Большой футбол

XXI. СЕВЕР

Первые дни войны. — Снова Тарасовка. — Черноголовый бесенок.— Теплоход «Серго Орджоникидзе». — Великий Енисей. — Полярная ночь. — За елками. — «Пясинский». — Спортивное воспитание. — Каток за Полярным кругом. — Край физкультурников.

Победами в Софии советские футболисты как бы подвели итог достижениям нашего довоенного футбола. Тогда мы и не предполагали, что в течение долгих лет не будет больше международных футбольных встреч, розыгрыша первенства, кубка...

Утром 22 июня я крепко спал в ленинградской «Астории». Предстояла игра с ленинградским «Спартаком». Нужно как следует отоспаться, утром сделать гимнастику, принять душ, быть бодрым, свежим.. Стоит ли говорить, что матч наш не состоялся. С трудом пробравшись через разного рода оцепления — к Ленинграду подтягивались войска, артиллерия, шли демонстрации рабочих, — мы, спортсмены, приехали на стадион имени Ленина. Там было полно народу. Все четверо братьев — Николай, Александр, я, Петр, — мы в эти дни оказались в Ленинграде. С нами были наши многолетние друзья — футболисты: москвичи, ленинградцы. Где мы окажемся через несколько дней? Куда забросит нас война? Увидимся ли мы еще? Вернемся ли когда-нибудь на этот красавец стадион, где так недавно кипели спортивные страсти? Какими маленькими в свете страшных событий сегодняшнего дня показались мне вчерашние горести и радости этого стадиона! Но вместе с тем каким нужным показался мне футбол, когда я оглядел моих товарищей, сколько было силы, ловкости, мужества в каждом из них! Как пригодится все это особенно теперь, в годы грозной военной схватки с темными силами!

Да, война на долгое время перепутает все страницы наших жизней. То, что казалось невероятным, станет реальностью. То, что было реальностью, составляло основу -нашего быта, уйдет далеко. Изменится даже география вокруг нас. Москва, любимая мирная Москва, где прошла вся наша жизнь с колыбели, будет казаться нам такой недостижимой, такой далекой... Мы, все четверо братьев, как и многие наши товарищи, готовились уйти на фронт, с оружием в руках защищать Родину. Пока же каждый из -нас был начальником какого-либо оборонного объекта. Я не покидал своей фабрики, которая выпускала уже не бутсы и тапочки, а противогазы, вещевые мешки, военную амуницию. Мы работали три смены подряд, выполняли, перевыполняли план, дежурили во время воздушных налетов на крышах, гасили зажигательные бомбы, разгребали разбитые фугасками обломки соседних с нами домов. Все меньше и меньше спортсменов оставалось в Москве... А из тех, кто остался, формировались части московского ополчения. Николай организовывал военные занятия, он был председателем совета «Спартака», Александр — директор фабрики, Петр — начальник производственного комбината. Они готовили обмундирование для армии. Мы, братья, почти не встречались, каждый проводил вое время на своем объекте. Шел третий месяц Великой Отечественной войны.

Однажды, утомленный бессонницей, я выбрал свободный час и поехал в Тарасовку. Нужно было проверить состояние нашей летней спортивной базы. Вместе со мной поехали и мои друзья: артист Яншин, режиссер Арнольд. Там, в Тарасовке, тоже стало все по-другому. На зеленом поле стадиона росли сорняки. Несколько мальчишек гоняли по полю старый мяч. Свежий осенний воздух опьянил нас. Мы разделись и в трусах выбежали на поле, присоединились к мальчишкам. Было мае мало, для двух команд игроков не хватает. Будем играть поперек поля. Поставили из кирпичей условные ворота. Под ногами у меня вертится маленький черноголовый мальчишка. Он ловко принимает от меня мяч, обводит Яншина, снова пасует назад — хитро!

— Будет футболистом! — кричит мне Яншин, показывая на черноголового. — Экий бесенок!

Бесенок действительно удивляет нас верткостью, быстротой.

— Как твоя фамилия, Сережа? — спрашиваю я после этой кратковременной игры, одеваясь, чтоб снова ехать в город.

— Сальников, — застенчиво отвечает мне черноголовый.

Да, это был Сергей Сальников, прославленный инсайд «Спартака»! В этот день начиналась его футбольная карьера, длительная и славная карьера игрока экстра-класса.

Для меня же это был мой последний матч. Больше в футбол мне уже играть не пришлось.

