Бешеные псы

38

Толчком к моей второй попытке самоубийства послужил полет на вертолете днем одиннадцатого сентября. Мы летели из Замка. Двое солдат, прибывших за мной из Мэна, убедились, что я надежно связан по рукам и ногам. Сосновые леса Мэна скользили под нашей гулко стрекочущей колесницей. Взглянув вниз, я увидел бегущего между деревьев оленя. Горизонт окрасился в красные тона, когда мы приземлились на военной базе, где какой-то морпех с камуфляжным гримом расхаживал взад-вперед со «стингером» земля-воздух вроде тех, какие мы морем поставляли партизанам в Афганистан. Сопровождающие усадили меня в военный самолет. Мы летели в небе, где не было ничего, кроме птиц, дыма и американских истребителей. Мерцающие звезды стали видны в иллюминаторах еще до того, как мы приземлились на военно-воздушной базе «Эндрюс» недалеко от Вашингтона, округ Колумбия. Спустились с самолета. Красные точки снайперских прицелов плясали у нас на груди. Солдаты передали меня двум мужчинам в штатском. Они распахнули заднюю дверцу седана, втиснув меня между своими бицепсами штангистов. Женщина, явно не пользовавшаяся парфюмерией, вывезла нас с базы.

Мы въехали в район Мэриленд, за пределами кольцевой дороги округа Колумбия. Белый дом был в сорока пяти минутах езды; вы могли добраться до штаб-квартиры ЦРУ или до Пентагона еще быстрее, поскольку не пришлось бы ехать по городским улицам. Зона разрушений, произведенных солидным ядерным устройством, взорванным в любом из этих трех командных центров, не достигала этого района. Солидным устройством.

Рыжий охранник ЦРУ, сидевший справа, был левшой, о чем я мог судить по тому, что пистолет, прицепленный к его поясу, впился мне в почки. Он покачал головой.

— Такое чувство, будто едешь по совершенно новому миру.

— Так и есть, — сказал охранник, сидевший с другой стороны.

— Похоже на то, как было, когда застрелили Кеннеди? — спросил рыжий.

— Меня тогда и на свете-то не было, — ответил его напарник.

«Никого из нас не было», — подумал я. Вспомнил, что Зейн, который тогда учился в школе, сказал, когда все мы пятеро смотрели в Замке по телевизору, как горят башни ВТЦ.

— Это покруче, — произнес я в темноту машины.

Мы ехали по направлению к цитадели американского общественного образования.

— Нынешней весной школу прикрыли, — сказал водитель. — Не вписалась в бюджет. Теперь они возят этих ребят в школу в получасе отсюда, где есть трейлеры на случай, если классы переполнены.

Мы проехали мимо двух мужчин, сидевших в припаркованной машине и делавших вид, что они не тайные агенты. Наш водитель сообщил по рации пароль, и нам дали разрешение въехать. Мы протиснулись на стоянку, сплошь забитую фургонами, автомобилями и зелеными грузовиками, опознавательные знаки которых на дверцах были заклеены серой лентой. На крыше вспыхивали фонарики — техники устанавливали спутниковые тарелки и антенны. Арка металлодетектора маячила за стеклянной дверью в физкультурный зал. Я прикинул: шансы, что детектор принадлежал школе, были пятьдесят на пятьдесят.

С балок над баскетбольной площадкой свешивались ослепительно яркие лампы. Дешевые места для зрителей кольцом охватили игровую площадку. Кабели, змеясь, протянулись по светлому паркету. Около сорока расставленных на нем столов были уже задействованы, мужчины и женщины, одетые по-всякому — от тренировочных костюмов до военной камуфляжной формы, — говорили по телефонам, барабанили по клавишам компьютеров и ноутбуков, извергая поток документации. Плотники собирали вокруг столов зеленые пластиковые стены, превращая эту шахматную доску в лабиринт отдельных кабинок. Телевизоры передавали документальные кадры массовой паники в Нью-Йорке, дымящегося Пентагона, залитого светом прожекторов поля в Пенсильвании. Трезвонили телефоны. Стучали молотки. Кричали люди. Физкультурный зал потрескивал от электрических разрядов.

— Такого улья здесь до вчерашних девяти утра не было, — сказал Рыжий.

Мужчина с кипой прикрепленных к дощечке бумажек показал, что мы можем сесть на места для зрителей. Пятью ярусами выше над нами сидел толстяк в помятом костюме. Двое тощих мужчин, разместившихся на двенадцать ярусов выше, как бы невзначай приглядывали за толстяком, а когда Рыжий сказал мне сесть, те двое стали постреливать глазами и в мою сторону.

