Бешеные псы

49

Клерк со щетиной на лице, что сидел за кассой «КОЙОТОВ», подождал, пока уймется звонок и я войду в его владения вместе с утренним солнцем.

— Это что? — спросил он.

— Кофе.

Я кивнул на белый бумажный стаканчик, который взял с серого картонного подноса, где стояло еще четыре таких же стаканчика. С потолка за мной свисал телевизор с огромной дырой в экране, крест-накрест заклеенной черной лентой.

— Продается в бутике вместе с горячим молоком, стоит столько же, сколько горсть патронов.

— Мог бы и мне захватить. — Кофейный аромат заставил его принюхаться, шмыгнуть носом.

— Мог бы — это сослагательное наклонение, — сообщил я, подходя к занавешенной лестнице.

Парень ничего не сказал, пока я не ступил на лестницу, и только тогда скрипуче произнес:

— Объясни, чего это.

Вместо объяснений я поднялся наверх, где меня уже поджидали Хейли и Эрик.

— Спасибо, — сказала Хейли. Потом кивнула в сторону окна. — По воскресеньям утром все медленно раскачиваются. Негр-управляющий появился около шести. Триш ввалилась в девять двадцать две. Поздновато. До трубы никто не дотрагивался.

Эрик сидел с чашкой кофе в руках, наблюдая за нами.

— Порядок, дружище, — сказал я ему. — Пей не спеша.

Эрик кивнул. Конвульсивно улыбнулся. Стал мелкими глоточками прихлебывать дымящийся кофе с молоком.

— Как спалось? — спросил я. — Я знаю, что ты перебрался к Хейли и Кэри. Зейну, наверное, потребовалась отдельная комната, особенно с его кошмарами.

Лицо Эрика приняло глубокомысленное выражение. Он даже открыл рот, чтобы что-то сказать.

— Эрик, принеси пончики, — оборвала его Хейли, — может, Виктор захочет.

Эрик послушно отошел на пять шагов.

Хейли тем временем обратилась ко мне:

— Когда Рассел привез нас, работала только круглосуточная пышечная на углу. Спасибо за хороший кофе. Где остальные?

Эрик вручил мне кулек с пончиками. Я взял шоколадный.

Мы смылись из комнаты, так что горничные, наверное, подумали, что у нас семейное собрание. Наша команда в прачечной самообслуживания. Они могут устроить постирушку и слоняться у всех на виду, оставаясь невидимыми.

— Эрик, — сказала Хейли, — ты до сих пор еще не был в туалете. Пойди умойся.

Не сказав ни слова, Эрик покинул нас, удалившись в маленький туалет рядом с черной лестницей.

Хейли намеренно отослала Эрика, чтобы тот не слышал, о чем мы говорим, поэтому я спросил:

— Как он?

— Держится… еле-еле. На любой шум реагирует крайне болезненно. Слишком много приказов, слишком много возможностей, слишком много голосов кроме наших и его собственного, идущего из глубины. Держаться за свою личность становится ему все тяжелее.

— Он никогда не будет свободен, — сказал я. — Ты это знаешь.

Хейли потупилась.

— Я надеялась, что, когда он выберется оттуда, прежде чем я умру, мне, может быть, удастся помочь ему стать сильнее, чтобы однажды…

— Это его лучшие, пусть и немногие дни. С тобой.

Глаза Хейли затуманились.

— Вы все знаете, что у него блестящий ум, но много сделать он не сможет. Кто он — идет от его сердца. Из самой сути его натуры. Наша природная суть всякий раз настигает нас. А его природная суть — в любви. Чистой любви. Неколебимой любви, готовой на самопожертвование.

— Поэтому он служил своей родине как шпион.

— Да. И его природная суть отдала его в руки идеального истязателя, в идеальный частный ад. Словно и нет самосознания. Словно и нет высшей справедливости.

— А как ты? — сказал я, делая вид, что кофейная чашка подрагивает у меня в руке просто потому, что мне нравится смотреть на водоворот коричневой жидкости.

— С каждым днем я умираю все быстрее. Я надеялась, что, по крайней мере, смогу быть с вами до конца. Увижу все собственными глазами. Но пока мы не очень-то продвинулись.

— Брось! — решительно возразил я. — Мы уже здесь. Успели так далеко забраться.

Хейли улыбнулась мне притворной улыбкой, какой улыбается ребенку мать, чтобы смягчить неизбежное.