Начиная эту книгу, я решил быть правдивым, а иначе зачем же было бы и писать ее. Так вот, для того чтобы восстановить всю правду, следует сказать, что с нами, четырьмя братьями, произошло несчастье. По ложному, злому обвинению, сфабрикованному врагами советского народа, мы были арестованы, а затем сосланы в разные далекие места нашей страны. Давно уже разоблачены подлые враги, которые в угоду империалистическим разведкам убивали и ссылали невинных людей. Давно сняты с нас все обвинения, мы снова вернулись в родной город, и все четверо работаем, воспитываем молодежь, участвуем в спортивной жизни столицы. Мудрая и решительная политика нашей партии, Советского государства исправила ошибки, реабилитировала невинно пострадавших людей, сделала невозможным повторение подобных преступлений. С нами случилось несчастье, но и там, в отдаленных местах нашей Родины, мы оставались коммунистами, советскими людьми, мы знали, что справедливость обязательно восторжествует, и она, эта справедливость, конечно же, восторжествовала.

Я оказался далеко от братьев, от любимого города...

Теплоход «Серго Орджоникидзе» дал третий протяжный басистый гудок и отвалил от причала Норильскстроя в городе Красноярске. Предстоял долгий путь. Пассажиры знали, что плыть придется не менее шести суток. Пароход довольно быстроходный, течение Енисея что-то около двенадцати километров в час. Но я никак не предполагал, что он такой большой и широкий, этот сибирский великан Енисей. Впереди полярный город Норильск.

Когда выходили из Красноярска, было еще тепло. А здесь уже белые мухи летят над Енисеем. Среди команды теплохода разговоры о конце навигации.

— В Норильске уже зима, — убежденно говорит мне бывалый заполярник, матрос нашего теплохода.

Что это за Норильск? Две тысячи километров на север от железнодорожной магистрали. Зимой сообщение только самолетом.

А теплоход все идет и идет вперед. Тайге, окаймляющей живописные берега Енисея, нет конца и края, как видно, нет его и самому Енисею. Давно уже остался позади бывший губернский город Енисейск.

Прошли Верхне-Имбатское. Прошли Нижнюю Тунгуску, Туруханск.

Вот мы миновали историческую Курейку и подходим к широко известному порту Игарке. В начале тридцатых годов в журнале был помещен снимок. Несколько деревянных домиков. Это было начало строительства Игарки. Сейчас я был поражен, увидев море электрических огней, раскинувшееся по обеим сторонам Енисея.

— Да это же город, большой город! — радостно говорю я стоящему рядом со мной матросу.

— Конечно, город, — не без гордости отвечает матрос.

И, перечисляя все достопримечательности Игарки, он заканчивает:

— Здесь даже в футбол играют. Спорт любят.

— Неужели играют? — сомневаюсь я.

— Не-е-уже-ели! — презрительно передразнивает меня матрос. — Еще как любят!

Молодецкая выправка, широченные штаны, заправленные в сапоги с низко завернутыми голенищами, мощный торс, распирающий стеганую телогрейку, открытая обветренная шея, круглая шапчонка, заломленная на затылок, буйно треплющийся на ветру светлый чуб... Матрос просто восхищал своим богатырским видом. С таким парнем можно играть в футбол и за Полярным кругом.

Близился конец нашему плаванию. Енисей становился почти необозримым. Качало как на море.

От Дудинки до Норильска по узкоколейной железной дороге около ста километров.

Полярная ночь оказалась не такой уж непроглядно темной, как об этом говорили. День, скорее похожий на сумерки, но все же более светлый, чем ночь, часа на два в сутки появляется. И морозы большие, конечно, есть. И пурга бывает. Но все это оказалось совсем не таким страшным, как представлялось по рассказам.

Судьба свела меня в Норильске с Павлом Павловичем Тикстоном. Еще со времен Горючки мы знали близко друг друга. Хороший футболист, Павел Павлович играл за нашу первую команду Московского клуба спорта еще в 1922 году.

Норильск начала сороковых годов был мало похож на Норильск сегодняшнего дня. Сегодня это благоустроенный, культурный, многонаселенный город, отличающийся от района, скажем, Песчаных улиц в Москве только тем, что находится за семидесятой параллелью. А кругом на много сотен километров полярная тундра. Что же касается городского хозяйства, то Норильск может не завидовать самому современному городу на Большой земле.

Но тогда город только начинал строиться. В упорной борьбе со стихией были уже возведены корпуса промышленных зданий. Комбинат работал на оборону страны. Передовики промышленности, не щадя сил, несли фронтовые вахты и удивляли бывалых производственников трудовыми рекордами. В городе был жилищный кризис. Аварийный поселок со своими стандартными домиками не мог вместить все увеличивающееся население Норильска. Маленькие деревянные самодельные домики, называемые здесь «балками», вырастали как грибы. Пурга заносила их снегом поверх крыш. Люди не сдавались, прорубали в спрессованном, как камень, снегу проходы, переулки, улицы. Наперекор стихии возводились новые промышленные корпуса, театр, клубы. Закладывали фундаменты будущего города. Норильчане как зеницу ока берегли свою гордость — ТЭЦ. Энергию, тепло и свет в необходимом количестве гнало это сердце комбината во все уголки заполярного города.

