бояре, опричнина — все как при Иоанне Васильевиче. Другое дело, что благодаря цивилизации все это несколько смягчилось, однако кровь осталась. Вертикаль осталась незыблемой, чуть замаскировавшись либеральной фразеологией.
До 1917 г. в России было чудовищное социальное расслоение, что в конце концов вызвало взрыв. Не мне Вам это говорить, Вы и сами все прекрасно знаете. А почему было такое расслоение? Благодаря Иоанну Васильевичу, который создал государство на крови. Произошла революция, возникло новое государство, и его руководители поняли, что надо закручивать гайки, иначе страна рассыплется — анархия, Гражданская война.
И опять в России началось подавление личности, еще более страшное, чем при царе. Апофеоз этого подавления — сталинское правление. Если крестьянин приезжал в город из колхоза, не имея справки о том, что его отпустил председатель, его карали самым жестоким образом. Я помню такие времена. Это хуже крепостного права. Опять же, имело место расслоение: верхушка, купавшаяся в роскоши, по-своему ею понимаемой, и остальное население, влачившее жалкое существование, которое было нормой — живя в нищете, люди не понимали, что это нищета. Мыло, зубную пасту надо было доставать, автомобиль — недосягаемая мечта, ну и т. д.
И в 1990-е гг. произошел взрыв: убрали коммунистов из власти и решили строить новое государство. Во всем этом деле я принимал непосредственное участие.
Действительно, была предпринята попытка заложить в основу государства нравственное начало, соблюдение прав человека. Мы создали новую Конституцию и в ней впервые записали, что народ — хозяин всего, нанимающий на временную работу чиновников. Народ доверяет им рычаги управления, и если они хорошо управляют, то могут остаться еще на один срок, а если плохо, то подлежат замене. Но тогда нами была допущена громадная ошибка. Дело в том, что заказ народа сводился прежде всего к преодолению дефицита и открытию границ: дайте пожрать, пусть в магазинах все будет, пустите за границу, мы тоже хотим посмотреть, что такое Гватемала или Соединенные Штаты. Когда все это было сделано замечательным, на мой взгляд, экономистом Егором Тимуровичем Гайдаром и его командой, мы решили, что дальше все пойдет по накатанной — давайте, Борис Николаевич, развивайте, проводите реформы! И оставили Ельцина один на один с проблемами. Я отношусь к Борису Николаевичу с огромным уважением, но должен сказать, что в экономике он разбирался так, как полагалось разбираться члену Политбюро, т. е. никак. Ельцин каждую минуту учился у молодых ребят-экономистов, работавших с ним. Он наломал немало дров, но сделал и очень много хорошего. Это подлинный демократ, вытащивший страну из той пропасти, в которую она летела. Выдающаяся личность, очень сильная. Благодаря Борису Николаевичу и Гайдару Россия до сих пор существует.
Еще до событий 1993 г. Ельцин собрал нас — демократов и либералов — и спросил: что делать? Тогда цены резко пошли вверх, народ обнищал и рейтинг Президента упал. Возникла угроза коммунистического реванша, и был предложен выход — проведение залоговых аукционов: продав собственность по дешевке, создать барьер из частных собственников, чтобы они не пропустили коммунистов. Что и было сделано. Дальше реформы остановились, по каким причинам — Вам лучше знать. Мы провисли и в этом состоянии пребываем до сих пор.
— А как Вы оцениваете историческую роль Михаила Сергеевича Горбачева?
— К Горбачеву у меня двойственное отношение, а перед Борисом Николаевичем я преклоняюсь, несмотря на допущенные им ошибки. Да, он начал чеченскую войну, ну а кто бы ее не начал в то время? Государи, начиная с Игоря Святославича, расширяли Россию — и вдруг Ельцин отдает часть территории. Как это? Представьте себя на его месте.
— Но ведь он же отдал все республики СССР.
— Это уже другой разговор. С ослаблением Центра руководители советских республик почуяли власть. Было два выхода: либо спокойно разойтись, либо начать сшивать государство кровью, чем и занимался Михаил Сергеевич Горбачев. Все это вранье относительно вильнюсских событий, Ферганы вызывало у меня отвращение.
— А чем Вы объясняли такое вранье?
— Коммунисты всегда врали и сейчас врут. Конечно, если бы все республики подписали союзный договор и согласились с необходимостью реформирования социально-политической и экономической системы, то можно было бы сохранить единое государство на новых конфедеративных условиях. Но они предпочли самостоятельность. Заслуга Бориса Николаевича в том, что гигантская империя развалилась без единой капли крови.
— Давайте поговорим о том, каково положение культуры в нашей стране.
— Идеологического пресса якобы нет, но цензура все-таки существует. Внутренняя цензура. Страх перед возможными последствиями. А последствия испытали многие.
