Без разрешения

Глава 32

Утро следующего дня

Захар

В ожидании Матвея сижу в кафе на так называемой городской набережной. Местная речка представляет собой скорее живописную декорацию, чем реку в том самом смысле. Её воды безнадёжно загрязнены в результате сброса отходов промышленными предприятиями и заводами, которыми изобилует город.

Бариста, молодая девчонка с причёской а-ля «мэрилин» и накрашенными, по классике, красной помадой губами, приветливо улыбается мне из-за стойки.

Сейчас раннее утро, и я чуть ли не один в этой кофейне. Не считая дедули за столиком в глубине зала, который, как говорил мой приятель, «ещё Сталина видел».

Бариста, по вполне понятным причинам, его «не считает», поэтому всё её внимание и очарование достаётся мне, как единственному половозрелому самцу в этом помещении.

Сдержанно наблюдаю за тем, как она, старательно виляя бёдрами, несёт мне мои блинчики. Я всегда заказываю здесь одно и то же: блины с клубничным вареньем. В этом кафе подают именно варенье с цельными ягодами, а не какой-то там сопливый джем.

Я никогда не признаюсь в этом прямо, но эти блины, и это варенье — вовсе не случайность, и не дело вкуса. В детстве меня крайне редко баловали подобными изысками.

Родители много работали. График был, как я сейчас это понимаю, абсолютно ненормированный. Воскресные завтраки всей семьёй — не-а, не слышали.

С тех времён мне запомнилась одна реклама, которую постоянно крутили по телеку. В ней сверкающий отбелёнными зубами мужчина, женщина в клетчатом фартуке и двое розовощёких вихрастых мальчишек-близнецов сидели за столом и дружно поглощали те самые заветные блины с вареньем.

Мы с Макаром были предоставлены сами себе с ранних лет. Макар — это мой брат, как несложно догадаться.

Захар и Макар. Чувство юмора у моих родителей — пушка-бомба. Так и хочется добавить — на первый-второй рассчитайсь!.. Что, в принципе, недалеко от правды.

Мой отец — военный. Мама — тоже военный, но врач. Всё моё детство прошло в разъездах между городами, в которые по долгу службы направляли отца.

Я поменял столько школ, что всех и не упомнить. Однажды, уже через много лет после получения аттестата, меня добавили в группу выпускников в соцсети. Я так и не смог сообразить, кто эти люди, и когда я с ними учился вообще.

Эти скитания, без сомнения, наложили свой отпечаток на мой круг общения. Постоянных друзей у меня не было. Да и как их завести сегодня, если завтра утром нас с братом могли поднять по команде и приказать собрать вещи для переезда.

Я научился не привязываться к людям. Ведь проще не иметь чего-то и жить в спокойствии, чем потерять и страдать от этого факта.

Единственный стабильно присутствующий в моей жизни ровесник был Макар. Он старше меня всего на год с небольшим.

Однажды, я подслушал разговор моей матери с соседкой. Они сидели на тесной кухоньке нашей служебной квартиры. Пили вино и дымили в приоткрытую форточку тонкие, пахнущие ментолом сигареты.

Мать сказала тогда, что после Макара не планировала больше рожать. Однако я был слишком настырным и хотел жить. Из-за сбоя в цикле после первых родов она попросту не заметила наступления беременности. Поняла она это лишь тогда, когда на пятом месяце я постучался в неё изнутри. Аборт делать было уже поздно…

Понимание того, что меня не хотели, обрушилось с треском на мою пятнадцатилетнюю голову. Макар был желанным ребёнком, а я — нет. Каково это осознавать?

Неописуемые ощущения, скажу я вам. Лучше бы я узнал ещё раз, что Деда Мороза не существует. Хотя, о чём это я? Мне кажется, я с самого начала был в курсе.

Где-то на грани моего подсознания всегда маячила мысль, что я хуже своего брата. Макар учился на одни пятёрки, я — нет. Макар побеждал в спортивных соревнованиях, я — лишь участвовал в них. Макар был по жизни лидером, я — болтался где-то в середнячках.

В старших классах отцу, наконец, предложили более-менее постоянное место. И мы осели там, где было определено нам волей случая — в индустриальном городке на берегу сибирской реки.

Родители взяли ипотеку и, как мне кажется, только из-за этого не развелись до сих пор. Как по мне, лучше до старости прожить одному, чем вот так.

