Бог Монстров

Глава 4 4

Темнота рассеивается, наступает ночь. Грудь расширяется и сжимается у меня за спиной, Титус мирно покоится позади меня, все еще внутри меня, все еще заключая меня в клетку в своих объятиях.

Я смотрю на кровать, на глаза, которые наблюдают за мной из угла комнаты. Сердитые глаза.

Обвиняющий взгляд. Глаза, такие же черные, как и их окружение, видны только на фоне абсолютной белой бледности его кожи.

Ремус.

Мои инстинкты подталкивают меня спрятаться под одеялами, но я не буду. Не в этот раз.

Вместо этого я извиваюсь рядом с Титусом, чьи мышцы вздрагивают от движения. Придя в себя, его руки обвиваются вокруг меня, ладонь скользит вниз к моему животу, где он прижимает меня к себе. Прижимается ко мне бедрами, возбуждает свой член внутри меня. Его мужские стоны потребности пробуждают ту часть меня, которую я никогда добровольно не отдала бы Ремусу.

Никогда.

Глаза, которые наблюдают, горят ревнивой яростью, той же ревностью, которую я видела, когда говорила о Тите во время моих пыток, и я улыбаюсь.

Иди к черту.

Глаза растворяются в темноте, и я выгибаюсь навстречу массивному телу позади меня.

— Ты голодна. Его глубокий голос грохочет у меня в ухе.

— Ты теплый. Ты как ад. Как насчет того, чтобы переместится в ванну?

— У меня есть идея получше. Титус перелезает через меня, останавливаясь для поцелуя, и приземляется на пол рядом с кроватью. Он собирает простыни вокруг моего обнаженного тела и поднимает меня на руки.

У меня вырывается вздох, и я обнимаю его, несмотря на то, что знаю, что он меня не бросит.

Через темную хижину он несет мое свернутое тело, останавливаясь, чтобы стащить медвежью шкуру из гостиной, прежде чем выйти через парадную дверь и пересечь двор. Юма гонится за нами, исследуя лес, когда мы ускользаем в ночь. Мягкий шелест деревьев сопровождает прохладный ветерок, и я благодарна за простыню, которая окутывает меня, когда она щекочет открытые участки моей кожи. Уязвимость пребывания без одежды, на открытом месте, где на нас могут напасть Рейтеры или мародеры, оставляет тугой узел внизу моего живота.

Словно почувствовав мою нервозность, Титус завладевает моими губами в поцелуе, снова посылая через меня спокойствие.

Лес выходит на поляну, где деревья расступаются, пропуская свет луны, как наше личное окно в небо. Вдалеке тихое журчание воды говорит мне, что мы недалеко от реки, к которой направляется Юма.

Клочок свежей травы щекочет мои ступни, когда он опускает меня на землю и расстилает меховой коврик на земле. Взяв меня за руку, он подводит меня к импровизированной кровати под звездами и опускается на колени

передо мной. Не сводя с меня глаз, он берет меня за бедра и притягивает ближе, целуя мой живот. Если бы не простыня, скрывающая мой шрам, я была бы унижена, но есть что-то очень захватывающее в том, чтобы наблюдать, как этот сильный мужчина относится ко мне с таким почтением. Такое восхищение. Когда я уверена, что он знает о тех порочных вещах, от которых я страдала. Может видеть уродливые синяки и шрамы, на которые даже я не могу смотреть.

Своими грубыми, и нежными руками он укладывает меня на мохнатую поверхность медвежьей шкуры, его худощавое тело бесстыдно растягивается рядом со мной, поглощая мое гораздо меньшее тело.

Опираясь на локоть, он отводит простыню от моего тела, глаза загораются восхищением, когда он медленно снимает его с меня.

— Я никогда не устану смотреть на тебя.

Я кладу руку на шрам в том месте, где Ремус ударил меня ножом, и группу желтеющих синяков, окружающих его.

— Ты мог бы.

Взгляд непоколебим, он даже не смотрит туда.

— Нет. Никогда.

Он притягивает меня к своей груди, его руки сжимают мой обнаженный зад, когда он прижимается своими губами к моим.

Острый, сладкий аромат, похожий на мускатный орех, наполняет мой нос, увлажняя рот.

— Что это за… восхитительный запах?

— По берегам реки растет жасмин. Природный афродизиак.

Положив ладонь мне на затылок, он крадет еще один поцелуй, на этот раз погружая язык, чтобы углубить его. Тепло его тела проникает в мою кожу, охлаждаемое мимолетным ветерком, и я чувствую себя так уютно, прижавшись к Титусу, что могла бы заснуть здесь, в его объятиях.