Мне показалось, что будет невежливо не сесть рядом с толстяком. Поэтому я устроился поблизости. Сел и задумался, не приходилось ли ему выступать в роли Санта-Клауса. Конечно, для этого ему потребовалась бы белоснежная борода и не такие налитые кровью глаза. Плюс ментоловые пастилки, подумал я, глядя на то, как он вздыхает, прихлебывая виски.

— Нет, ты только на них посмотри, — ухмыльнулся толстяк.

«Вы это мне?» — пронеслось у меня в уме, как у психованного Роберта де Ниро.

— Копошатся, как муравьи, — сказал толстяк. — Интересно, где они были вчера? Я тебе скажу где, — продолжал он, не давая мне ответить. — Где-то, только не там, где они были нужны, вот где. И знаешь почему? Я тебе объясню. Потому что парням, действительно желающим воевать, не нужны всякие заморочные реактивные истребители. Истребители не нужны даже ВВС, но за их счет хорошенько подкармливается эта тварь — военно-промышленный комплекс, насчет которого нас предупреждал еще президент Эйзенхауэр. А потом за эти доллары эта тварь держит на откупе весь Вашингтон.

— Резонно, — отозвался я, просто чтобы поддержать разговор.

— Да пошли они, эти резоны!

— Уже пошли, — не удержавшись, ответил я.

Тут мы впервые серьезно посмотрели друг на друга.

— Вряд ли они догадаются, кто мы, — сказал толстяк. — Я из Бюро. ФБР. У нас-то порядку побольше, чем здесь.

Он широким жестом обвел кишащих под нами людей; вешалки для шляп превратились во флагштоки, на которых были развешаны криво выведенные фломастером указатели: ФБР, ЦРУ, таможня, DEA Секретная служба, SAC, DOT, СТС, FAA DIA CDC, NSA береговая охрана, NCIS и прочая алфавитная чехарда.

— Их могло бы быть побольше, — сказал толстяк. — Только вот никто не верил в то, что знал каждый. В прошлом году был у меня осведомитель, йеменец, родился в Нью-Джерси, и все, чего он хотел, было доказать, что он истинный патриот, чтобы у его земляков не было проблем с иммиграцией. Он по доброй воле согласился — для меня, точнее, для нас — поехать в лагеря, разобраться с афганцами. Так эти канцелярские крысы из Бюро сказали «нет». «Неэффективные затраты», видишь ли, и все ради того, чтобы зажать какие-то вшивые три тонны. Это, вишь ли, «не наш приоритет». К тому же все бюрократы до смерти боятся настоящей шпионской деятельности, ведь тут чистеньким не останешься, а они трусоваты и, вместо того чтобы думать о правах человека, предпочитают пустить все на самотек.

Мой сосед по скамье предложил мне пинту виски, припрятанную во внутреннем кармане.

— Нет, спасибо.

— Ты что — вообще против алкоголя или уже сам вылечился?

Я пожалел о пропущенной порции таблеток после собрания. Ну да ладно.

— Просто я не любитель виски.

Мой собеседник покосился на меня. Потом кивнул на баскетбольную площадку, где толпились вооруженные люди в форме и со значками своих ведомств:

— А вот запали ты сейчас косячок, они тебя мигом упрячут.

Пришлось засмеяться. Дружно.

— Я пью не чтобы что-нибудь забыть или для куража, — сказал толстяк. — Я пью, потому что помню, что одному со всем не управиться, даже если тебе разрешат.

Он понизил голос:

— Так что все это не по моей вине.

Но слова его прозвучали неубедительно. Он сделал большой глоток. Спрятал бутылку.

В одиннадцать мы отужинали изумительной пиццей, которую прислала нам морская пехота. Потом под эскортом проследовали в один из публичных туалетов.

Плеснув себе в лицо холодной водой над раковиной, я выпрямился и увидел свое мокрое отражение в висевшем на стене заляпанном зеркале.

Средняя школа. Я снова в средней школе. Только знаний порядком прибавилось.

Они отвели нас обратно на наши места, откуда было видно все, что происходит в физкультурном зале.

Полночь. Шестеро мужчин и женщин в дорогих костюмах и платьях проследовали в зал. От них исходила атмосфера властности. Шпионы, копы и техники, возившиеся на площадке, подтянулись и, не отрываясь от своих занятий, тайком поглядывали на новоприбывших, широкими шагами идущих вдоль баскетбольной площадки.