Героический подвиг нашего народа, вложенный в создание этого города, заслуживает быть специально описанным и ждет своего автора. Я же счастлив, что в какой-то мере участвовал в этой замечательной работе.

Но работы без досуга не бывает. И досуг должен быть интересным, разнообразным, культурным. Тогда и работа будет лучше спориться. Вот тут-то вспомнили и о футболе.

Меня вызвал один из руководящих работников комбината Николай Андреевич Даманов.

— Давайте подумаем, -как наладить нам физкультуру и спорт в Норильске. Вам поможет руководство комбината, комсомол, а вы засучив рукава приступайте вместе с Тикстоном к работе.

Мы с Павлом Павловичем «засучили рукава». Опыт про привлечению общественности к спорту у нас был. С большим удовольствием мы принялись за дело.

Первые наши шаги были к руководителю норильских комсомольцев Антошкину.

Сам он был не очень-то большой спортсмен и лишь для примера показывался иногда в спортивном зале у волейбольной сетки. Но роль комсомола в организации физкультурно-спортивной работы понимал прекрасно.

Кайло и лопата стали первыми спортивными снарядами норильских комсомольцев. Вооружившись ими, они шли на субботник по оборудованию наливного катка и строительству подсобных помещений для малого спортивного зала.

Тысячи кубометров спрессованного, твердого, как гранит, снега надо разрыхлить и убрать с площадки. Надо вгрызаться в вечную мерзлоту земли, чтобы прорыть траншею для укладки труб сантехнического узла малого спортивного зала.

— Ну что же, надо — значит, надо! — отвечали привычными для себя словами норильские комсомольцы и с несгибаемым упорством кайлили окаменевший снег и вгрызались в промерзшую заполярную землю.

— Зачтем норму ГТО, — весело шутил опытный спортсмен Дима Муравьев, ловко работая лопатой, — каждый комсомолец обязан быть значкистом.

Пурга и мороз были нашими постоянными противниками. Простаивая со шлангами по нескольку часов, в условиях, когда температура воздуха такова, что льющаяся из шланга речная вода кажется теплой, мы все же создали ледяное зеркало. Перед открытием катка мне пришлось испытать на собственном опыте коварство заполярной погоды.

Стоял прекрасный зимний день. «Как на материке», — обычно говорят в Норильске в такие дни. Накануне Нового года я собрался в тундру за елками для украшения катка.

Молодой ездовой, мой земляк москвич Володя сидел в розвальнях, укутавшись в овчинный тулупчик. Я даже пошутил над ездовым:

— На Северный полюс едем, Володя?

— Напрасно вы этим делом шутите, Андрей Петрович, — серьезно возразил ездовой. — Северный полюс может нам показаться курортом.

На улице было так тепло и тихо, что я не обратил внимания на эту остроту. Низким баритоном загудела ТЭЦ, возвещая обеденный перерыв. Мглистые сумерки оживились спешащими на обед норильчанами. Я повалился рядом с Володей в розвальни. Небольшой, но гладкий и ладный гнедой взмахнул хвостом и рысцой двинулся по Октябрьской улице.

— Погодка-то наша, Володя!

— Наша, Андрей Петрович, московская, — умиленно отвечает мне Володя.

Норильск расположен посреди тундры. Две горы — Шмитиха и Гудчиха — прикрывают его с юга. Но образующееся между ними ущелье создает как бы трубу, в которую с широчайших просторов заполярной тундры дуют неуемные ветры, часто переходящие в пургу со скоростью свыше тридцати метров в секунду.

Однако это не самый свирепый ветер. Южный ветер сильный, но не злой. Вот когда задует ветер с севера, тогда норильчане говорят:

— Пясинский задул!

Тут уж чуть зазеваешься — щеки и нос вмиг как огнем обожжет, обморозит. Не зевай!

...Больше двух часов мы с Володей по чахлому, реденькому лесу лазаем по колени в снегу. Хорошие лесные массивы под Норильском есть, но ехать надо за три десятка километров. А поблизости стволы у деревьев кривые, листвы мало. Ходили мы, ходили по этому лесочку, с трудом набрали полтора десятка совсем незавидных елок. Цвет у них какой-то рыжеватый. Чуть ее топором тронешь, хвоя так дождем и сыплется. Ветви ломаются. Устали мы порядком, пока выбрали нужные елки.

