Бездарыш

Глава четвертая Добрый идун

Гнездо кошколюдов совершенно не походило на птичье. Огромная круглая яма своим основанием занимала почти всю ложбину, окружённую всё теми же скалистыми холмиками, счёт которым я давно потерял. С момента своего появления на Суши я, что шёл, что бежал, что ехал на шкуре исключительно мимо таких и по ним.

Диаметр верхнего круга дыры больше сотни шагов, но под ним, уходящими глубже террасами, лежат ещё три, каждый вдвое меньше другого. Ох, они и копатели – эти массахи… Много лет ковырялись, наверное. Вон, аж вынутым грунтом все соседние низины засыпали. Когда подходили к гнезду, я заметил, что под холмами с обратной стороны земля шибко поднята уровнем.

Там нас как раз и встретили сторожа, которые помогли Шикашу спустить меня в яму. Хоть последний отрезок пути проехал не волоком. Донесли на шкуре, как на носилках, по опоясывающему котлован скату до второго подземного этажа. На первом у них огород. Вся терраса, кроме прохода вдоль стенки, засажена какой-то пузатой репкой, а вот ниже уже идут норы, у входа в одну из которых я и лежу.

Как сказал мне Шикаш, внутри они прячутся только, если нагрянет ходок, а так, массахи и спят, и едят, и любыми хозяйственными делами занимаются на свежем воздухе. Гнездо – это не только эта огромная яма, на дне которой в тени прячется маленький прудик-колодец, но и окрестные скалы, и сами холмы, и их склоны. У мохнатых везде место с пользой используется. С одной стороны шкуры сушат на солнце, с другой на горячих камнях мясо вялят. Или это они его жарят так? Я не разобрался ещё. Тонкими пластами по плоским скалам раскладывают, чем-то посыпанное.

На подробные расспросы пока сил нема. Что подметил, когда мимо несли, то и знаю. До вечера у меня отдых по плану. Лежу на шкуре под земляной стенкой в тени и сквозь щёлки прищуренных глаз наблюдаю за местной детворой, которая думает, что я ещё сплю. Не хочу привлекать их внимание. И так вчера, когда только меня принесли, разве что не облизали всего. Любопытная мелочь. Каждому нужно потрогать, понюхать. Пока старика-кошколюда охраной ко мне не приставили, хвостатые надоеды лезли со всех сторон и какие побольше, и самые маленькие, которые на задних лапах ещё не научились ходить.

Забавная у них детвора, но не до них мне пока. Поужинав вчера мягкой кашицей, которую мне запихивала расщеплённой надвое палочкой в рот старая кошколюдка, я провалился в сон, отпустивший меня уже поздним утром. Когда проснулся, Шикаша уже не было рядом. Напоивший, помогший справить нужду и накормивший меня вислоусый старик сказал, что он на охоту ушёл, как и вождь их, который вечером будет со мной говорить.

Они все здесь постоянно охотятся, кроме нескольких охранников, несущих караул наверху, совсем уже дряхлых стариков и детей. Даже бабы, которых видел вчера вечером, у них тут охотницы. У одной заметил пращу, у другой заострённая длинная кость была в лапах. Но с оружием у них здесь беда. Копий нормальных и тех нет. Про луки же вовсе молчу. Откуда им взяться, когда простой прямой палки вокруг найти негде? Вдвойне жалко моё, отобранное двуногими падальщиками оружие.

Ни железа массахи не знают, ни огня. Дикари. Первое на Сушь, видно, только мы-идуны и приносим, второго же тут развести просто не из чего. Деревьев нема, а сухую ботву жечь бессмысленно. Здесь не холодно. Ночью зябко немного, но не настолько, чтобы у костра была нужда греться.

Днём же жарко и вовсе. Вон в тени лежу, а всё равно ветерка не хватает, какого нет в яме. Так-то грех жаловаться – воды вдоволь, еды – чем бы та кашица не была – тоже хватает. Все условия мне кошколюды создали. Даст Создатель – очухаюсь. Но проверять свою живучесть не хочется. Вдруг тот урод-таки прав? Вдруг подохну? Может, не сегодня и даже не через седмицу. Но что, если так и не встану со шкуры?