— Дамы и господа, вот и хозяева пришли, — сказал мой жирный приятель.

Когда они дошли до центральной линии, я узнал одного из них — самого молодого, но уже поседевшего мужчину. Он остановился, внимательно оглядывая баскетбольную площадку. Вслед за ним остановились и пятеро его спутников. Двое солдат кропотливо переделывали доску для объявлений в аварийный щит, увешанный огнетушителями и противогазами.

Седой мужчина сорвал с бывшей доски для объявлений пожарный топор, устремился, размахивая им над головой, на баскетбольную площадку и на глазах у всего изумленного зала с остервенением вонзил топор в ближайшую пластиковую перегородку.

Пластиковая перегородка зашаталась.

Дюжина людей вскрикнула, когда седовласый хозяин пошел на штурм отгороженных кабинок. Размахивая топором, как бейсбольной битой, он потряс и вторую стену, после чего моментально развернулся, чтобы нанести удар по зеленой перегородке с приклеенной на ней рекламой чартерных рейсов. Сидевшая в закутке женщина прошмыгнула мимо него и поспешила удалиться, однако он не обратил на нее внимания, снес другую стену и, запрыгнув на оставленный женщиной стол, орудуя топором, как клюшкой для гольфа, сокрушительным ударом пробил отверстие в соседнюю кабинку.

И остался стоять на столе, не выпуская топор из рук.

Все присутствовавшие в зале застыли, словно загипнотизированные. Телефоны звонили, но на звонки никто не отвечал.

— Ну что, получили? — проревел мужчина. — Лишь бы огородиться! Зашориться! Мы пеклись только о том, что делается в наших вонючих кабинках. Старались выглядывать как можно реже. Нам не нравилось, когда людям каким-то образом удавалось прийти к нам со своими делами… особенно если дела эти не совпадали с тем, во что мы верили, с профилем нашей работы, с тем, кто мы есть. Мы не делились тем, что имели, и тем, что знали, — конечно, своя рубашка ближе к телу. Мы воздвигали пластиковые стены, а плохие парни ходили поверху и убивали мужчин, женщин и детей, которые доверяли нам охрану своей безопасности, но нам было на все наплевать — пусть себе мрут!

Он швырнул топор на баскетбольный паркет.

— Больше никаких сраных стен! — завопил он.

Седой спрыгнул со стола и провел своих приятелей-начальников в раздевалку.

— За таким мужиком можно и в ад пойти, — пробормотал мой жирный друг.

— Уже и так там.

Через полчаса моего жирного друга вызвали в раздевалку.

Я остался один.

Совершенно без сил.

Кажется, кто-то трясет меня за плечо, кто-то…

— С вами все в порядке?

Это был Рыжий, стрелок из ЦРУ.

— Как всегда. — Настенные часы показывали десять минут третьего. Я кивнул на часы: — Десять минут чего — дня или ночи?

— Они велели мне привести вас, — сказал он и добавил: — Утра, просто темно.

Мы прошли вниз, где к нам присоединился прежний напарник Рыжего и третий мужчина, судя по отсутствию пиджака и галстука, похожий на врача. В левой руке «врач» держал то, что сначала показалось мне автоматическим пистолетом в кобуре, но, приглядевшись получше, я увидел, что это «успокоитель» — пистолет, стреляющий двумя электродами, способными поразить цель на расстоянии пятнадцати футов, с зарядом электричества, которого хватило бы, чтобы свалить с ног буйвола Брамы.

Мы вошли в раздевалку, теперь битком набитую мужчинами и женщинами, сидевшими за импровизированными столами. Когда мы проходили мимо одной из женщин, я услышал, как она сказала:

— Мы поклялись, что Перл-Харбор никогда не повторится. Но каждый год, при любом президенте, я слышу, как глава ЦРУ докладывает Конгрессу, что Управлению не хватает миллиарда долларов для организации эффективной антитеррористической деятельности, и каждый год выясняется, что этого мало…

Но мы прошли дальше, и разговор стал не слышен. Стены душевых кабинок превратились в карту: карту мира и карту Соединенных Штатов. Раздавались трели сотовых телефонов. Воздух потрескивал от статического электричества, исходящего от ноутбуков, факсов и прочих чудес высокой технологии. Облицованная кафелем комната пропахла пропитанной потом спортивной амуницией, а также разными присыпками, мазями и подростковой славой.