— Меня трясет, но я держусь.

Я бросил взгляд через улицу. Труба стояла на прежнем месте.

Отвернувшись от окна, я поймал на себе взгляд Хейли.

— А как ты? — спросила она.

— У нас все в порядке, — сказал я. — И с Кэри…

— Забудь о ней, — покачала головой Хейли. — Она не для тебя.

Это был чувствительный удар, придавший особую интонацию моему тону.

— О чем это ты?

Хейли улыбнулась, губы ее дрожали.

— Жизнь уж точно не ласково с тобой обошлась, — сказала она. — Подбросила мертвеца в психушку, где ты чувствовал себя в безопасности. Добавила к безумию боль. Это нечестно. Неправильно. Снова. Ты знал, что из-за убийства в конечном счете придется плохо нам, невинным. Дать случиться этому — все равно что сделать это самому. Так что, выходит, именно ты нажал на спусковой крючок. Знаешь, почему ты ухватился за Кэри? Потому что она — это ты. Спокойная, жесткая, безжалостная. Стрелок. Она вторглась в твою жизнь как раскаленная комета. Она была тобой, затерявшимся в Малайзии. Убийственной стороной твоего «я». Твоей подспудной тягой к любви. Это все сделало ее больше, чем обыкновенной женщиной… и боль от потери Дерии придала Кэри еще больше власти. В один миг там, в «Каменном пони», ты вбил себе в голову, что она — ходячая высшая справедливость. Твоя искупительница. Либо она загоняет тебя до смерти, либо поможет нам скрыться от легавых… плюс она любит тебя. Так или иначе, ты вообразил, что, подцепив ее, сам сможешь сорваться с крючка. Но учти вот что, киллер: не такой уж она ангел. Для тебя это пистолет без патронов и светловолосая головка.

В туалете шумно спустили воду.

Мне хотелось сказать Хейли, как она ошибается. Однако произнес я совсем другое:

— Ты же знаешь, что случилось с нашим последним психиатром.

— Я и так уже в похоронной процессии.

В туалете вода полилась в раковину.

— Эрик, можешь выходить, — позвала Хейли.

Она оберегала его, не давая пространно высказываться о чем бы то ни было, пока не пришел Рассел и не сказал, чтобы оба спускались: их подберут Зейн и Кэри, они в «кадиллаке».

— Придется удвоить караул, — сказал Рассел. — Каждый раз, как мы разъезжаем на этой белой бестии, все на нас так и пялятся.

— А что остальные будут делать весь день?

— Понятно. — Рассел посмотрел на окно. — Держать ушки на макушке.

Ланч. Чизбургеры и жирная поджарка из закусочной в двух кварталах от нас. Трупообразный клерк жевал пепперони и пиццу со свежими помидорами. Солнце весь день напролет. Кровавый закат. Час пик. Городской автобус, изрыгающий черный выхлоп. Свиной шашлык, приправленный имбирем, на белой лапше. Две дюжины звонков и дверь, распахивающаяся для мужчин, которые прячут свои лица. Изученные до мелочей движения негра-менеджера. Тысячи взглядов на Триш, такую, щебечущую по мобильнику. Двадцать семь клиентов на «Почте для вас!», тринадцать из которых пользуются своими почтовыми ящиками. Никто из них даже не притронулся к перевязанной белой лентой картонной трубе за прилавком.

— Ушки на макушке, — сказал Рассел, когда часы на моей дрожащей руке показали палиндром 10.01 и в окне через дорогу появился старик, чтобы провести очередную ночь за очередным романом.

— Шпионить — это все равно что смотреть.

— Шпионить — это все равно что верить, что есть на что посмотреть. Уже не веришь?

— Почтовая труба все еще на месте.

— Что, если никто так и не придет за ней? Что, если все это только дохлый номер, к которому прибегала только покойная? Что, если труба эта, кроме нас, никому не нужна?

— А над чем, по-твоему, я ломаю голову целый день, слушая, как ты расхаживаешь взад-вперед и ноешь, да еще эта дерьмовая еда, вонючий клозет и…

— Ладно, вояка, не взваливай все на меня! Таковы реалии нашей операции и…

В этот момент снизу донесся подвывающий мужской голос:

— Эй! Там наверху! Я иду.

— По-твоему, он хочет записаться волонтером? — посмотрел на меня Рассел.

— По-моему, ему нужно в сортир. Снова.