И потому жду разговора с вождём кошколюдов с надеждой. Коплю силы на оный. Кроме семени жизни мне на Суши ничего не поможет. Раз Мать-Ночь велит своим детям-массахам помогать идунам, значит есть шанс, что упрошу их главу убить того ходока, что попался в ловушку. Так-то большую половину работы я за них уже сделал. Даже такую гигантскую тварь не проблема прикончить, коли та к месту прикована. Лишь бы только не вырвался великан. Камень там здоровенный, но мало ли.

Ну, а главное для себя я ещё у Шишкаша успел выспросить, пока тот меня пёр сюда. Ходок – это уже не человек и не зверь. Ему ни еда, ни вода не нужны, как и сон. Сам от жажды, от голода не подохнет. Помрёт, если только убить. Так что, если не вырвался, обязательно дождётся героев, которые смогут из сердца гиганта награду достать, какой больше на Суши взять негде. Там семена и бобы точно есть. Сколько именно кошколюдам неведомо, но мне много не надо. И одного хватит семени.

И вот настал вечер. К возвращению взрослых массахов в гнездо я успел и ещё раз поесть, и ещё раз поспать, и со старым котом поболтать. Благо, тот с человеческой речью в ладах и, в отличие от юного Шикаша, слова худо-бедно склоняет. Кстати, юность и старость у них тут понятия не под наши мерила. Вислоусый дед на поверку оказался чуть младше меня. Двенадцать годов ему. А спасителю моему пять всего. Причём, здесь он за взрослого дядьку. На втором году жизни массах в полную силу вступает. В этом плане они больше звери, чем люди.

Животные то есть. Настоящих зверей нет на Суши. Стареют и мрут все, включая многолапую погань, которая у массахов зовётся злым зверем. На злых не охотятся. Не по силам кошачьим добыча. Злых отпугивать только. Вся округа гнезда порошком из вонючего корня специально обсыпана, чтобы хищник не сунулся. На охоте же, если встретишь такого, бежать только. Каменная шкура у них.

Но это я и сам уже знаю. Мне бы лучше про звёзды, лучи, ходоков. Пока сил на долгие разговоры нет, но, если не сдохну, у кошколюдов, прежде чем их покинуть, всё обязательно выведаю. Ну, как всё? То, что хвостатые знают. Дикари не семи пядей во лбу. Больно век короткий у них. Копить бесполезные для семьи знания – это не к ним.

А вот мне в голову, даже в болью трещащую, против воли ненужные знания лезут и лезут. Из речей деда подметил, что тот, говоря о любом из своих соплеменников, постоянно использует слова: «сын» и «дочка». Не стерпел, спросил. Оказалось, что в семье у массахов все друг другу прямая родня. Никто из мужчин здесь не делит детей на своих и чужих, ибо просто не знает, кому он отец. У них тут нет жён и мужей. Как нет, ни ревности, ни стыда, ни боязни кровосмешения.

Последнее – видно, дар дикарям от Единого. Сношайся с кем хочешь, приплод всегда будет здоров. Не удивительно, что местные бабы про целомудрие слыхом не слыхивали. Обобравшие меня мужики не шутили, говоря, что их старший спал с кошкой. Такое здесь в порядке вещей. Понести от такого союза никак, а зуд в чреслах унять вполне можно.

Благо местные мохнатые девки на наших довольно похожи. Те же узкие плечи, широкие бёдра и грудь о двух штуках, той же выпуклой человеческой формы. Последняя, кстати, без меха, как гол у массашек и живот, и всё, что под ним, вплоть до внутренних сторон бёдер, какие видны из-под юбок. Слава Единому, свою грудь кошколюдки тоже не выставляют напоказ, перетягивая её по верху широкой кожаной лентой. Тут не в скромности дело. Чисто. Чтобы не болтались при беге.

И спасибо, что срамные дела у них принято совершать потаённо. Сношались бы у всех на виду, а не в норах, куда убегают по парам, я точно бы выблевал съеденное. Аппетита у меня пока по-прежнему нет. И по-прежнему слабость проклятая встать не даёт. И башка трещит-кружится, словно не несколько дней назад ей долбанулся о камни, а только что.

Как в таком состоянии с массахским вождём разговаривать? Мне же не просто ему надо спасибо сказать за то, что приютили болезного. Мне же его уговаривать надо на опасное дело отважиться. Ой, как не согласится пойти своей мохнатой ватагой ходока добивать… Всё-таки кошаки мелковаты – даже рослый мужик у массахов ниже меня – и оружие у них курам на смех.

