Бог играет в кости (СИ)

ГЛАВА 31

Рашид начал приобщать Мерфи к тренировкам. У него была особая система, ни на что не похожая. С другой стороны: если никогда не видел, как тренируются, к примеру, монахи Шао-Линя, просто не можешь знать, что это такое.

Поначалу я пытался за ними угнаться, но быстро бросил. Кесарю, как говорится, кесарево…

Старик Кацман с головой погрузился в аналитику, подолгу общаясь с нашим компьютерным гением, Максом. Тот так и сидел в Москве, на съемной квартире. «Чтобы не складывать все яйца в одну корзину» — пояснил Михалыч.

Траск прибывает в Первопрестольную. В новостях то и дело мелькают кадры с его постной рожей: миллиардер Траск, талантливый ученый, снаряжает космический корабль к Марсу; Миллиардер Траск, альтруист, помогает бороться с голодом в Африке; Миллиардер Траск, филантроп, изобрел средство от некоторых видов рака… Интересно, почему не от всех? Потому, что его же фирмы выпускают исключительно дорогостоящие лекарства?

…Вот смотрю, как он пыжится в камеры, и не могу понять: ну как такой плюгавый человечишко управляет огромной финансовой империей? Имелось подозрение, что он — ширма, подставной директор, но — не подтвердилось.

В восемнадцать продал патент на какую-то компьютерную игрушку. Заработал первый миллион, а затем пошло-поехало. Десять лет, пока не сколотил эту свою корпорацию. Икс-Технолоджис…

Я высказал предположение, что он — тоже Чудесник, и использует свои таланты. Рашид подтвердил, что долго ломал голову над этим вопросом, но все признаки за то, что Траск скорее не чудесник, а «черный лебедь». Необъяснимый феномен сверхъестественного везения…

Рашид старался доступно объяснить, как действуют чудесники. Я так понял, они жонглируют вероятностями. То есть, делают возможность возникновения какого-либо события максимальной… Потому они и мешают мистеру Траску: его весьма условная удача не справляется с мощным потоком противовесных событий, он попросту начинает проигрывать. На бирже, в бизнесе, в личной жизни… Мы изучили его деятельность до мелочей, спасибо нашему хакеру. Парнишка нарыл такое количество сведений, что хватило бы еще на одного миллиардера…

Макс предложил, для проверки, попробовать одну штуку… Так просто! Даже обидно, что мы сами не допетрили. Но, как говорится, со стороны виднее…

Воронцов разбудил меня, когда начало светать. Ёжась и вздрагивая, я пошел в душ, затем выпил, одну за другой, три чашки очень крепкого кофе. С детства не люблю вставать рано: когда за окном морозно и темно, все инстинкты настаивают на том, что сейчас — глубокая ночь. Нужно поскорее забраться под теплое одеяло, и уснуть…

За рулем «Москвича» — Михалыч, кивает довольно хмуро. Тоже не выспался.

Последние несколько дней были довольно сложными. Я старался усвоить всё, что давал Рашид. Временами получалось, иногда — не очень. После того, как увидел показательное выступление Ассоль, самооценка упала ниже уровня моря… Например: она метала ножи в своего учителя, с завязанными глазами. Из разных положений: сидя, лежа, повернувшись спиной, в прыжке… А платформа, на которой стоял Рашид, всё время бесшумно двигалась. И вращалась.

«Полет — это искусство, а точнее навык. Весь фокус в том, чтобы научиться швыряться своим телом в земную поверхность, и при этом промахиваться» — вспомнил я Дугласа Адамса.

Техника Ассоль давала именно такое впечатление: она изо всех сил пытается попасть, но промахивается, и всаживает ножи в каких-то миллиметрах от его кожи. Я даже пробовать не стал: во-первых, я не умею столь хорошо обращаться с ножами. Во-вторых… Я боялся. Боялся, что получится. В смысле: вдруг я подсознательно желаю воткнуть нож не рядом, а «в»?

По большому счету, я ведь почти никогда не использовал удачу намеренно — исключая те случаи, когда спасал свою жизнь… Иногда я играл — но крайне редко. После того случая в Лас-Вегасе, когда я понял, что расплачиваться всё равно придется, как-то отбило охоту.

— Почему такая спешка? — спросил я, устраиваясь на заднем сиденье.

— В новостях передали: Траск сегодня подписывает контракт с нашими, хочет завод электроники строить. — Михалыч зевнул. И добавил дикторским голосом: — Мероприятие вызвало огромный общественный резонанс… — Нам раздобыли журналистскую аккредитацию.

— И что мы будем делать? Брать интервью?