Опустив голову, он проводит языком по моим соскам, и я откидываю голову назад, со стоном глядя в ночное небо.

Легкое прикосновение щетины к моей ключице оставляет дорожку из поцелуев на моем горле, его ладонь прижата к моему позвоночнику, прижимая меня к его груди. Он зарывается лицом в изгиб моей шеи, просто дыша, обнимая меня.

Я провожу пальцами по его спине, и он дрожит.

— Что такое?

— У меня никогда в жизни не было ничего, что было бы мое. Когда он поднимает голову, в его пылающем взгляде нет и следа веселья.

— Присматривать и защищать. Он проводит рукой по всей длине моих волос, его хватка становится достаточно крепкой, чтобы откинуть мою голову назад.

— То, что я чувствую к тебе, — это своего рода одержимость, которая заставляет мужчину хотеть совершать жестокие поступки. Стиснув зубы, он усиливает хватку.

— Вещи, которые делают его скорее злым, чем добрым.

— То, что делается ради любви, не может быть злом, Титус.

— Это за гранью любви. То, что я чувствую к тебе, сводит с ума и безжалостно. Проводя зубами по моему горлу, он притягивает меня ближе, прижимая мое тело к себе. Молча присваивает меня себе.

Я вспоминаю ночи, когда он держал меня в плену — с завязанными глазами и связанной — и как сильно я наслаждалась капитуляцией. Доверием. Отсутствием контроля.

Когда его язык разжигает мои желания, я жажду почувствовать это снова, но неприятное ощущение шевелится у меня внутри.

Страх.

Что, если это вызовет воспоминание? Воспоминание о том, как Ремус много раз привязывал меня к своей кровати.

Я помню слова Титуса из прошлого: страх и храбрость не являются взаимоисключающими.

Чтобы вернуть те чувства доверия к Титусу, я должна преодолеть свои страхи.

Даже если это означает, что мне будут сниться кошмары.

— Титус, — шепчу я, прежде чем его рот накрывает мой, запечатывая мое дыхание поцелуем.

— Я хочу…. Я хочу, чтобы ты связал меня. Как раньше.

Прерывая поцелуй, он отстраняется, его лицо искажается гримасой.

— Я не буду снова связывать тебя, Талия.

Не после того, как…

— Я в порядке. Было время, когда я наслаждалась этим чувством подчинения. Я хочу стереть страхи, связанные с этим, и Титус, ты единственный, кому я доверяю в этом. Я не знаю, сколько раз я должена повторять тебе это. Я в порядке, хорошо? Пожалуйста, просто доверься мне.

Его хмурое выражение становится еще глубже.

Несмотря на мой кивок, выражение его лица, глубокие борозды на лбу говорят мне, что он не так уверен.

— Пожалуйста. Мой дрожащий голос выдает не уверенность моего разума, и теперь я сама сомневаюсь в этом. Я вспоминаю времена, когда у меня дрожали руки, момент, когда охранники пытались связать меня. То, как все мое тело похолодело, а в животе зашевелилась тошнота. Я чувствую это сейчас. Как будто я хочу отступить и свернуться в тугой клубок, где никто больше не сможет ко мне прикоснуться.

Но я не буду.

Потому что в глубине души я все еще слышу, как Ремус смеется надо мной, и я отказываюсь признавать, что он отнял у меня все.

Со вздохом Титус поднимает мои руки над головой, сжимая их в своей хватке, и первый приступ паники трепещет у меня в животе.

— Если это то, что тебе нужно. Тогда я сделаю это. Для тебя.

— Так и есть. Я проглатываю сомнения, ползущие по моему позвоночнику, когда его взгляд скользит по мне, оценивая, без сомнения. Этот человек настолько проницателен, что я уверена, он может уловить малейшую дрожь в моем теле еще до того, как я сама осознаю, что она есть.

Паника из прошлого скручивается у меня в животе, и даже я чувствую, как мое тело дрожит от призрачных ощущений, которые задерживаются на периферии.

Затем он отрывает полоску от простыни и завязывает мне глаза повязкой, лишая меня уверенности в том, что это Титус.

Это Титус, эхо моих мыслей.

— Ты уверена в этом?

Проглатывая твердый комок в горле, я киваю.

Он поднимает мою ногу, оборачивая ее вокруг своей спины, и я уже чувствую силу в его теле, которая отличает его от Ремуса.

— Если это станет слишком, скажи мне остановиться, и я это сделаю. Я обещаю тебе, я это сделаю.