Всё. Идут. На второй этаж ямы спускаются несколько кошколюдов, среди которых и мой знакомец-Шикаш. Соберись, Китя. На поболтать у тебя хватит сил. Вон тот с драным ухом, наверняка, и есть вождь массахов. Вспомни Ло. Колдун точно бы сумел убедить дикарей под его дудку сплясать.

– Проверили, да, – совершенно по-человечески кивнул вождь массахов по имени Ушук. – Сидит на холме. Нога ему не достать. Придавлена намертво.

Фух… Услышал, что больше всего волновало. Оказывается, то расстояние, что Шикаш меня ни один день тащил, для массаха без ноши всего на несколько часов в одну сторону путь. Ходок рядом. И из ловушки, в которую я его заманил, ему точно не выбраться.

– Значит, я его поймал-таки, – улыбнулся я, стерпев вызванную даже этим лёгким движением боль. – Жаль, прикончить сил нет.

– Поймал, поймал, – подтвердил Ушук. – Гнездо в безопасности. Можешь жить у нас пока снова сильный не стать. Дети Матери-Ночи чтут её заветы. Мы всегда помогать идуны, если это не грозит опасность гнезду.

Так вот, в чём был смысл проверки? Вырвись ходок на свободу, добренькие дети Матери-Ночи, поди, выставили бы меня за порог. Шикаш рассказывал, что их отгонялка на ходоков не действует, но тогда я не понял, к чему это он.

– Ходок разве вас из нор достать может? – тем не менее решил уточнить я.

– Достать нет, – успокоил меня массах. – У нас есть отнорки. Всегда убежим. Да и не станет ходок разрывать наши норы, если внутри идуна не почует. Ходок всегда знать, если близко идун. Мы в гнезде идуны привечать, если только ходоков рядом нет. Тебе повезло, можешь гостем быть.

И то, что он не добавил: пока, совершенно не значит, что этого не сказанного «пока» в его речи не пряталось. Значит, сразу же выгонят, стоит ещё одному ходоку объявится в окрестностях гнезда. Тем более стоит попытаться ускорить своё выздоровление.

– Это да, повезло, – согласился я. – Как и вам. Теперь сможете взять такую добычу, о какой и мечтать не могли. Небось, редко когда ходока завалить удаётся? Считай, достаток твоему гнезду обеспечен. Семена, бобы… Идуны за них хорошую цену дадут. Настоящим оружием обзаведётесь.

Еле сдюжил эту длинную речь. Ну как, алчность в кошачьих глазах я увижу?

– Ходока убить?

Вместо алчности страх и неверие. Плохо, что один на один мы общаемся. Остальных вождь прежде, чем начать со мной разговор, всех прогнал. Так бы, может, собратья Ушука меня поддержали бы.

– Ну да. Не бессмертный же он. Отчего не убить бы?

И выражение на лицо напускаю такое, что словно бы то совсем плёвое дело. Смотри, вождь. Мальчишка едва языком ворочает, а и тот ходока не боится.

– Нет, нет, нет, – затряс головой Ушук. – Массахам ходока не убить. Ходок сам нас убить. Ходок сильный, мы слабый.

От волнения вождь кошколюдов начал сильно коверкать общую речь, которой людской язык здесь зовётся. Нет, Китя, не убедишь ты его. Бесполезно.

– Массахам Мать-Ночь не велит с ходоки драться, – продолжал Ушук. – Только прятаться и убегать. Ходоки убивать – это к идунам. Дети Бездны в сто крат хуже злой зверь.

Кошколюд всё же взял себя в руки, и его голос уже перестал дрожать.

– Гость что-хочешь просить, кроме этого, – успокоившись, вынес Ушук своё окончательное решение. – Вернуть силы – сам идти ходока убивать.

Вернуть силы… А, если они не вернутся? Значит, только идунам убивать ходоков… Похоже, мне ничего другого не остаётся, кроме как поймать вождя кошколюдов на слове. Проси что-хочешь? Ну ладно.

– Хорошо, вождь, – кивнул я одними глазами. – Раз Мать-Ночь не велит вам ходоков убивать, отыщите того, кому оно можно. Найдите мне идуна.