Но Рассел сместился к противоположной стене. Я занял такую позицию, чтобы наблюдать одновременно за лестницей и за окном. Пиджак я накинул на спинку стула, выставив пистолет в кобуре на всеобщее обозрение.

В комнату вошел поросший щетиной клерк, бледный, глаза налиты кровью. На футболке от тренировочного костюма замысловатый французский рисунок, джинсы явно подобраны на помойке. Красные поношенные кроссовки, хмурый взгляд.

— Ну так где оно? — спросил он.

— Что «оно»? — вопросом на вопрос ответил Рассел.

— Я не с тобой разговариваю, мистер Бум-Бум. Как насчет Кофейного Человека? Сделка есть сделка. Где оно?

— Никак не пойму, о чем ты толкуешь, — сказал я, посмотрел через улицу на «Почту для вас!», но увидел только все того же старика. — Тебя что — разорили?

— Нет, но нанесли травму. Вы сами видели. Сами слышали. А ведь он обещал, но никто ничего так и не принес, поэтому я сам пришел за справкой.

— Какой справкой?

— О компенсации нанесенного ущерба. Это Америка. Это законный бизнес. А вы распоряжаетесь тут, как хозяева, и ломаете мне кайф. Вы сломали телевизор. Мистер Бум-Бум клялся, что принесет справку о компенсации ущерба, но так ни черта и не принес, поэтому я решил сам забрать.

— Возмещение ущерба? — Я был настолько взбешен, что Рассел перестал подпирать стену и подошел к нам. — Ты хочешь возмещения ущерба? Думаешь, ты здесь хозяин? Думаешь, что твое правительство?.. За какой-то сраный телевизор?!

— С дистанционным управлением, — сказал клерк.

— Дистанционным? Дальним? За далью даль — это ты хочешь сказать? Компенсировать тебе твои затраты в ущерб интересам национальной безопасности? Что ж, я попробую достать справку о компенсации и возмещении ущерба.

Клерк скрестил свои тощие, как зубочистки, руки.

— О том я и говорю.

Я хлопнул по карманам брюк.

— Ничего!

Сунул руку в нагрудный карман пиджака.

— И здесь тоже!

Наконец выудил из второго нагрудного кармана сложенный листок бумаги.

— Обожди минутку! — Я поднес бумажку к свету, который просачивался в эту смрадную комнату над тысячей извращенных киношных фантазий. — Ну-ка, что у нас здесь?

Эффектно развернув бланк, я увидел отпечатанный наверху логотип: «Почта для вас! Свидетельство об аренде ящика».

Я искоса поглядел на клерка.

— Похоже на стандартную форму!

Я торжественно поднял формуляр.

— Проклятье!

Опечаленно и встревоженно я взглянул в злые глаза клерка.

— Похоже, я схватил в офисе не тот формуляр.

Я чувствовал, как он следит за тем, как я разглядываю разграфленный листок с инструкциями и незаполненными графами:

— Да это же…

Только тут до меня дошло.

— Это я виноват. Моя ошибка, — прошептал я.

— Что? Ви… дружище, с тобой все в порядке? — спросил Рассел.

Оторвавшись от бумаги, я взглянул на клерка.

— Спасибо.

— Хм? — вопросительно фыркнул он.

Рассел уставился на меня так, словно я сошел с ума.

— Мы уладим это через почту.

— Но почему вы сами не принесете? — спросил клерк. — По почте такие дела не делаются.

— Потому что завтра нас здесь не будет. Выходной.

— Выходной? А еще на правительственной службе!

— Так у нас заведено. — Я кивнул на Рассела. — Мой напарник сопроводит тебя вниз. Возьмет адрес — куда ты хочешь, чтобы направили справку. Даст аванс, чтобы добрался сегодня до дома.

— Наличными? — Клерк зыркнул, переведя взгляд с меня на Рассела и обратно. — Да, — замялся он, — а этот аванс, случайно, не попадет в отчеты, ну, вы понимаете…

— В отчетах мы спишем его на наши личные расходы, — заверил я клерка.

— Тогда порядок. Так и быть. — Он повернулся и стал спускаться по лестнице.

Рассел сделал вид, будто я не в своем уме, но последовал за парнем.

Я же тем временем набрал запрограммированный номер.

Пять звонков.

— Да? — задыхаясь, ответил Зейн.

— Чем занимаешься? Ничего страшного, — сказал я ему. — Намыливайтесь поскорее. У нас тут жарко.