Бог играет в кости (СИ)

ЭПИЛОГ

— Никак не могу отделаться от ощущения, что за нами следят.

Ассоль, в легком пальто цвета весенней листвы, была особенно хороша. На нее оглядывались: огненные кудри разбросаны по плечам, в руках — букет желтых тюльпанов…

— Не переживай. Это всего лишь люди. — я улыбнулся, обнял её и поцеловал, не обращая внимания на публику. А потом прищурился на солнце, и счастливо вздохнул.

— Какие еще люди? Что ты им сделал?

— ФБР, АНБ… Ничего, последят, и отстанут.

Мы медленно прогуливались по дорожкам Грин-Вуда. Над головой — ярко-синее, прозрачное небо, солнечные зайчики скачут по воде круглого озера… Мне всегда здесь нравилось.

В Центральном парке не продохнуть от народа, орущих детей и суетливых собак, а здесь, на тихих дорожках кладбища, было спокойно. Конечно, в Грин-Вуде людей тоже хватает, но близость усопших не располагает к беготне и воплям…

— Они могут тебя арестовать? — Ассоль бросила несколько кусочков хлеба уткам. Те резво рванули к берегу.

— Уже нет. Никаких документов, свидетельств, ничего… Только собственная память. Они помнят, что зачем-то я был нужен.

— Но предъявить ничего не могут?

— Точно.

— Тогда фиг с ними. Пойдем.

— «Ну, вот и я. Здравствуй, мама.» — к горлу подкатил комок. Не всё в этой жизни можно исправить…

— Она красивая.

Ассоль погладила ладошкой портрет, искусно вырезанный в камне, и положила к подножию цветы. Желтые тюльпаны на черном мраморе…

— Да… Она была очень красивая.

Я присел перед надгробием, и положил пальцы на вытравленную в камне надпись:

И строки её любимого стихотворения:

Оказывается, отец тоже помнит эти стихи…

…Солнечные зайчики пляшут в стеклах домов, в теплой голубой дали плывут белоснежные облака… Я помню город совсем другим: холод, пронзительный ветер и горькое чувство безысходности.

Побывав на грани смерти, начинаешь по-иному воспринимать жизнь: мир сверкает яркими красками, беспричинное счастье переполняет душу и воздух кажется особенно сладким.

Ушел липкий, душный страх, с которым я свыкся и почти не замечал, но теперь чувствовал себя так, будто впервые выбрался из липкой, душной тьмы на белый свет.

К этому новому чувству не сразу удалось привыкнуть. Трудно было убедить себя в том, что больше я никому не нужен. Что наконец-то я — сам себе хозяин. Могу спокойно гулять где вздумается, путешествовать, найти работу… Словом, быть, как все.

Щурясь на солнце, ловя порывы теплого ветра, я улыбался, как идиот. Нескончаемый поток прохожих, равнодушный и торопливый, вызывал умиление. Они ничего не подозревают, эти эгоистичные, недалекие, милые, счастливые люди. Если повезет, они снова научатся думать самостоятельно…

Во всяком случае, оно того стоило.

На миг перед глазами возникло детское лицо Андрэ, сплошь покрытое капельками крови…

Отец, великодушно взявший на себя хлопоты по разгребанию того дерьма, что оставил после себя покойный Траск, сказал, что о нем позаботились: бывший помощник неудавшегося властелина мира пребывает в закрытой клинике, и больше никогда и никому не причинит вреда. Ему даже разрешили завести кошку…

— О чем ты думаешь?

Ассоль вывела меня из задумчивости поцелуем. Я счастливо рассмеялся, без всякой причины…

— Думаю, что нам с тобой пора в отпуск. Ты как?

— В смысле, только вдвоем? Всё бросить?

— Ну, почему бросить… Просто некоторое время отдохнуть. Отец предложил пожить в его загородном доме, в Калифорнии. Океан, дельфины…

Под её внимательным взглядом я привычно напрягся: сейчас она метнет две зеленые молнии, скажет что-нибудь резкое и отвернется. Но Ассоль только улыбнулась. Раньше она так никогда не улыбалась. Вообще не улыбалась, если подумать…

— Я за. Никогда не видела океана. И дельфинов. А… Твой папа тоже там будет?

— У него слишком много дел в Вашингтоне. Но на выходные может и заскочить.