Будучи депутатом, я являлся заместителем председателя парламентской комиссии по культуре и работал вместе с министром культуры Соломиным, перед которым снимаю шляпу. Это был первый и последний пример плодотворной совместной работы комиссии по культуре и министерства. Например, перед тем как отпустили цены, мы разработали и осуществили план действий по индексации зарплаты работникам культуры. Мы приняли Закон о культуре — пусть он был декларативный, зато провозглашал некие свободы, которыми мы сейчас пользуемся. Очень важно, что в законе говорилось: на нужды культуры должно выделяться не менее 2 % от бюджета Российской Федерации и не меньше 6 % от муниципальных бюджетов.
— И это положение закона выполнялось?
— К сожалению, нет. Вспоминается один случай. Был съезд театральных деятелей, на котором все выступающие жаловались на финансовые трудности — выходили на трибуну и требовали у кого-то денег, у кого — непонятно. Дайте денег! Кто даст? Бог, что ли, пошлет? Я выступил и сказал: о чем Вы тут говорите? Есть закон, где определены нормы бюджетных отчислений на культуру. Если закон не выполняется, нужно подавать в суд на Правительство Российской Федерации. Затем я позвонил Егору Тимуровичу и спросил: «Как Вы к этому относитесь?» Он ответил: «С восторгом! Это прецедент нормальной демократической практики». Вы думаете, руководство СТД пошло на риск?! Ничего подобного. Люди приучены советской властью к рабскому повиновению и к тому, что за них все решает государство. Но сегодня, на мой взгляд, самое страшное — отсутствие инициативы снизу. Меня выдвигали на пост председателя Петербургского отделения Союза театральных деятелей, но я взял самоотвод. Почему? Я уже был одним из секретарей СТД и, пребывая на этом посту, неоднократно предлагал начать постепенное преобразование Союза театральных деятелей в профсоюз. Все кончилось тем, что меня убрали из секретарей.
В свое время, знакомясь с вариантами новой Конституции, я обнаружил, что одна из статей, посвященных культуре, гласит: «Культура в России свободна». Т. е., ребята, Вы свободны, идите на все четыре стороны. Как свободна?! С одной стороны, это прекрасно, но, с другой стороны, культура, лишенная поддержки государства, погибнет. Я и еще несколько человек в комиссии по культуре были очень обеспокоены этим вопросом. В результате наших усилий удалось подготовить проект указа Президента, касающийся государственной поддержки театров. Мы разработали Закон о меценатстве и спонсорской деятельности, и он был принят, а еще внесли предложение закрепить в Конституции положение об ответственности государства за развитие национальной культуры. С этим предложением я обращался и к Собчаку, и к Старовойтовой, и даже у коммунистов искал поддержки, но оно тем не менее не прошло. Так и осталось: «Культура в России свободна».
Я прекрасно понимал, что необходимо довести до сведения властей, да и всех граждан России, мысль об общественной значимости культуры, а потому пришел к выводу о необходимости создания декларации, посвященной сохранению и развитию культуры.
С этим проектом я обращался к разным заслуженным людям, но все отказывались, всем некогда. Наконец добрался до Дмитрия Сергеевича Лихачева, и тот написал замечательную декларацию. Кончается она такой фразой: «Существование государства и даже целых народов вне культуры абсолютно бессмысленно». Декларация была издана отдельной брошюрой, но никто на нее внимания не обратил. А Лихачев мечтал, чтобы Президент и народные депутаты поставили под ней свои подписи в знак того, что они разделяют эту позицию, и чтобы ее прочли в ООН.
И вот на 300-летие Санкт-Петербурга собрались в Тронном зале Зимнего дворца губернаторы всех наших провинций во главе с Президентом России. Я тоже был туда приглашен. Собравшиеся много говорили о культуре: кто-то просил денег, кто-то требовал введения цензуры. Я написал Владимиру Владимировичу Путину записку: «Прошу полторы минуты», — и мне дали слово. Я встал и сказал: если бы Вы прочли декларацию, то отпала бы надобность в этом показушном заседании, потому что в ней очень точно сформулирован алгоритм сохранения и развития отечественной культуры. Вы думаете, кто-нибудь подошел ко мне после заседания? Никто. Всем наплевать. И не потому, что эти люди не любят культуру, просто они не осознают ее роли в жизни государства.
Приведу пример. Как-то к нам в театр приехал Черномырдин, который тогда был Премьер-министром. Собрались руководители всех творческих сообществ. Люди просили денег, а господин Черномырдин, снизойдя с высоты положения, обещал подумать. Меня это взбесило, я встал и сказал: «Не понимаю, что здесь происходит! Вы тут обещаете нам помощь, как будто жалуете шубу с барского плеча.