И тут же добавил, собрав все последние силы:

– Но только не из тех, которые здесь гостили недавно. То злые идуны. Найдите мне доброго.

Добрый человек… Да, разве же такие бывают? Я и сам себя добрым, по-настоящему добрым, назвать не готов. Тут, если только массахи, кого-то из моего отряда найдут. Но на то шанс совсем невелик, ибо Сушь велика. В общем, не из простых я задачу перед вождём кошколюдов поставил, но Ушук обещал, что они постараются найти мне именно доброго идуна, и массахи уже пятый день вроде как его ищут. Или мне говорят, что ищут, а сами ждут-не дождутся того счастливого дня, когда их бесполезный гость наконец-то подохнет.

Первейшие друзья идунов… Ага, как же. Я, хоть и валяюсь мешком, а разговоры, скопив сил, веду нет-нет с местными. Кошколюды не слишком умны. Выведать у них что-то не составляет труда. Даже то, о чём они не хотят говорить, можно из них вытянуть хитростью.

Оказывается, людям они помогают из страха. Дикари верят, что идун, которому они оказали помощь потом не вернётся к ним, сделавшись ходоком. Плюс, истребление людьми злого зверя в окрестностях гнёзд идёт массахам на пользу. Плюс, помощь нам – это противодействие неким загадочным Гравам – первейшим врагам кошаков, которые нас очень не любят и стараются прикончить при первой возможности. Про последних я выяснил, что те почти вдвое выше массахов и очень сильны.

Ну и главное – кошколюды просто-напросто боятся людей. Мы опасны. Идуны умелы, сильны и владеют могучем оружием. С нами лучше дружить, чем враждовать.

Про дела же самих идунов кошколюды, как выяснилось, тоже немало знают. Мы откуда-то появляемся и куда-то уходим, собрав на лбу звезду в пять лучей. Но, как именно уходим, массахам неведомо. В их краях точно никакого выхода нет. Хотя, может, они его просто не видят, как и норы, ведущие в Бездну.

Причём, это даже не потому, что массахи – больше звери, чем люди. Идунам тоже только пригодные конкретно для тебя норы видны. Пустолобышам-новичкам – треугольные, получившим свой первый луч – ромбовидные, тем, кто с парой лучей на лбу – следующие, и так далее. Вот такая вот хитрая лестница.

Но чуднее всего здесь даже не то, что под каждый луч норы свою форму имеют, а то, что количество лучей в этой форме заодно указывает и на число людей, которым эту нору закрывать. То есть, первое испытание ты проходишь как всегда в одиночку, а вот для второго тебе уже нужен напарник, как и аж целых двое для следующего.

Тот отряд, что меня обобрал, как раз тем и занят, что людей собирает. Среди них четверо тех, кому до полной звезды всего один шаг остался. Нужен пятый. И тут, либо найти старожила Суши с четырьмя лучами, либо, что даже проще, наверное, кого-то из своих дотянуть до нужной ступени.

Ушук говорит, что такие отряды здесь – огромная редкость. Идуны их холмы не слишком-то любят. Побыстрее стараются на полудень уйти, или ещё куда. Пустолобыши попадаются в основном. Да и новички надолго здесь не задерживаются, что и к лучшему. Массахи очень сильно удивились, встретив группу в целых одиннадцать идунов, а потом ещё сильнее обрадовались, когда эта куча нахлебников наконец-то покинула их гнездо.

Ох, не верю я, что Мать-Ночь им поможет найти ещё один лишний рот в дополнение к моему, да ещё и после того, как у них аж три дня гостила такая толпа идунов. На всё гнездо кошаков с детьми вместе и сотни не будет. Тот отряд их неплохо объел.

Разве что, Ушук таким образом попытается избавиться от меня. Вдруг второй идун вылечит первого, и они оба уйдут? Ведь похоже на то, что сам я ещё очень нескоро подохну. Какой день уже мне не хуже, не лучше. Всё валяюсь на шкуре. Уже корни пустил. Пусть ем мало, зато хлопот со мной много. Хорошо хоть, что вера в заветы своей Матери-Ночи у кошколюдов крепка. В Подгнилье, да и в любой другой деревне Предземья, уже давно придушили бы пришлого калеку, и дело с концом.

Восемь дней. Или девять? Я сбился со счёту. Нашли!