Я не знаю, был ли Макар плодом их короткой любви, либо её никогда и не было. Мне всегда казалось, что эти двое живут друг с другом, потому что пришлось.

Знаете, как после распределения мест в общежитии, когда тебе подселяют совершенно случайного соседа по комнате. А там уже ты вроде как привык, и дёргаться или искать лучшие варианты просто неохота…

Макар пошёл по стопам матери. Он с успехом закончил медицинский и в данный момент занимает пост заведующего хирургией в областной больнице. Он в принципе всегда был — мамин.

Мне же досталось — то, что осталось. Суровый отец, который мечтал слепить генерала из непутёвого младшего сына.

Генерала из меня, конечно, не вышло. Как и какого-никакого захудалого майора.

Методы воспитания моего отца, как вы понимаете, отнюдь не были деликатными.

Помню, как в шесть лет он научил меня плавать. Мы тогда жили в небольшой деревушке на границе с Беларусью. Стояла ранняя осень. Папа повёл ни о чём не подозревающего меня на местный пруд. Мы взяли с собой удочки и наживку для ловли карасей.

Я случайно уронил с понтона ведёрко, заготовленное для рыбы, и не смог его вытащить. Когда отец понял, что я боюсь плавать, он посмотрел на меня как-то странно.

В этот день он столкнул меня в пруд с того самого понтона. Я барахтался, захлёбываясь в холодной сентябрьской воде. Каким-то чудом мне удалось зацепиться за деревянное покрытие причала. Задрав голову вверх и тяжело дыша, я увидел торжество в глазах своего отца, наблюдающего за мной.

«Вот так учатся настоящие мужчины», — сказал мне папа. Позже он заявил, что всё это произошло случайно

В детстве я много болел и был слаб физически. Отец изо всех сил боролся с моей врождённой хилостью. Утренняя зарядка — само собой. Закаливание — отдельный вид удовольствия. Хождение босиком. Обливание холодной водой. Я испытал всё это на своей шкуре.

Нет, поймите правильно, отец никогда не бил меня. Не пытал калёным железом. Просто у него были свои чёткие понятия о том, как воспитывать сына.

Расписанный поминутно режим дня. Подъём по будильнику, школа, уроки, затем внеклассные занятия. Затем снова уроки. Мой день сурка выглядел именно так.

Иногда я думаю, что моя страсть к дисциплине зародилась именно тогда. Привычка контролировать своё время, как ни странно, успокаивала меня и давала ощущение некоей опоры в жизни.

Однако, несмотря на все усилия отца, в военное училище меня не взяли. Поэтому после окончания школы я поступил на юридический. Само собой, с последующей перспективой карьеры в органах. На безрыбье и рак рыба.

Затем была прокуратура в Новокузнецке. Перевод в этот город. Скандал с участием жены Литвинова и позорное увольнение.

Последний мой разговор с отцом состоялся примерно тогда. Когда я вернулся домой в надежде начать всё сначала, он сказал мне, веско роняя слова: «Ты разочаровал меня». Это был мой приговор.

На следующее утро я взял билет обратно. Устроился на фирму Лисовецкого, и с тех пор я здесь. И вроде я больше ни перед кем не отчитываюсь и не исполняю чей-то амбициозный план на мою собственную жизнь, но иногда… я вновь чувствую себя подростком, который всё так же стремится доказать что-то отцу.

Матвей заходит в кафе, неловко придерживая дверь плечом. С удивлением обнаруживаю, что он не один. На руках у него сидит малыш, судя по цветовой гамме одежды, это мальчик. Года три-четыре, не больше.

— Привет! — Матвей бодро здоровается со мной, усаживая ребёнка на край дивана. Машет рукой баристе.

— Извините, у вас не найдется подушки или типа того? Чтоб повыше было, — указывает на уровень стола.

Снимает с пацана шапку, ослабляя узел под подбородком. Стягивает курточку. Тот с интересом осматривается по сторонам.

Когда его взгляд находит меня, улыбаюсь ему и слегка подмигиваю. В ответ он несмело растягивает в улыбке рот, полный зубов.

Матвей представляет нас друг другу, параллельно листая меню свободной рукой.

— Захар, это Артём. Тёма, это Захар.

В минутном импульсе протягиваю пацану руку. Тот смотрит на неё настороженно. Молчит. Матвей объясняет:

— Так здороваются мужчины. Помнишь, я тебе показывал? Смотри как надо.

Пожимает мне руку.