И хорошо бы это была Ваша шуба, но шуба-то народная. Есть Закон о культуре, почему Вы его не выполняете? Президент дал поручение подготовить указ о государственной поддержке театров. Почему его до сих пор нет?» Он меня спрашивает: «А где сейчас находится поручение Президента?» Я говорю: «Вы сидите на месте Гайдара? Наверное, в правом ящике Вашего письменного стола». Черномырдин взбесился и ушел. К чему я это говорю? К тому, что культуре необходима помощь государства. Какой конкретно должна быть эта помощь, не знаю, но уверен, что полное отсутствие заботы о культуре ее обескровит. На данном этапе отечественная культура переживает не лучшие времена — в ней сегодня плодотворно работают выдающиеся личности, но им безумно трудно. Одни уходят из профессии и создают сеть ресторанов, вместо того чтобы создать театр или музей… Другие пытаются выжить: халтурят, ставят всякую ерунду на потребу публике. Антреприза в Москве начиналась с серьезных вещей, и мне это очень нравилось. Это были первые частные театры, которые ставили «Сирано де Бержерака» и «Вишневый сад». А сейчас она очень часто превращается в выколачивание средств для выживания любым способом.
— Каково сегодня качество подготовки студентов в театральных училищах?
— Талантливые люди постепенно вымываются из профессии. Их необходимо задержать, каким образом — не знаю, но надо об этом думать.
— А что в этом мире сильнее денег?
— Думаю, десять заповедей все-таки сильнее денег. Я убежден в этом, хотя, наверное, выгляжу идеалистом. Я считаю, что мир существует только благодаря этим заповедям.
— Кого из наших современников можно было бы назвать образцом нравственности?
— Лихачева, к несчастью, уже нет на этом свете. Но есть такие крупные фигуры, как Михаил Борисович Пиотровский или режиссер Александр Сокуров и многие другие, в частности те, кто участвует в движении «Живой город». Сейчас Петербургу навязывают небоскреб «Охта-центра». Это здание, если будет построено, нарушит невскую перспективу, подавит шедевры Растрелли, Захарова, Росси, Монферана… Я уж не говорю о том, что оно уродливое, но тут, как говорится, на вкус, на цвет… Сокуров Пиотровский, движение «Живой город», да и многие другие петербуржцы выступили против строительства. Но их не слушают. Да и город отказался от субсидирования строительства. Но жлобские амбиции сильнее доводов нравственности.
К тому же, возведение здания «Газпрома» обойдется в десятки, а то и в сотни миллионов долларов. Разве для Петербурга это сейчас самое необходимое? Вы посмотрите, в каком состоянии город, сколько у нас бомжей, какие у нас больницы. Если ты хочешь себя увековечить, бери пример с Цветаева, который создал Музей изящных искусств, со Щукина, Морозова… Уж казалось бы, Пиотровский и Сокуров — уважаемые, известные люди. Тем не менее их мнение игнорируется. Вот как у нас относятся к деятелям культуры, к авторитетам. И не только они, против выступают архитекторы Санкт-Петербурга, в том числе главный архитектор города, а также ЮНЕСКО. Но Миллеру на это наплевать. Я чувствую себя оскорбленным до глубины души.
— А Ельцин прислушался бы к мнению общественности?
— Он бы, по крайней мере, собрал всех и выслушал. Что бы он решил, я не знаю, но, мне кажется, ему бы в голову не пришло строить в таком месте небоскреб.
— А ведь наша власть из Питера…
— Вы знаете, российская власть в XX в. неоднократно демонстрировала примеры непродуманной градостроительной политики.
В Москве на Сретенском бульваре разрушили дом, построенный на деньги Тургенева. Спрашивается, зачем? Там размещалась знаменитая Тургеневская библиотека. В этом доме жили Маяковский и Брик. Или вот еще: Никита Сергеевич Хрущев, человек, к которому я, в принципе, отношусь с большой симпатией, построил в Кремле Дворец съездов — мол, все оставляли свой след в Кремле, вот и мы оставим. И стоит эта бездарная коробка в самом сердце государства.
— Вы нарисовали удручающую картину. А что дает силы жить? Вы же не всегда такой грустный?
— В последнее время всегда. Мне кажется, пришла пора всерьез задуматься о месте культуры в обществе и о взаимоотношениях государства и культуры, роль которой в таком многонациональном и поликонфессиональном государстве, как наше, трудно переоценить. Для России культура — это клей, позволяющий стране оставаться единым целым, а ее гражданам — осознавать себя россиянами. Этого наши власти, к сожалению, не понимают. Говоря о государственной поддержке культуры, я не имею в виду исключительно бюджетные отчисления. Есть множество других способов поддержать национальную культуру — это и налоговые льготы, и спонсорская помощь, и меценатство, и создание благотворительных фондов…
— А может, их устраивает такое положение вещей?
— Видимо, устраивает. Но, перефразируя Лихачева, скажу: если погибнет многонациональная русская культура, если порвутся вековые нравственные связи — погибнет Россия. Несмотря на столь желаемые запредельно высокие цены на нефть.