Высокий, крепкий мужчина с копной спутанных рыжих волос и с окладистой нечёсаной бородой такого же ржавого цвета спускается вслед за вождём кошколюдов по скату. В мускулистой руке саженное с толстым древком и с длинным навершием мощное копьё. Из-за широких плеч выглядывает притороченная к рюкзаку здоровенная секира, вроде той, которой под даром размахивал Сёпа. Там же, за спиной, тяжёлый составной лук с металлическими пластинами на дугах. Весь пояс увешан ножами в разноразмерных ножнах. Одет в кожаные штаны и жилетку на голое тело. Рядом с маленькими массахами выглядит настоящим гигантом.

– Вот, найти, – сообщил мне обогнавший процессию Шикаш. – Идун.

Слово «добрый» он не стал добавлять. И понятно почему. Широкое лицо человека с выглядывающим из-под падающих на лоб немытых волос треугольником добротой не сияет. Горбатый, наверное, ни единожды сломанный нос, маленькие ярко-голубые глаза, насупленные кустистые брови. Взгляд надменный, суровый. На роже могучего воина написано крупными буквами, что тот делает кошакам одолжение, позволяя вести себя.

– Вот идун, про которого я говорил, – указал на меня вождь массахов. – Он ждать тебя.

Человек ещё сильнее нахмурился.

– Так и знал, что подстава, – хрипло пробурчал рыжий. – Где идун? Вижу только полудохлого лежуна. Развели меня муфры сутулые.

Воин скинул рюкзак со спины, потянулся и, шагнув к земляной стенке яруса, уселся рядом со мной, опёршись на последнюю.

– Ну, чего ждёте? – окинул он хмурым взглядом массахов. – Гость я или не гость? Тащите уже жрачку и воду.

Вождь кошколюдов, не обратив внимание на повелительный тон чужака, быстро раздал указания на своём шипящем языке и вновь повернулся к рыжему.

– Накормить гость, – пообещал Ушук. – Ты пока отдыхать. Юный идун лежит, но говорить может.

Подтолкнув идунов к разговору, вождь массахов покинул нас. На какое-то время мы остались с рыжим дядькой одни. Теперь можно знакомиться.

– Я Китар, – протянул я дрожащую руку сидящему рядом воину.

– Убери, – брезгливо отмахнулся мужик. – Сейчас развалишься к йоку. Нахрена ты людей искал? Ты же труп.

– Ещё нет.

– Это временно, – фыркнул рыжий. – Рожа бледнее смерти. Но я не в обиде, пацан. Отдохнуть у мохнатых денёк-другой можно. До реки ещё топать прилично. Возьму передышку.

– Что за река?

– Да йок её знает, – пожал дядька плечами, – Бывалый один подсказал. Говорил, там людей встретить в разы больше шансов, чем в этом долбаном скальнике. А я, видишь – убрал рукой со лба волосы рыжий, – упёрся во вторую нору. Напарник мне нужен. Потому и обрадовался, когда мне муфрила сказал, что в гнезде у них идун гостит. Как знал, что какой-то подвох.

– Одно семя жизни – и я буду в порядке.

Рыжий захохотал.

– Пустолобыш… Ты хоть котов расспросил бы. Пустые тут звери. В норах тоже награда на лоб только, – похлопал он себя по названному месту. – Семена, знаешь в ком? В ходоках. Ты ходоков видел?

– Видел. И едва одного не прикончил.

Мужик мгновенно заткнулся. Снова нахмурившись, посмотрел на меня.

– Бреши больше.

– У кошаков спроси, – хмыкнул я. – Камнями его завалил. Сидит теперь к месту прикованный, ждёт того, кто добить не зассыт.

– Где? – против воли вырвалось у рыжего.

Насчёт доброты не уверен, но достался мне точно не трус.

– Пообещай одно семя мне, и скажу.

С Ушука я уже успел взять клятву Матерью-Ночью, что массахи пока я жив не покажут другим идунам то место, где сидит придавленный камнем ходок. Только, если рыжий пойдёт искать сам… Тут ведь не так далеко. Рано или поздно найдёт. Потому добавляю поспешно:

– Заодно и напарник для второй норы тебе будет.

Дядька крепко задумался.