— А теперь сам, давай. Давай, — подталкивает детскую ручку в направлении моей раскрытой ладони.

Трясу слегка его ладошку. Пацан опять улыбается, не произнося ни звука. Кажется, ему понравилось.

Бариста приносит нам две небольшие подушки малинового цвета. Матвей садит ребёнка в дальний угол дивана, ограничивая ему выход своим телом. Делает заказ.

Быстро пролистав что-то на своём телефоне, включает мультик. Слышится знакомая мне по рилс в соцсетях навязчивая мелодия: «По полям, по полям синий трактор едет к нам…»

— Это твой сын? — киваю в сторону ребёнка. Мы с Матвеем общаемся в основном по работе и в подробности его личной жизни я не посвящен. — Сколько ему?

— В декабре три исполнилось.

— Ого. И часто ты так? — имею в виду, что на встречу по рабочему вопросу он пришёл с сыном.

— Бывает. Няня заболела и не смогла с ним остаться сегодня. А его мама… — его голос ломается. — Она… в общем, её нет.

— Извини. Я не хотел.

Махнув рукой, делает глоток из чашки.

— Ладно. Давай по делу. Он плохо спал ночью. Скоро начнёт исполнять.

— Ты выяснил, что я просил?

— Ну почти. По первому вопросу всё ясно, — достаёт из сумки и кладёт на стол бутылочку сока, затем игрушечный грузовик. С недоумением наблюдаю за его манипуляциями. Наконец, на свет появляется планшет в кожаном чехле серого цвета.

Матвей разворачивает экран по направлению ко мне.

— Листай.

Там фото. Какой-то мужик с густыми, словно насупленными бровями и морщинами, глубоко прорезавшимися на гладком в целом лице. На этом фото ему лет сорок с небольшим. С ним рядом двое. Подростки — мальчик и девочка. При взгляде на последнюю моё сердце перестаёт биться на несколько секунд. Альбина…

— Это отец, — поясняет Матвей. — Крупный предприниматель в Республике. Из наших. В молодости работал в органах. После смерти жены уволился и подался в бизнес.

Киваю.

Смахиваю фото. Опять Альбина. Судя по всему, выпускной класс. Её лицо, обрамлённое длинными вьющимися волосами, зелёные глаза, будто подёрнутые дымкой, тонкие кисти рук — всё это, в совокупности, настолько прекрасно, что мне становится трудно дышать.

— Отправь мне это, — практически хриплю.

Матвей пожимает плечами, мол, ради бога. Сам говорит:

— Она закончила юридический во Владике. Затем несколько лет работала в бесплатной консультации. Ничего интересного. Ни скандальных дел, ни крупных процессов.

— А дальше? — спрашиваю, прекрасно зная, что было дальше.

— Вышла замуж. Мамаев Мурат, фактический владелец группы компаний Стройтэк, — начинает перечислять. — Сюда входят: уже известный нам Титан, Альянс-Инжиниринг, Алания-Строй и другие. Старший сын Шалико Мамаева. В определённых кругах известного как Мамай. В 1990-е серьёзно подозревался в связях с криминальным миром. Против него были выдвинуты обвинения в незаконной поставке оружия в Чечню. Доказать ничего не удалось, но я тебе могу сказать со всей уверенностью… — Матвей качает головой.

Твою мать. Ещё криминала в этой истории не хватало.

— Что ещё? — спрашиваю обречённо.

Матвей салфеткой вытирает лицо пацанёнку, перепачкавшемуся сметаной. Отвечает, повернувшись ко мне вполоборота:

— Мамаев собирается баллотироваться в парламент РСО этой осенью. Видимо, поэтому он приехал за сбежавшей женой.

— Похоже на то… — задумчиво размешиваю свой уже остывший кофе серебристой ложечкой с логотипом кофейни.

— Я нашёл ещё кое-что. Опыта в банкротных делах у меня маловато, но интуиция прям кричит: здесь что-то нечисто.

Открыв следующий файл на планшете, передаёт его мне.

Читаю. Строчки пляшут перед глазами, но картинка начинает понемногу складываться.

— Ты уверен? — мой голос сейчас максимально серьёзный.

— Более чем. Но реальные доказательства нужно искать внутри системы. У меня туда доступа нет.

— Зато у меня есть, — допиваю кофе одним глотком.

Встаю. Кидаю на стол несколько купюр.

— Ты красавчик, Мот. Впрочем, как всегда.