— Я знаю. Я доверяю тебе. Мой желудок переворачивается сам по себе, и когда он направляет свой кончик к моему входу, в моей голове звучит сигнал тревоги. Образы там вцепляются в меня, как Бешенные, желающие сожрать меня живьем, и, тяжело дыша, я обвиваю пальцами его руку, которая связывает мои запястья вместе, цепляясь за настоящее.

Титус.

Он вонзается в меня, крепко сжимая мое бедро, продвигаясь все глубже и глубже, растягивая меня с каждым крошечным толчком.

Еще один нежный ветерок обдувает меня, заставляя мои соски затвердеть, и это отвлекает, вызывая в памяти воспоминание о Ремусе, который шлепал меня по груди, смеялся над ними, называя их коровьим выменем.

Губы прикасаются к чувствительным вершинам, посасывая меня, вытаскивая из этой ужасной мысли, и при звуке стонов Титуса я переношусь назад. Сюда. Прямо сейчас. С ним.

Он обхватывает ладонями другую, уравновешивая постоянный контакт, пока лижет и сосет, входя и выходя из меня ленивыми, неторопливыми толчками.

— Я не могу отрицать, что вид тебя такой пробуждает во мне что-то яростное. Хриплый тон его голоса, насыщенный похотью, разжигает пламя, которое он разжег во мне.

Каждый раз, когда образы прошлого просачиваются в мое сознание, Титус каким-то образом прогоняет их прикосновением, своим ртом или словами.

Он двигает бедрами вперед по самую рукоятку, его зубы царапают мой сосок, и я вскрикиваю от удовольствия.

— Мне жаль, — говорит он, затаив дыхание от раскаяния.

— Я в порядке. Ты не должен обращаться со мной как с хрупкой.

— Я не хочу причинять тебе боль.

Он не может причинить мне вреда. Он не может причинить мне больше боли, чем мне уже причинили.

Я хочу боли. Я хочу снова что-то почувствовать. Мне нужно знать, что этот ублюдок не сломал меня.

— Я сказала, я в порядке. Все в порядке.

Он проводит рукой по моим влажным волосам и наклоняется своими губами к моим.

— Я знаю, что это такое, Талия. Я тоже испытывал этот гнев. Просто пообещай мне, что ты не будешь наказывать себя этим.

Я благодарна, что он не видит моих слез. Что он не посвящен в мысли в моей голове, в сомнения, которые я испытываю по поводу себя.

— Мне нужно знать, что я не мертва внутри. В кромешной тьме с завязанными глазами я пытаюсь представить выражение лица Титуса прямо сейчас. Жалость в его взгляде.

— Я хочу злости. Ярости. Страха быть живой. Я хочу, чтобы ты трахнул меня. Жестко.

Следует долгая пауза, его член все еще полностью погружен в меня.

— Нет, — наконец говорит он.

— Я не буду тем, кто причинит тебе такую боль.

— Больше не больно, Титус. В этом-то и проблема. Я из кожи вон вылезу, если ты попытаешься быть со мной прямо сейчас милым и нежным. Ремус случился со мной, но я хочу вернуть себе силу. Контроль. Я хочу почувствовать все те страхи, которые были раньше, не прячась за воспоминаниями и не позволяя им раздавить меня. — Сделай это, — шепчу я.

— Хорошо. Если это то, что тебе нужно, тогда я это сделаю. Для тебя.

Мое тело переворачивается, и он кладет одну руку мне на живот, беря за волосы. Он откидывает мою голову назад, царапая зубами мочку уха.

— Но я собираюсь навсегда выбить из тебя эти кошмары, Талия. Он снова скользит во мне и ускоряет темп своих толчков, и в темноте я вижу все образы, проносящиеся за моими закрытыми веками, ни один из которых не задерживается достаточно долго, чтобы я могла их вспомнить.

Просачиваются новые воспоминания. Я смотрю на себя с высоты птичьего полета, наблюдаю, как Титус берет меня сзади. Деревья покачиваются над головой. Луна светит сверху, ее серебристые лучи касаются нашей кожи искорками света.

Красивые.

Я улыбаюсь, когда слезы пропитывают ткань, ослепляя мои глаза.

Хрюканье и стоны Титуса затихают под грохотом крови в моих ушах. Почему он затих?

Холодное, стесненное чувство распространяется по моей груди, и воздух иссякает, как сдувающийся воздушный шарик.

Титус?