– Напарник… – пробормотал он негромко. – С пустым лбом ты мне не напарник. Излечу – и что дальше? Броди с тобой по всей Суши, первую нору ищи? Сделка – дрянь. Я свою, знаешь, сколько искал? Больше месяца. Проще человека с лучом на лбу найти, чем ту нору. Которую я ещё и не увижу теперь.

– Нора есть. Всего в трёх днях пути. Я уже всё нашёл.

Рыжий скривился.

– Как гладко всё у тебя. Хитрый, да? Ну так я тоже не идиот. Идиоты до Суши не добираются. Рассказывай, что там за идун. Что с дарами?

Слава Единому! Клюнул!

– Значит, договорились?

Рыжий фыркнул.

– Пацан, ты тупой? Если я захочу тебя кинуть, то что мне помешает? Пообещаю отдать тебе семя, а сам не отдам. И, что дальше? У тебя всё равно выбора нет. Так и так твоего идуна отыщу.

И он прав. Во всём прав. Никаких гарантий, что он не обманет у меня нет и не может быть. Тут только надеяться, что напарник для прохождения испытания ромбовидной норы ему нужен сильнее, чем лишнее семя.

– Ветродуй он, – не стал упираться я. – Раз в пять-семь минут ветром бьёт. Поздно время узнал. Думал дольше там перерыв. Не приложи он меня о камни башкой своим даром, сам бы эту тупую громадину грохнул.

Привираю чуть, но так надо. Пусть думает, что дело там почти сделано. Но, кажется, уговаривать дядьку не надо. Он уже всё решил.

– Ветродуй – не так страшно, – согласился мужик. – Знатока Суши, что мне про реку рассказывал, слопал ходок, который ускоряться умел. С тем уж точно не сладить никак. Сам я спасся благодаря лишь звериной норе, что мне вовремя подвернулась. Та сквозной была. С другой стороны холма вылез – и на ногу. Ходок небось весь тот холм разрыл. Что тупые они, тут ты прав.

В этот момент наше относительное уединение нарушили массашки, принёсшие рыжему две глиняных плошки: одну с водой, другую с тёртой репкой и несколько пластинок сушёного мяса. Мужик принял угощение и, не поблагодарив, махнул кошкам, чтобы те убирались.

– Семена-то – йок с ними, – откусил рыжий большой кусок мяса. – У меня отмера хватает, – сообщил он с набитым ртом. – А вот без бобов иное испытание и не пройти можно. В лабиринтах бывал? Сам не бездарь хоть?

– Из четырёх даров два боевых, – не стал я вдаваться в подробности, понимая, что на них у меня просто-напросто не хватит сил.

– Плохо, – хлебнул воды рыжий. – Лучше бы бездарем был. В опасного ходока превратишься, коль что. Может, добить тебя от греха подальше?

Я вздрогнул. Ему мига хватит. И ведь не помешает никто. И не накажет потом. Кошколюды край из гнезда выпрут убийцу. Так себе кара.

– Расслабься. Шучу, – оскалился рыжий. – Тут все при дарах. Из тебя хотя бы мелкий ходок получится. Ну, рассказывай давай, где там твой ветродуй под камнями лежит.

Ранним утром Ушук лично отправился провожать идуна к ходоку. Лежу, жду, чем поход сей закончится. Рыжий – воин могучий. Но и ходок, даже к месту привязанный, пострашнее иного хозяина леса. Без даров на такого идти, да ещё в одиночку… Ох, припомнит мне дядька ещё мою хитрость. Ведь не все ему рассказал. Про то, что у ходока под скалой только нога застряла, я умолчал. Не хотел пугать рыжего.

День идёт, а ни массахов, ушедших с рыжим, ни самого косматого воина всё нет и нет. Вот уж и вечер близок. Кошколюды всегда стараются до темноты в гнездо вернутся. Ещё сильнее переживать стал.

И вот на последних лучах заходящего за холмы солнца в яму влетает Шикаш.

– Смерть ходок! – возвещает счастливый кошак. – Идун убить его!

Отлегло. Выяснив кое-какие подробности, наконец-то позволяю себе провалиться в давно уже тянущий меня в себя сон. Первая часть дела сделана.