— Я его немножко побаиваюсь, если честно. — она накрыла мою ладонь своей.

Я расхохотался. Прекрасная воительница, ученица всемогущего Рашида, боится моего отца…

— Открою тебе секрет. — сказал я комическим шепотом: — Я его тоже боюсь. Но к этому можно привыкнуть.

Поймав такси, я назвал адрес. Воронцов по телефону сказал, что все уже собрались…

— Волнуешься? — спросила Ассоль, и снова взяла меня за руку, как только мы сели в такси.

Я вздохнул.

— Да нет… Соскучился по старику. И Илюха… — я снова улыбнулся. — Представляешь, когда мы с ним познакомились… Он долго думал, что я — его проблема.

— Какая разница? Ты — это ты. Он — это он… Расслабься.

— Да нет, ты не поняла. Сейчас мне кажется, что ближе у меня никого нет.

— А я? — она смотрела мне в глаза, будто хотела заранее увидеть ответ.

На мгновение солнце заглянуло в салон, и высветило тонкий, прозрачный профиль…

— Послушай. — я сжал её ладошку. — Я знаю, в каждой стране свои обычаи. А ты ведь из Казахстана… — она удивленно приподняла брови. — Ты говорила, Рашид — вся твоя семья…

— И что?

Белый штакетник, глупый лопоухий пес, с громким лаем нарезающий круги по лужайке, запах яблочного пирога по утрам…

Я почувствовал, что могу сделать так, что это станет реальностью, прямо сейчас. Даже зажмурился. И… снова расслабился. Пусть всё идет своим чередом. Даст Бог — будет яблочный пирог.

— Я хочу, чтобы у нас с тобой была семья. То есть, не заменить Рашида, а…

— Я поняла. Хорошо… Я подумаю. — и она снова улыбнулась.

…Лёшка выглядел повзрослевшим. Щеки ввалились, подчеркнув жесткий прищур глаз и твердую складку губ. Даже как будто выше стал. Оно неудивительно, с одной стороны: пережить такое… Как он вообще остался в своем уме — вот вопрос…

— Привет!

Ассоль чмокнула меня в щеку и скрылась в доме. Лёшка остался стоять. Последний раз мы виделись в той клинике, в Копенгагене. Он не мог даже говорить нормально.

И вот он здесь. Живой, здоровый и… Да какая разница? Я сделал шаг, и обнял его. Крепко, до хруста стиснул, чувствуя, как сначала он напрягся, а затем расслабился. К горлу подкатило, но я мужественно сдержался. Только носом шмыгнул…

— Суровые мужские нежности всегда вызывают умиление. — сзади подошла Лилька и положила прохладную ладонь мне на шею. — Илья, отпусти мальчика. Позволь и другим погреться в лучах славы…

От её объятий Лёшка покраснел, как подросток. Я ему подмигнул. Из гостиной вышел Кидальчик. Всплеснув руками, устремился к нам. Я отступил, чтобы не образовалась куча-мала. Показался отец, за ним — Михалыч. Ну точно затопчут…

Парень как будто обалдел от такой встречи. Хлопал глазами и что-то бормотал, по обыкновению путая русские и английские слова. Кидальчик прослезился, отец скроил мужественное, несгибаемое лицо, а Михалыч чуть не выбил из Лёшки дух, хлопая по спине.

Ассоль подошла сзади, взяла меня под руку.

— Сама-то как? — спросил я тихонько.

— Спасибо, всё хорошо.

— Что-то непохоже… — я пристально оглядел её с ног до головы. — Выглядишь отпадно, конечно, но смотришь, будто тебя пыльным мешком ударили.

— Он хочет поговорить с Рашидом.

— О чем?

— Ну… Понимаешь… Он, типа, предложение сделать хочет.

Я присвистнул. Растет парень!

— А ты? — она усмехнулась, и посмотрела на Лёшку. Его наконец-то вели в гостиную: с одной стороны — моя любимая женщина, с другой — Кидальчик, поддерживая, как хрупкую вазу.

— А я — боюсь. Неизвестности боюсь. И еще много чего…

— Абсолютно нормальное женское состояние. — как можно авторитетней заявил я. — Ты же его любишь?

— Еще как.

— Ну и не бойся. Всё будет хорошо. Он же — чудесник.

— Вот это-то и пугает. А вдруг ему захочется всё изменить еще раз?