— Ну… В некотором роде. — сказал Воронцов, устраиваясь рядом, и отвернулся.

А я представил, как может выглядеть «интервью» в исполнении Воронцова: пробив собой, как тараном, мощный заслон из телохранителей, он вынимает из-под верной кожаной куртки огромный Кольт, и вытянув руку, стреляет Траску прямо в лоб. Того бросает на пол по красивой дуге, как тряпичную куклу… Набегает полиция, в нас целятся сотни стволов, приказывают опуститься на колени, положить руки на затылок… Международный скандал.

…Попутно выясняют мою личность, всплывает тот запрос из Интерпола… Хорошо, если дадут пожизненное.

— У вас воображение не по разуму, Алекс… — я что, рассуждал вслух?

— А что еще я должен подумать?

— Простите. Нужно было вам сказать, что мы едем за покупками.

— Ну да… В шесть утра. На двух машинах, с охраной…

— Вы же у нас звезда.

Я не стал спорить. Зачем? Не хотят посвящать — и не надо. В конце концов, кто я им?

— По поводу покупок я не соврал. — Воронцов, не отрываясь, смотрел в окно. — Вы должны выглядеть прилично, пресс-конференция начнется в час пополудни.

Сам Воронцов был одет в дорогой костюм, явно итальянский. Сорочка в тонкую полоску, галстук, как у манхэттенского юриста… Пиджак, правда, был ему тесноват, и кобура оставляла заметную выпуклость. Но этого можно не заметить — если не знать, на что смотреть… Михалыч был в своем любимом пятнистом тулупе.

Александр Наумович как-то рассказал анекдот: — «ложечки нашлись, но неприятный осадок остался»… Вроде всё правильно: благородная цель, искреннее сотрудничество… А что-то мешает. «То, что у вас паранойя, еще не значит, что за вами не следят…»

— Почему вы это делаете? — спросил я Воронцова, когда мы оказались у дверей какого-то крупного торгового центра. — Вам зачем в этом участвовать? Из-за смерти начальника?

— Друга. Дядя Костя был моим другом. Наставником… Но не в его смерти дело. Не только в ней…

— А для тебя мало, когда вокруг убивают людей? — Михалыч настороженно оглядывался вокруг, как будто ожидая нападения прямо сейчас.

— Вы не поняли. Я хочу сказать: Рашид, Александр Наумович… С нами всё понятно. Своих нужно защищать… Но вы?

— А мы что, не люди, что ли? — прищурился Воронцов.

— Молодой ты еще, Лёха… — Михалыч, взяв меня за рукав, потащил в обширный, ярко освещенный холл. — Свои, чужие… Зло должно быть наказано, понял? Никто не должен вот так, за здорово живешь, убивать по первой прихоти. — махнув рукой, он пошел к эскалатору.

С одной стороны, я понимал, что он имеет в виду. Но с другой… Я ведь был на войне. И в плену — дважды… Тогда, на сомалийском ржавом корыте, я хотел, чтобы ребята выжили… Но не вышло.

Для того, кто всё это затеял, жизнь человеческая не стоит и ломаного гроша. Это даже не разменная монета, а так, грязь под ногтями… Вычистил, вымыл руки, с мылом, и забыл. Ни разу я не видел, чтобы тот, кто творит зло, прикрываясь высокими идеалами, получил по заслугам. Жизнь — несправедлива в своей основе. Так было, есть и будет всегда. Воевать с ветряными мельницами — смертельно опасно. Но самое обидное — безнадежно…

…Под сводами торгового зала царило веселье. Фонтаны вздымали к хрустальному потолку пенистые струи, бравурная музыка лилась из динамиков, празднично одетые люди, улыбаясь, прохаживались вдоль ярких витрин. Повсюду колыхались воздушные шарики в виде сердечек, прилавки топорщились тюльпанами и нарциссами…

— Что это? — я как будто попал в яркий, праздничный сон.

— Восьмое марта.

— Не понял…

— Международный женский день. Праздник. — Михалыч подтолкнул меня вслед потоку праздношатающихся. — Темнота американская…

— Зачем мы здесь?

— Вот, решили погулять. — Воронцов улыбнулся, пожав плечами. — Прикупить шмотья, поглазеть на народ, себя показать…

Я догадался. Просто удивительно, как быстро, всего лишь после пары подсказок… Ловля на живца. Мы это как-то обсуждали, но потом я забыл.

А ведь одежда и впрямь нужна… Я одернул пузырящуюся на локтях куртку, подтянул спадающие штаны, и стал высматривать логотипы знакомых брэндов. А еще бы парикмахерскую: гулять так гулять…

— Надо же, как одежда меняет человека! — Михалыч, одобрительно поджав губы, прошелся вокруг меня… — И бороденка тебе не шла. Так гораздо симпатишней!