– Люблю этих хвостатых, – в очередной раз обвёл взглядом рыжий растянувшуюся по склону холма процессию. – Никогда не откажут. Что бабы, что…

Слово «мужики» воин произносить отказался. Отчасти я был с ним согласен. Трусливое племя. Вся их дружба с людьми только на страхе нарушить заветы своей Матери-Ночи и держится. Не будь вера Шикаша в богиню крепка, йока с два бы он меня в гнездо приволок. Впрочем, знай он, что я не очухаюсь, тоже мог бросить. Бесполезный идун… Не удивительно, что Ушук согласился помочь нам ещё раз. Уж это в последний раз точно. Уходим же.

Вернее, рыжий уходит, а меня уносят на носилках четверо массахов. Кроме них провожают нас ещё с дюжину вооружённых кошаков обоего пола и сам вождь. Так сильно хотят от нас, и особенно от меня, избавиться, что решили потратить несколько дней на дорогу туда и обратно.

Очень надеюсь на то, что нора не исчезла. Кто знает, как долго они висят в одном месте на Суши? Мой «добрый» идун оказался ещё тем хитрецом. Семя я получу только в Бездне. Рыжий считает, что я мог его обмануть. Когда, вскрыв убитого им ходока, воин вернулся в сопровождении ночевавших с ним у трупа гиганта массахов в гнездо, он сначала пугнул меня – мол, от сделки отказываюсь.

Мелкая месть за ту недосказанность. Следующим утром, когда я уже почти смирился с мыслью о том, что помощи мне, кроме как от Единого, ждать больше не от кого, рыжий сознался в обмане. Наказал меня, но теперь даёт шанс Путь продолжить. И жизнь заодно.

Вот только веры «брехливому пацану» больше нет. Вдруг и с норой его обманул? И потому мы уже третий день продвигаемся отрядом в ту сторону, откуда я в своё время притопал к гнезду. То есть, к месту своей встречи с Шикашем и ходоком. Путь я помню. Уже и памятную низину прошли, где я наткнулся на коз. Вот-вот выйдем и к той ложбинке, где висела нора. Один холмик, другой…

– Вон она, – кивнул я одними глазами в ту сторону, где – слава Единому – по-прежнему серел треугольник в мерцающей окантовке.

– Нашли! – оповестил кошколюдов рыжий. – Спускаемся вон туда.

Через пару минут, повинуясь моим указаниям, массахи уже осторожно укладывали меня возле самой невидимой, ни им, ни «доброму идуну» норы. Один шаг – и я в Бездне. Вернее, один толчок. Сам туда я войти не смогу. Рыжий меня запихнёт, едва я получу семя. Вот такое вот у нас с будущим возможным напарником взаимодоверие.

Теперь ждём, когда кошаки уберутся подальше. Договорились, что дадим им аж час. Весь риск на себя берёт рыжий. Я ведь могу не пройти испытание, и тогда край в паре вёрст от норы появится новый ходок. С ним встречаться желающих нет.

Правда, дядька сказал, что в треугольнике ничего шибко сложного ждать меня не должно. На первой норе мало кто оступается. Но всё равно жуть, как страшно. Бывал уже в Бездне. Не нравится мне там. Без Ло так особенно.

– Смотри мне, пацан, – пригнулся к моему уху дядька. – Сожрёшь семя прежде, чем в Бездне окажешься, пожалеешь. Если ты меня обманул…

Меня загодя перевернули на живот. На спине подаренный массахами заплечный мешок с полным воды бурдюком и припасами. На поясе нож, которым рыжий согласился рискнуть. В кармане выданный им же боб крепи. Не знаю, сколько семян и бобов дядька взял с ходока, но ради попытки обзавестись напарником он по штуке одного и другого потратить готов.

Жаль, нельзя просто засунуть в нору руку и тем самым доказать, что не вру. Нет, исчезну, лишь когда целиком войду в серую пелену. Так бы сразу съел семя. Благо, действует то почти мгновенно. Проглочу и тотчас излечусь. Собравшись с силами, подтягиваю ладонь ко рту.

– Держи, – вкладывает мне в неё семя рыжий. – Удачи, пацан!

Резкий толчок – и я вкатываюсь безвольной куклой в треугольные врата, сосредоточив все силы на том, чтобы не выронить семя и не отвести руку далеко ото рта.

Получилось! Поспешно запихиваю едва ли не в самоё горло семя и глотаю его. Пошли силы! Пошли! Чувствую, как утраченное здоровье стремительно возвращается. Миг, другой… Вскакиваю с каменного пола.

Ну, здравствуй, Бездна! Поборемся!