— Не захочется. Поверь.

Все уже сидели за столом, когда появился Рашид. Извинившись за опоздание, он сел рядом с Лёшкой.

— А я как раз общался с вашим папенькой, Алекс. — вместо приветствия заявил он. Лёшка заметно напрягся. — По телефону. — успокоил Рашид. — Я теперь понимаю, в кого вы такой упрямый… — он улыбнулся, сверкнули белоснежные зубы. — Побольше таких политиков, и наше будущее будет в хороших руках.

— О чем вы говорили? — я прямо чувствовал, что Лёшке нужно прийти в себя, собраться с мыслями, и решил отвлечь народ.

— Предстоит хорошенько потрудиться. — Рашид пожал плечами. — Во многих сферах деятельности произошли необратимые изменения. Никакие современные гаджеты не работают: нет интернета, а значит, и соцсетей, отключились смартфоны… Люди чувствуют себя потерянными без всего этого. Налаживаем старую аналоговую связь, а спутники, к счастью, почти не пострадали…

— Страшно подумать! — махнул вилкой с наколотым пельменем Кидальчик. — Последние десять лет мы не ведали, что происходит! Ужасались: куда катится мир! — и ведь ни сном, ни духом, что сами давно ничего не решаем…

— И всё гадали… — подал голос Макс — Технологическая сингулярность: как это будет? Когда? Строили графики, высчитывали вероятность возникновения… А она уже случилась! Представляете, произошел информационный скачок, был создан искусственный разум — а мы всё прощёлкали.

Макс грустно улыбнулся. Так, будто винил во всём одного себя. Жена накрыла его руку своей, улыбнулась… У нее на коленях сидела дочурка: белобрысое чудо с хвостиками и толстыми щечками… В складке губ и крошечном, но упрямом подбородке угадывался отец.

…Михалыч сказал, что как только стало известно, что всё закончилось, Макс тут же сорвался. Семью он тогда отправил куда-то в Тверь, к родственникам, а теперь рванул за ними на всех парах… Вернулся сегодня утром, и — к нам. Вернее, к отцу. Тот просто настоял на том, чтобы все собрались у него, на даче, среди берез… А никто и не возражал: Рашид свой дом потерял, Макса квартирная хозяйка выгнала, у Кидальчика, оказывается, своего жилья тоже не было… Вот все и собрались. Места много, отец по компании соскучился…

— Я должен был догадаться. — сказал Рашид. Все замолчали и уставились на него. — Я ведь видел, что происходит: сбои в экономике, неоправданная агрессия, тотальное ужесточение контроля, ограничение свобод населения… Это требовало увеличения компьютерных мощностей — для обработки всё больших объемов данных. Но, не смотря ни на что, постоянно возникали угрозы безопасности, что, в свою очередь, требовало новых ограничений и новых мощностей…
 Разум намеренно загонял человечество во все более жесткие рамки. Он вычислил, что самое эффективное оружие — страх. По его замыслу, в скором времени мы должны были отказаться от всех свобод, отдать контроль первому, кто сможет гарантировать безопасность…

— То есть, Траску? — спросил Макс.

— Он был марионеткой. Разум отравил его, воспользовавшись его же оружием: пообещал то, чего Траск хотел больше всего. — Рашид отхлебнул вина.

— Но… Зачем это было нужно искусственному интеллекту? Он же — машина! — не выдержал я.

— Он — ребенок. — неожиданно сказал Лёшка. — Он возник из обучающих и аналитических программ, военных и экономических стратегий. Изучать, строить модели поведения — было заложено в его природе. И Разум нашел самую интересную игрушку: нас. Бесконечно изменчивое, такое разное и все же единое человечество. Идеальный экспериментальный ресурс.

— Бог из машины… — пробормотал себе под нос Кидальчик. — Бесстрастный, неживой, и лучше всех знающий, как надо…

— Люди в массе не любят думать. — кивнул его словам Максим. — Мы всегда с радостью подчиняемся кому-то, кто якобы знает, как лучше… Вот и создали себе повелителя. Социальные сети, всё новые и новые гаджеты… Нами очень легко управлять, если разобраться.