— Спасибо. — мне и правда было приятно. И похвала, и то, что я снова похож на приличного человека. Что характерно: совсем без синяков на роже.

— А теперь, Алекс, прошу вас развлекаться. — Воронцов, улыбаясь, как Санта-Клаус, протянул на открытой ладони два дайса…

— ???

— В казино поехал Кацман, еще вчера, так что вам достался торговый центр. Делайте, что хотите.

— Да объясните толком! Хотя… Я понял. Привлечь внимание, да? А боком не выйдет?

— Не бойтесь, вас прикрывают. Главное, не обрушьте купол… — он посмотрел вверх, где над ватными облаками и бумажными птицами, подвешенными на серебряных ниточках, сверкал стеклянный свод.

Я уже говорил, что никогда так не делал. Но это не значит, что совсем не хотел попробовать… К сожалению, торговый центр — не совсем то место, где можно развернуться, если вы понимаете, о чем я…

О! Вон терминал Гослото. Посмотрим…

— Илья, дайте еще двести рублей, не побрезгуйте…

Он молча смотрел куда-то в сторону. Я подождал. Проследил за его взглядом…

— Ваша знакомая?

— Что? Да… Не ожидал её здесь встретить.

И он, к моему удивлению, спрятался за колонну.

— Вы в курсе, что ведете себя как ребенок?

— Радуйтесь, что вам никогда не приходилось прятаться от любимой женщины…

…«6 из 45». Воронцов предложил не мелочиться и я сделал развернутую ставку. Перед тем, как заполнить карточку, достал дрейдл и пустил его по стойке терминала… Отметил окошко «Подарить другу». Пусть будет… Евстафию Хватаймухе, жителю Воронежа.

Ледовая арена. Кроха в короткой юбочке, с огромными розовыми бантами, уверенно разгоняясь, взмахивает ручками… Не помню точно, как это называется, по-моему, «двойной риттбергер». Одновременно с дайсами девочка взлетает надо льдом, лезвие конька эффектно сверкает во вращении… Мамы, папы, бабушки и дедушки задерживают дыхание, как будто у всех, разом, случился сердечный приступ. Девочка красиво приземляется и выходит в ласточку. Гром оваций, в воздух летят шапки. Ловлю кубики и не глядя опускаю в карман.

— Развлекаешься? — я вздрогнул и обернулся.

Впервые я видел её такой: шелковое платье, волосы подхвачены лентой в тон, на губах — помада, туфельки на каблучках… Нимфетка. Соблазнительная, сияющая, как… Как новенькая открытка, рекламный постер. Глаза холодные.

Не удивлюсь, если под юбкой у нее нож. Или пистолет.

— Следишь?

После той ночи, что мы провели вместе, мы не разговаривали ни разу. Ассоль меня избегала, и я понимал, почему.

Страх — душный, как мокрое ватное одеяло, бесконечный, как хичкоковский фильм ужасов — вот что нас ожидало, если мы решимся быть вместе. Каждая секунда, каждый вздох будут пронизаны ожиданием беды…

— Ты очень красивая. Правда.

Но она уже пришла в себя. Посмотрела прищурившись, как будто оценивая, затем взяла под руку и улыбнулась.

— Что ты задумала?

— Веди себя естественно, а не как секретный агент на выезде. — она потащила меня к прилавкам и потребовала: — Хочу мороженного! — прижалась и прошептала в ухо: давай оторвемся напоследок, а? Ну давай…

Её тон меня напугал. И выражение лица… Она как будто решила что-то, сделала выбор и теперь прощалась. Моим первым порывом было прижать её к себе, крепко-крепко, сказать, как сильно я её люблю, и что всегда буду рядом… Но в глазах Ассоль стояли слезы. Я понял, что если сделаю что-то не то, она сорвется. И я покорился:

— Хорошо. Давай просто повеселимся. Только учти: денег у меня нет. Всё спустил на лотерейный билет.

— Это ничего. Помнишь, ты говорил, что можешь и так… — она схватила меня за руку и потащила к прилавкам с едой.

Мороженное, лимонад, огромная пицца — только с одними грибами, хотя такой и не было в меню… Среди толп веселящихся людей, рядом с любимой девушкой, я на минуту почувствовал себя… обычным. Таким, как все остальные. Сейчас мы возьмем громадное ведро попкорна, литровую колу и пойдем смотреть романтическую комедию… Затем поужинаем в уютном ресторанчике и проведем вместе волшебную ночь.