Рыжий постучал в дверь расположенного за стеклянными дверьми тренерского офиса. Внутри сидели только что размахивавший топором седовласый начальник и пять других исполнителей, включая мужчину и женщину, которые, как и Седой, присутствовали на церемонии вручения медали, предшествовавшей моей первой попытке.

Седой поманил нас рукой, но вместе с охраной я не мог поместиться внутри тренерского офиса. В конце концов меня усадили на жесткий складной стул рядом с тренерским столом, лицом к лицу с седовласым начальником. «Врач», прислонившись к дверному косяку, встал в дверях офиса. Рыжий вместе с остальными сопровождающими остались ждать за стеклянной стеной. Пять епископов американских соборов секретности, наклонившись, стояли и разглядывали меня из-за стен тренерского святилища.

— Как дела, Виктор? — спросил седовласый погромщик, сидевший в тренерском кресле.

— Да вот, привезли сюда, мистер Ланг.

— Так ты меня помнишь.

— Я сумасшедший, но старческим маразмом не страдаю. Вы мастерски отследили меня на семинаре по боевым искусствам еще тогда, когда я учился в колледже в Джорджтауне. Разве вы не знаете, что это именно вы склонили меня к мысли завербоваться, ну а потом меня пригласили к вам на отвальную по поводу выпуска.

Седой улыбнулся.

— Ты был нашим неофициальным сотрудником. Мы не могли привезти тебя в Лэнгли.

— Ах, вот как.

— Теперь же, — сказал Ланг, — нам нужно, чтобы ты сосредоточился. Нам нужно, чтобы ты вспомнил. Нам нужно, чтобы ты был правдив и здравомыслящ, весь — здесь. Ты можешь, Виктор?

— Наверное.

Ланг пододвинул к себе папку. Положил на стол передо мной цветную фотографию сначала одного мужчины, затем другого.

Лица крупным планом — не прилизанные, не вырванные из контекста.

Двое среднеазиатов, один с усами, другой чисто выбрит.

— Наверное, — повторил я. — Мне никогда не приходилось видеть их лично, однако…

— Хорошая работа.

Ланг положил поверх портретов групповой любительский снимок примерно полудюжины человек. Оба мужчины были среди них, и этот снимок был мне знаком.

— Это фото сделано службой наблюдения Специального отделения, саммит «Аль-Каеды» в К.-Л. в январе двухтысячного. Я увидел его на брифинге уже после.

Ланг назвал мне имена обоих мужчин. Я пожал плечами — мол, для меня это пустой звук.

— Различные агентства вели за ними усиленное наблюдение еще до встречи в К.-Л. Впоследствии мы идентифицировали обоих как вполне реальных киллеров. У нас накопилось на них много серьезного материала. Один прилетел в США сразу после саммита в К.-Л., другой — в июле этого лета. Даже несмотря на то что они пользовались кредитными карточками со своими подлинными именами, даже несмотря на их причастность к бомбежке пилотами-камикадзе, в результате которой был потоплен наш эскадренный миноносец «Коул», ни одной из служб не удалось отследить их, поскольку Управление не проинформировало Бюро о нашей полной осведомленности.

Ланг сделал паузу, заставив меня прямо взглянуть ему в глаза, потом сказал:

— Мы не хотели связываться с твоим агентом, обосновавшимся в Кувейте, не переговорив с тобой.

— Ничего не выйдет. Она и ее семья ускользнули сквозь крохотную лазейку, и ничто не заставит их снова помогать нам.

— Не стоит недооценивать силу нашего убеждения. Сейчас не время, — произнесла одна из женщин.

— Она никогда не сообщала мне ни о ком ничего, что уже не было бы нам известно. Я отдал… Я отдал все, чтобы заставить ее раздобыть ключ.

Ланг кивнул.

— Кто эти двое? — спросил я.

Но уже знал ответ, прежде чем Ланг сказал:

— Они были в команде воздушных пиратов, которые угнали самолет, врезавшийся в здание Пентагона.

— Что было на ключе, который… мне удалось спасти?

— Похоже, в этом-то ключе вся разгадка, — пробормотал один из мужчин, несмотря на то что на лице Ланга появилась гримаса: «Заткнись!»

Другой, охваченный слишком сильным гневом и скорбью, не уловил молчаливого послания Ланга и пояснил:

— На саммите в К.-Л. парни из «Аль-Каеды» использовали компьютер вашего агента, чтобы заполучить информацию о расписании авиарейсов по всему миру, разузнать все про летную школу, получить спецификации реактивных лайнеров, данные двух башен и совершить виртуальное путешествие…

— Ты проделал великолепную работу, — прервал его Ланг. — Это мы прокололись. Мы не поняли всей значимости этих данных и — отчасти, чтобы не раскрывать свои источники и методы, — не поделились этими данными с Бюро и другими командами, обеспечивавшими безопасность.