— Да уж… — кивнул Михалыч, отодвигая пустую тарелку. — Но пускай это будет кто-то двуногий. И желательно с головой. Чтобы было кому дать в морду…

Вечер выдался на редкость тихий. В распахнутые окна обрушивался аромат сирени, вместе со стрекотанием кузнечиков и пением первых соловьев. В камине потрескивали поленья — к ночи стало немного зябко и отец развел огонь.

Все снова собрались в гостиной. Михалыч листал книжку в мягкой обложке, Макс с Лёшкой играли в шахматы.

— И какой смысл с ним играть? — удивился я. Макс пожал плечами.

— После четвертого хода открывается практически бесконечное число вариантов.

— И ты хочешь посмотреть, как он тебя обыграет?

— Ну, я тоже могу выбирать…

Кидальчик, вольготно расположившись рядом, на диване, философски заметил:

— Вся жизнь — игра. Что характерно: так же, как стратегию игры в шахматах, каждый волен выбрать определенную судьбу. Правда, Алёша?

— О да. — саркастически усмехнулся Лёшка. Затем поднялся, церемонно пожал руку Максу и сел рядом со стариком. — Сейчас, например, я проиграл. И нисколько об этом не жалею.

— А о том, как сложилась ваша судьба, жалеете? — хитро глянул из-под бровей старик. Лёшка пожал плечами.

— Помните, дядя Саша, когда мы встретились, вы сказали, что Бог не даст больше, чем я смогу унести? Так что, наверное, нет. Не жалею…

Смотрел он при этом на Ассоль, стоящую рядом с Лилькой и Леночкой, женой Макса, в дальнем конце гостиной, у самого окна. Девушки отошли подальше, и о чем-то негромко беседовали.

— Всё-таки не могу не спросить, коллега: как вы справились с искусственным интеллектом, этим Разумом?

Рашид сел за шахматную доску на Лёшкино место. Макс озадаченно почесал затылок. Тогда поднялся Кидальчик:

— Позвольте мне, юноша. Мы с Рашидиком провели много приятных часов за игрой в шахматы… Тем не менее, я присоединяюсь к вопросу: как вам, друг мой, удалось нейтрализовать Иск-Ин?

Лёшка усмехнулся. На мгновение в его глазах промелькнул призрак боли, на которую он добровольно обрек себя.

— Когда я понял, что Траск ни при чем — почти ни при чем… Словом, я сразу сообразил, что надо делать. Множественные искажения. — Рашид и Кидальчик кивнули, я — ничего не понял.

— Всё в мире можно посчитать по каким-то правилам. — взялся объяснять старик. — Это дает однозначную зависимость результата от исходных данных… Зависимости находятся статистически. Он же аналитик, так ведь? Изучает, просеивает информацию, на её основе строит модели… Алгоритм при повторении исходных данных всегда дает одинаковый результат.

— Я просто изменил реальность, на микроуровне. Сразу во всем мире. — перевел Лёшка. — Нарушил эту самую статистику, стал… «тасовать карты» с огромной скоростью.

— То есть, попросту, перегрузил? — уточнил Макс.

— Для начала. — кивнул Лешка. — Разум, чтобы обрабатывать увеличившийся поток данных, сначала подключился ко всему, чему было можно. Но в момент атаки ему пришлось собраться в одно ядро…

— Для уменьшения скорости прохождения сигнала… — вставил Макс. Лёшка кивнул.

— На самом деле, я об этом не думал. Просто в какой-то момент увидел единственную цепочку событий, которая могла сработать. Отменить ваш сон… — он посмотрел на Рашида. У того дрогнули губы.

— Я не рассказывал тебе о своем сне. Илья? — он повернул голову в мою сторону.

— Я сам узнал. — поспешил объяснить Лёшка. — Помните, чему вы меня учили? Видеть все колоды сразу. Я это сделал. На одну секунду я сделался…

— Муад-Дибом. — подсказал Макс. Лёшка вскинул на него удивленный взгляд, затем кивнул.

— Да. Возможно. И вот… — он замялся. — Когда я обнаружил его ядро, то понял, что нужно делать. Траск недавно закончил строить новый дата-центр в Исландии. Разум занял этот центр… И тогда я еще раз хорошенько «щелкнул».

— В смысле? — не выдержал я.

— Ну, это же Исландия… Естественным холодным воздухом выгодно охлаждать электронные системы. Я сделал так, что ближайший к Центру вулкан проснулся. Извините, не помню, как он называется…

Рашид расхохотался.