До безумия, до скрежета зубовного захотелось, чтобы это сбылось. В глубине души я был уверен: если очень постараюсь — очень-очень! Смогу вытянуть эту вероятность. Чем такое нарушение равновесия грозит остальному миру? А хрен ли разница?!..

Услышав знакомый с детства грохот, я повел Ассоль к арочному входу в сумрачную, таинственно поблескивающую полированными дорожками, пещеру. Боулинг! Как мне его не хватало…

— Ну что, по триста очков?

Она прищурилась.

— Неинтересно. Для начала давай… спэр на сплите два и семь.

— Идет!

Она бросала шары вслепую, заранее объявляя комбинацию. Я же просто старался выбивать максимум… Через некоторое время вокруг нас собралась толпа. По-моему, Ассоль нравилось восхищение публики. Она раскраснелась, много улыбалась, шутила, но иногда я замечал, как она замирает, уходит в себя. Её зеленые глаза становятся темными, почти черными, и пустыми…

Заметив, как в нашу сторону идет Воронцов, я понял, что веселье закончилось.

— Присоединяйся! — предложила ему Ассоль, и катнула очередной шар. — двигалась она, как в бальном танце.

Воронцов только покачал головой.

— Недавно объявляли лотерею. Какой-то мужик из Воронежа выиграл кучу денег. — И повернулся к Ассоль: — Тебя ждут.

Она отложила шар, одернула платье, поправила волосы, коротко глянув в зеркало на ближайшей колонне, и повернулась ко мне.

— Спасибо. Было здорово.

Ни «до свидания», ничего…

— Куда сейчас? — спросил я Воронцова, пытаясь сделать вид, что такой её уход никак меня не задел.

— На пресс-конференцию к Траску. Посмотрим, что у нас получилось… Только больше ничего не делайте. И это — не просьба. — мы направились к выходу из центра.

— Резонанс?

— Да. Максим сейчас отслеживает малейшие «колебания эфира». - он изобразил кавычки в воздухе. — Хотим узнать, так ли зависим Траск от вашего влияния. И, главное, почему?

— Я уже думал над этим… Чудесники были всегда, правильно? Даже если их было немного. Почему они не изменили мир? Не разорвали его на части противоречивыми желаниями?

— Откуда вы знаете, что мир, — такой, как он есть, — со всеми войнами, расовой ненавистью, превосходством сильного, и перманентно стоящий на грани катастрофы, — не плод воздействий чудесников?

— И всё равно вы нам помогаете?

— Ах, уже «нам»? Еще недавно вы не хотели вставать ни на чью сторону.

— Вы меня убедили. Чего теперь придираетесь?

Михалыч вырулил с подземной парковки. Наш «Москвич», цвета засохшей апельсиновой корки, фырча, как терьер, поймавший крысу, пробивался в столпотворении машин, не обращая внимания на презрительные и гневные гудки.

— Туше. Правда, простите, Алекс. Признаться, я чувствую себя не в своей тарелке. Возможно, вы не поймете… — Воронцов закурил, выпустив дым в окно. — Я обыкновенный человек. Для меня доказательство вины — не метафизическое чувство правоты, а железобетонные факты. А их нет… Кроме находок нашего компьютерного гения, подтвержденных другим нашим гением, — как мне сказали, выдающимся математиком. Собственно, поэтому мы с вами и устраивали этот цирк с конями…

— Почему именно Траск? Зачем убивать чудесников? Неужели человек, которому хватило ума построить огромную финансовую империю, не догадался, что с нами лучше дружить?

— Не знаю.

Воронцов посмотрел в зеркало заднего вида, затем — в боковые, затем — в оба окна, и всё по новой…

— Уничтожает конкурентов?

— Это первое, что приходит в голову. — ответил Воронцов между делом, — Но опыт говорит…

— Романыч, не морочь парню голову! — встрял Михалыч. — Хватит того, что мы — по самые помидоры замороченные. Давайте дождемся анализов, а диагноз потом сообразим.

— Клизьму тебе надо, а не диагноз! Не видишь, хвост за нами? — Воронцов вдруг разозлился.

— Да всё я вижу! С самой парковки ведут, паршивцы. Аккуратные… Даже ты не сразу понял.

— Извини… — Воронцов ослабил галстук. — Значит, в центре тоже следили?

— Ясен перец! Лёха, ты ничего там не заметил?

— Я… нет, ничего. Простите. А кто это?

— Сейчас узнаем… — Михалыч набрал номер на мобильнике.

Видишь нас? — спросил он кого-то в трубку. — Узнай, кто такие…