Я открываю рот, чтобы произнести его имя, и чувствую колючий хлопок на своем языке. Влажный, заплесневелый вкус тряпки заполняет мой рот и проникает в носовые пазухи.

Титус? Титус! Остановись! Остановись!

Почему он не останавливается?

Извиваться в моих оковах бесполезно. Мой пульс учащается в венах, когда паника охватывает меня.

— Остановись! Остановись!

Повязка сорвана, мое тело перевернуто обратно, и Титус смотрит на меня сверху вниз с ужасом, запечатленным на его лице.

— Я причинил тебе боль?

Окидывая взглядом окрестности, я замечаю мягкое покачивание деревьев. Яркая луна, полная луна над головой. Небо, полное звезд.

Я закрываю глаза и глубоко дышу, чтобы унять учащенное дыхание. Я в безопасности. Это Титус. Я в безопасности.

От мягкого прикосновения пальцев к моему виску я резко открываю глаза, чтобы убедиться, что они принадлежат Титусу.

Брови все еще нахмурены от беспокойства, он изучает меня, без сомнения, в поисках объяснения.

— Я… в порядке. Я отвожу от него взгляд, чтобы он не увидел в нем правды. Реальность в том, что я не в порядке. Уголки моих глаз горят от угрозы слез, но, черт возьми, я устала от них.

— Привет. Нежно взяв меня за подбородок, он возвращает мои глаза к своим. — Никто не говорил, что ты должна браться за все сразу.

— Я просто … хочу, чтобы все было так, как было. Раньше. Я хочу снова стать нормальной. Забыть о том, что произошло. Мой взгляд затуманивается от слез, до краев наполняющих мои глаза, и когда он целует меня в висок, они ускользают.

— Когда-нибудь это может случиться. Но не сегодня вечером.

— А что, если на это уйдут годы? Что, если все никогда не вернется к тому, что было?

Он смахивает слезы большим пальцем.

— Не имеет значения. Я никуда не собираюсь.

Эмоции внутри меня взрываются, и я поднимаю голову, обнимаю его и прижимаюсь губами к его губам.

— Ты все еще можешь заставить меня забыть его. Пожалуйста.

Я зажимаю его массивное тело между своих ног, и он не сводит с меня взгляда, когда снова скользит в меня. Когда я выгибаюсь назад, он зарывается лицом в мою шею, целуя мое горло, в то время как он движется напротив меня, как волны на океане. Медленно и уверенно. Он — спокойное, безмятежное море, которое оживает, обрушиваясь на меня.

Затягивает меня на дно.

Невозможная потребность шевелится глубоко внутри меня, чувство, выходящее за рамки секса, словно что-то соединяющее мою душу с его. Я вдыхаю его и провожу языком по его коже, наполняя рот вкусом металлического огня. Листья шелестят на ветру, фоновый шум к мужским звукам в его горле. Все мои чувства привязаны к нему, как якорь, который не дает мне уплыть. Зрение, звук, обоняние, вкус.

Титус.

Мой Титус.

— Никто никогда не причинит тебе вреда, Талия. Я сломаю любого, кто попытается прикоснуться к тебе снова. Мука в его голосе пересиливается гневом, и он впивается пальцами в мои бедра, как будто воображая такую вещь. Мне приходит в голову, сколько боли он тоже запихнул в свои карманы. Возможно, чувствует себя беспомощным. Бесполезным.

Каждое движение его бедер становится более пылким, наполненным целеустремленностью.

Когда мы царапаемся, кусаемся и трахаем друг друга, я испытываю чувство освобождения. Освобождение.

Он разрезает меня на куски, обнажая сырые, нетронутые части меня, все еще переполненные страстью и желанием. Кусочки, к которым Ремус никогда не мог прикоснуться, независимо от того, сколько раз он забирал у меня. Даже не пытаясь, Титус раскрывает тонкие фрагменты тоски, оставшиеся внутри меня, моего восторга, и высвобождает их из моего тела.

Мой желудок скручивается в тугие узлы, разматываясь, как извивающаяся нить, прикрепленная к моей теперь изуродованной матке.

Я открываю рот, чтобы издать мучительный стон, который перерастает в крик, когда оргазм захлестывает меня.

Горячие холодные мурашки пробегают по моей коже.

— Титус! О, Боже!

Он прижимается лбом к моей ключице, его рука сжимает мою челюсть, и его проклятия эхом разносятся вокруг нас.

Если когда-либо и были какие-то сомнения относительно того, что я чувствую к нему, то теперь они навсегда запечатлелись в моем сердце.

Я люблю его.

Навсегда.