— Я прикидывал, что будет, если накроется… единая система управления. — протирая очки, сказал Макс. — Всё должно было пойти вразнос: системы управления самолетами, океанскими лайнерами, спутниками… Нас должна была захлестнуть волна катастроф…

— Я уже говорил. — повторил Лёшка. — Я уничтожил только ядро — так называемую «мыслящую часть». Периферия — осталась.

— Какая ирония! — задумчиво покивал старик. — Компьютерный интеллект уничтожен элементарным повышением температуры. Божий промысел.

— Вы считаете, технологическая Сингулярность — это воля Господа? — спросил Рашид и передвинул пешку.

— Ну разумеется! А как же иначе? Господь присутствует во всем…

— И в машине? — удивился Макс.

— В начале, молодой человек, было не Слово, как утверждают поздние недостоверные источники, а Цифра. Я как-то говорил об этом Алексу, но повторю для всех: Число — есть сущность вещей. А значит, на самом глубинном уровне, все мироздание имеет численное значение.

— Уж больно мудрено. — подал голос Михалыч, отложив книжку. — Ты, Наумыч, как всякий порядочный еврей, задаешь больше вопросов, чем даешь ответов.

Кидальчик театрально вздохнул:

— Тора — это Закон. Он записан буквами. Но! — он нравоучительно поднял палец. — Мало кто задумывается, что каждый символ Торы — это отдельный знак. Смысл зависит от местонахождения символа в строке, а так же от количества строк, других символов и так далее…

— Это код! — воскликнул Макс. — Правда, дядя Саша? Ваша Тора — это код!

— И этим кодом зашифровано бытие. В Предании сказано: когда прекратится Тора, перестанет быть мир.

— Ну хорошо… А как тогда в вашу схему, в ваш код, укладывается Алекс? То есть, все чудесники? — спросил отец. До этого он молчаливо наблюдал за игрой Рашида с Кидальчиком, а тут не выдержал. — Они, я полагаю, могут менять этот самый «код» в свою пользу? Иными словами, переписывать Тору?

— Программисты реальности… — пробормотал Максим.

— Логично предположить, что возникновение чудесников было заложено в геном. — подал голос Рашид. — На всякое действие возникает равное ему противодействие: если исторически оправдано возникновение искусственного разума, значит, должна существовать и сила, способная с ним совладать. Это природный дуализм. Свет и тьма, добро и зло…

— Человеческое предположение и Божье расположение. — добавил Кидальчик. — Чудесники — это Перст Божий, коим он вершит свой суд!

Рашид вновь улыбнулся.

— Помните, Александр-ага, старую присказку Эйнштейна? О том, что Бог не играет в кости?

— Ах, Рашидик! Это всё слова! Принцип неопределенности Гейзенберга, теорема Бэлла… Они противоречат нашим представлениям о здравом смысле, не так ли? А всё потому, что здравый смысл подсказывает вещи, которые исходят из повседневного, жизненного опыта. Не имеющего отношения к духовному…

— То есть, вы, дядь Саш, не отбрасываете вероятность того, что Создатель иногда склонен поиграть…

Лёшка извлек из кармана пару костей и подбросил их в воздух. Я затаил дыхание. По старой привычке… Поймав, он выложил их на шахматную доску. Было видно, что одна плоскость у каждого кубика — пустая.

Кидальчик улыбнулся и вытащил из-за пазухи дрейдл. Отцепил от веревочки и пустил вертеться по доске.

— Где вы его взяли? — Лёшка, как завороженный, уставился на волчок. — Я столько раз его терял, а он всегда возвращался к вам! — старик пожал плечами:

— Эйнштейн утверждал, что Создатель не мог допустить, чтобы миры сильно отличались друг от друга. Он имел в виду, что чудес не бывает и все происходящее имеет разумное, с точки зрения науки, объяснение. Он даже вывел некую «скрытую переменную», которая все объясняет, хотя так и не смог её найти…

— Но, возможно, Эйнштейн был не прав… — добавил Рашид, пуская на шахматную доску, рядом с дрейдлом и костями, монету. — Ваш Бог таки не прочь сыграть в кости.

Старик рассмеялся и, подхватив дрейдл до того, как он остановился, встал.

— Дорогой Рашидик! Давайте перестанем указывать Богу, что ему делать… С Его костями.

КОНЕЦ