Вот тут-то и задул «пясинский». Разогревшись в работе, я не сразу понял, что дело принимает серьезный оборот. Володя натянул на себя тулуп, поднял высокий воротник, глубоко запахнулся и уселся на передке розвальней. Теперь он был непроницаем для «пясинского»

Я был одет довольно легко. Максимум защиты, которую я мог предпринять, это опустить уши пыжиковой шапки. Так и сделал. Ветер усиливался с каждой минутой. Начиналась пурга. Погодка была уже далеко не «наша». Термометр, наверное, показал бы что-нибудь вроде сорока градусов ниже нуля. Через пять минут после того, как мы тронулись, я почувствовал, что ехать в санях не могу. Легкая телогрейка и «гражданские» брюки были ненадежной защитой. Ноги как голые — ветер обжигает колени. Наш гнедой натруженно вышагивает в темноте, иногда оступаясь с узкой дороги и проваливаясь на обочину. Чертовски медленно мы продвигаемся. Сколько же времени потратим, чтобы добраться до дому?

— Я пойду вперед, — прокричал я Володе и вылез из саней.

В обычных условиях наш путь был не так уж долог: километров пять-шесть. Но сейчас этот путь казался непреодолимым. Главное, я стал обмерзать, ноги и руки зашлись, я не чувствовал их. Между воротником и шапкой на шее образовался ледяной поясок, который, как я ни старался отдирать своими бесчувственными пальцами, возникал вновь и вновь.

Я уже плохо понимал, сколько времени я бегу. Ясно одно: останавливаться нельзя, замерзну!

Вот когда мне пригодились спортивные качества! Большие нагрузки, тренировки... Я вспомнил знаменитые квашнинско-гороховские кроссы. Как я их проклинал тогда и как я их благословлял сейчас!

— Упорство, упорство, упорство...

Буду считать до тысячи, потом опять до тысячи, еще до тысячи... Вот и второе дыхание появилось. Пурга сильнее, а бежать легче.

Сквозь мрак, и холод, и ветер я пробирался к спасительному жилью.

Спортивное воспитание помогло мне сейчас уже не побеждать на футбольном поле, а жить, жить!

О таких же или о весьма похожих эпизодах, спасших жизнь, рассказывали мне и другие спортсмены, сражавшиеся в дни войны на поле боя, в окружении, в партизанских отрядах... Нет, спорт — это не только отдых, досуг, страсть. Это школа, большая школа жизни, сопротивления стихиям, побед над ними.

Обо всем этом я думал, пока Павел Тикстон ругал меня за легкомыслие и растирал спиртом мои руки и ноги.

На Новый год каток, украшенный иллюминированными елками, под звуки духового самодеятельного оркестра был открыт. За руку с девушкой мимо меня промчался молодец в широченных штанах, в круглой, лихо заломленной на затылок шапчонке, с буйно треплющимся по ветру светлым чубом. Матрос с «Серго Орджоникидзе».

— Здорово, матрос!

— Здорово, пассажир! — узнал и он меня. —Я же вам говорил, что здесь любят спорт! Прав?

— Прав, матрос, прав!

Как это ни парадоксально звучит, в условиях Крайнего Севера зимние виды спорта культивировать труднее, чем летние. Пурга, мороз, туманы мешают нормальной эксплуатации катка. Так же трудно и лыжникам. Ветры спрессовывают снег, создают на нем заструги, и скольжение по такой лыжне затруднительно.

Однако норильская молодежь преодолевает и это. Северяне совсем не слабы духом. Много спортсменов-разрядников воспитывалось на лыжных базах и катках Норильска. Красноярск и Красноярский край имеют давнюю спортивную культуру. Много чемпионов и рекордсменов Советского Союза вышло из этих мест. Заслуженные мастера спорта братья Виталий и Евгений Абалаковы, Галина Турова, мастера спорта Александр Новокрещенов, Василий Бузунов, Анатолий и Николай Мартыновы — все они начинали свой спортивный путь на Севере.

В соревнованиях, проходивших в Красноярске, столице самого большого на административной карте Советского Союза края, спортсмены Норильска заняли почетное место.

Переходящее Красное знамя за лучшую постановку физкультурно-спортивной работы в крае нередко гостит у спортсменов Норильска. Конечно, такие победы пришли не сразу. Годы упорного труда, силы и внимание партийных организаций, забота государства о строительстве нового комбината, комсомол помогли преодолеть все трудности. Пока же, в середине сороковых годов, спортивная жизнь в поселке только-только возникала. С нетерпением ждал я окончания необычно долгой для меня зимы.

Всему бывает конец. В июне наступил конец и норильской зиме. А там, где конец зимы, там начало футбола.