— И никто…

— Никто не видел, что́ мы держим под замком в наших сейфах.

— Господи, упаси нас от людей с сейфами, — пробормотал я, но это были слова Дерии.

— Разграничение функций — вот ключ разведывательных служб, обеспечивающих безопасность, — вставил самый молодой из начальников.

— Теперь я чувствую себя в полной безопасности.

— Спасибо тебе за все, Виктор! — сказал Ланг. — То, что ты сделал в Малайзии… выходит за рамки героизма и поистине неоценимо. То, что ты помогаешь нам сейчас, несмотря на… Да, ты истинный профессионал.

— Держись, — пробормотал я, как Хейли.

Словно утешая, Ланг накрыл ладонью мою руку. Тренированность мгновенно приковала мое внимание к его прикосновению, и, будучи сам большим мастером боевых искусств, он ощутил эту перемену.

— Пора тебе возвращаться домой, — вздохнул он.

— Да. — Мой ответ эхом отразился от стеклянного тренерского офиса.

«Врач» препоручил меня заботам Рыжего и его напарника. Вся троица проводила меня из раздевалки обратно в физкультурный зал с порушенными стенами. Рыжий вел слева, его слабая правая рука поддерживала мой левый локоть, словно он помогал трясущемуся старику переходить улицу. Его напарник шел вплотную ко мне справа. «Врач»… должно быть, где-то позади?

Шпион во мне подумал, какие слова подходят к сложившейся ситуации, и, стараясь, чтобы голос мой прозвучал как можно непринужденнее, я сказал:

— Интересно, увижу я еще когда-нибудь того жирягу?

— Вопрос на засыпку, — ответил Рыжий. Его хватка ослабла.

Мы уже подходили к выходу из зала. Было логично, что я, как ведущий, распахну дверь. Стеклянные входные двери школы находились в двадцати пяти-тридцати футах впереди. Пятеро охранников крутились возле металлодетектора.

Кто не почувствовал бы себя в безопасности при такой вооруженной охране и полном высокотехнологичном вспоможении?

— Провожают прямо как Элвиса, — пошутил я.

Рыжий с напарником рассмеялись. Шаг их замедлился, внимание рассредоточилось.

Я выбросил вперед левую ногу вместе с левой рукой и повисшим на локте Рыжим. Как только моя нога ступила на плитки школьного вестибюля, я перенес на нее всю тяжесть и резко развернул корпус вправо. При этом развороте моя правая рука наотмашь ударила по лицу моего второго цэрэушного сопровождающего. Из носа у него тут же брызнула кровь, это напоминало разрыв гранаты. Движением вправо я подсек его зависшую ногу и повалил на пол.

Даже прежде чем я успел свалить его напарника, Рыжий отреагировал, дернув меня за левый локоть… Используя инерцию вращения, я высвободил левую руку из его хватки, тогда как моя забрызганная кровью правая нацелилась, чтобы нанести ему разящий удар по глазам.

Но надо отдать ему должное: действовал мой сопровождающий быстро. Он согнул левую руку, блокируя мой удар правой и заставив меня попятиться. Потом нанес низкий прямой своим кулачищем, который я перехватил, дернул его руку на себя и почувствовал противодействие. Тогда я ринулся вперед, сложив свою и его энергию в своем толчке. Он отлетел бы назад, не уцепись я за него левой. Вес его изогнувшегося тела заставил позвонки издать неприятный скрипучий звук. Пока он покачивался, стараясь восстановить равновесие, я правой рукой выхватил пистолет из его кобуры, а левой ладонью нанес удар в солнечное сплетение, так что он буквально отлетел прочь.

Пистолет, теперь в правой руке у меня очутился прекрасный автоматический пистолет. Большим пальцем я взвел ударник затвора и широко открыл рот, почувствовав привкус масла и стали. Прижав дуло пистолета к нёбу, я спустил курок.

Щелк!

«Прекрасно! — подумал я, выдергивая ствол изо рта и левой рукой переводя его в боевую позицию. — Поздравляю, мистер ЦРУ, забыл дослать патрон в патронник».

Последнее, что я услышал в тот день, был грохот выстрела, после чего врач мигом вернул меня в этот прекраснейший из миров, разрядив в мое тело и мозг безумное количество вольт шока и благоговейного ужаса.