Рывком выбило из сна. Кто-то меня толкнул, нас потащило по проходу, ударяя о ножки сидений… Грохот, скрежет, детский плач…
Судорожно хватаясь за поручни, выбрался из тяжелой, душной людской кучи, но тут раздался еще один толчок… Автобус повалило на бок, понесло. В окне над головой мелькнули оранжевые всполохи… Скрежет перешел в пронзительный металлический визг. Еще один удар, потолок мнется, а мы все внутри — как килька в томате…
Качели взлетели слишком высоко.
— Эй, тут кажись живой!
— Где я? — голос не слушается, и кажется, я заговорил по-английски…
— Точно живой! Давай носилки!
— Подождите! Что случилось? Кто вы?
Мне в лицо тычется пятерня в грязной вязаной перчатке с обрезанными пальцами. Ногти с черными каемками и в заусенцах.
— Сколько пальцев? Как зовут?
— Куда вы меня тащите?
— Успокойтесь, у вас шок. Сейчас сделаем укольчик… — подходит девушка. Шмыгает носом, неловко держа шприц варежкой.
— Да подождите! Я цел! Ни царапины!
— Могут быть внутренние повреждения. Не сопротивляйтесь, гражданин! Сейчас вас отвезут в больницу…
Склоняясь надо мной, она старается улыбнуться, но подбородок предательски дрожит, глаза — белые от испуга… Да что случилось-то?
— Не надо меня никуда везти! Я не хочу! Выпустите меня!
Я задергался, пытаясь слезть с каталки. Панический ужас мешал вдохнуть… Я же сбежал, у меня же получилось!
Наконец, выпростав руки, расстегнул пряжки… Мои плечи придавили чьи-то руки:
— Браток! Не гневи Бога, послушай сестричку. — таким тоном обычно говорят с психами…
— Да я здоров! Ничего не болит!
— Вот то-то и оно… Все остальные всмятку, а у него — даже не болит ничего. Считай, в рубашке родился. И с золотой ложкой в жопе.
Я разом вспотел, в ушах зазвенело.
— Что… Вы… Говорите?
— В рубашке…
— Нет! Что случилось? Как автобус?
— Никого больше нет, браток. Не выжили. Только ты.
Живот скрутило. Я оттолкнул мужика, неловко соскользнул с каталки и упал на колени. Жгучая горечь поднялась из желудка, заполнила рот и ноздри, я закашлялся. Что я сделал не так? Почему погибли эти люди? Я даже не знал никого из них! Почему они погибли, а я — нет?!
Откатившись от дымящейся рвоты, я сел, набрал полную пригоршню колких льдинок и размазал по лицу. Снег окрасился красным. Недоуменно посмотрел на него, набрал чистого, и снова прижал к щекам. Ничего не понимаю…
Сколько в автобусе было человек? Тридцать? Сорок? Почему они? Я же не «щелкал» почти, жил себе, никого не трогал… Надо сдаться, пока не поздно. Пока люди не начали гибнуть сотнями… Кому я мог помешать? Вынуждают меня бежать, а страдают другие…
Я с трудом поднялся на ноги. В груди жжет, во рту вкус крови и рвоты.
— Гражданин! Ложитесь на каталку! У вас внутреннее кровотечение!
— Ничего страшного. Это зуб. — собственный голос шел издалека, сквозь слой ваты.
Оглядевшись, я приметил темный проход между домами. Не «щелкать»! Ни в коем случае не «щелкать», пока еще кто-нибудь не пострадал! И так до конца жизни не отмоюсь…
Сколько раз я задавал себе этот вопрос: стоит моя безопасность чужих жизней? Почему кто-то должен умирать, чтобы жил я, Алекс Мерфи? Кто так решил?
Ответа у меня нет. Не рискну даже предположить, что начнется, если к моему лбу приставят пистолет… Конец света? Ядерная война?
А может… Может я болен, и то, что происходит — лишь плод моего воображения?
— Гражданин! Как вас зовут? Скажите свое имя и позвольте доставить себя в больницу! — хватают за плечи, пытаются уложить.
— Извините. Мне надо идти… — выворачиваюсь, отталкиваясь руками бегу, не разбирая дороги. Вслед несется:
— Да вы что! С ума сошли? Держите его! Он сошел с ума! У него шок!
…Меж двух пожарных машин, затем под самосвал, за мусорные баки и — в темный переулок. Фонари не горят, по обочинам — легковушки под пухлыми белыми шапками. Снег продолжает идти.
Побежал, но в груди закололо слишком сильно. Знакомые ощущения: сломаны ребра. Ладно, просто шагом… Черт, почему кровь из горла? Это же просто зуб! Остановиться на минутку, голову вниз, чтобы унять головокружение… В глазах потемнело. Рука бессильно скользнула по забору… Подумал: — «какой холодный снег» — и отключился.