Большой футбол

VI. ЮНОСТЬ ФУТБОЛИСТА

Перед зеркалом. — Оказывается, только дисциплины мало. — «Лентяй». — Трудолюбие. — И этого мало. — Тактика. — И этого мало. — Лирическое отступление. — Как? И боевой дух — это мало?! — Непокладистый футбол. — Спортивное самолюбие. — На месте центрального полузащитника.

Итак, вернемся к Павлу Канунникову, к моим четырнадцатилетним сверстникам, к первой детской команде МКС.

Я поставлен на место правого инсайда. Место левого полусреднего занимает младший брат Павла Канунникова, Николай.

Мой старший брат Николай введен в состав сборной Москвы на место правого крайнего форварда.

Поэтому для меня как-то особенно внушительно звучит, что в составе первой детской команды МКС на левом инсайде Канунников, на правом инсайде Старостин. Правда, не те знаменитые, а всего-навсего их младшие братья.

В день отборочного пробного матча я с утра надел свой футбольный наряд. Сто раз осматривал себя в зеркало. Принимал разные позы, как для фотографии. Перед началом игры я встану на центре поля, скрестив руки на груди, широко расставив ноги и вывернув носки внутрь. Вот так! Действительно, все было сделано именно так. Но почему-то принятая мною могучая поза никого не напугала и положения дела не спасла.

Мне-то казалось, что все идет великолепно. Один раз я дал удачный пас Канунникову. Раз предпринял попытку прорваться сам, но это, увы, не удалось. Странная вещь. Играя в футбол во дворе или на мостовой, я как-то чувствовал себя все время в игре, около мяча. Здесь же вдруг оказывался временами прямо-таки на каких-то пустынных островах. Меня ошеломили размеры настоящего поля. Строго соблюдая дисциплину места, я мало участвовал в игре и редко получал мяч. Я даже не видел его.

Вечером Николай, не видевший игры, спрашивает у Шурки:

— Ну, как наш дебютант?

Я затаил дыхание.

Шурка отвечает лаконически:

— Лентяй!

Все в мире потемнело. Первый удар по спортивному самолюбию.

На всю жизнь у меня осталось ощущение горечи от этого первого поражения.

Самое главное, что где-то в душе я чувствовал — Шурка прав. Я на поле стоял, размышляя по поводу размеров поля, соблюдал дисциплину места, а надо было бегать, действовать.

В дальнейшем я старался выработать в себе это чувство непрерывного действия. Но однажды опять был поставлен в тупик.

В 1926 году в команде мастеров я играл центрального полузащитника против знаменитой команды «Трехгорки». Наш коллектив тогда уже перебазировался с Пресни на стадион общества «Пищевик» (ныне стадион Юных пионеров).

После матча ко мне в раздевалке подошел левый край нашей второй команды Яков Колодный и одобрительно сказал:

— Ну и отработал ты сегодня! Какая же у тебя, однако, выносливость! Трудолюбивый, черт!

Мне это было очень приятно слышать: Шуркиного «лентяя» я никогда не забывал.

А позднее все же пришлось сделать поправку к понятию трудолюбия в спорте.

В те времена футболисты нередко встречались в кафе Филиппова или в баре «Ку-ку». Привлекали нас туда замечательные цыганские хоры.

Старинные романсы, таборные, полевые песни московских цыган в исполнении Христофоровой, Ланской, Бауровой доставляли огромное наслаждение. Дирижировал хором маститый Егор Поляков.

Одна из песен поляковского хора, «Матушка, грустно мне», часто исполнялась футболистами в пути или в чужом городе.

— Резва ноженька болит... — с надрывом пели футболисты. Чему же болеть у футболиста, как не резвой ноженьке!

В кафе между выступлениями хора спорили о футболе. Сидели однажды в «Ку-ку» за столом с самим Федором Ильичом Селиным. Высокий, жизнерадостный, с раскатистым смехом, этот виртуоз советского футбола невольно приковывал к себе все взоры. Такой же яркой, как его внешность, была и его игра. Акробатические прыжки, шпагаты, безукоризненная игра головой, этой золотисто-рыжей головой, возвышавшейся над другими игроками, все это придавало игре Селина несколько эксцентричный характер. Даже четверостишие про него сочинили:

Разговор за столиком шел на этот раз об игре центрхавбека. Федор Селин на этом месте играет за сборную СССР.

И когда заговорили о выносливости и трудолюбии в игре, Федор показал на меня:

— Вон Андрей вынослив и трудолюбив, да что толку? Бегает за мячом везде. А играть везде — это значит не играть нигде! Одного трудолюбия и выносливости мало.

Весь мой дальнейший футбольный опыт подтвердил правильность слов Федора Селина.

Выносливость и трудолюбие приносят результат только тогда, когда они подчинены определенной тактической цели.

Для того чтобы это было понятнее, перенесемся в 1956 год.

В чем секрет результативности центрального нападающего «Спартака» Николая Паршина? В течение последних сезонов он регулярно забивал один, два, а то и три мяча почти в каждом матче.

Многим было интересно, как это ему удавалось. Отвечать общими фразами о «завершающем ударе», об «одном касании», о «понимании замысла, партнеров» не хотелось.

Я решил поинтересоваться игрой Паршина «персонально», то есть вне зависимости от места нахождения мяча. На очередном матче я, сидя на трибуне, выключил мяч из поля зрения и сосредоточился только на действиях Паршина.

«Секрет» Паршина мне быстро удалось понять. Он заключался в трудолюбии, подчиненном определенной цели. Вот мяч у Татушина. Паршин стремительно идет вперед. Мяч у Ильина. Паршин в темпе движется на ворота противника. Двадцать раз сорвалась атака «Спартака». Двадцать раз Паршин без мяча на предельной скорости шел к воротам, обеспечивая себе позицию на случай паса в центр.

Из этих двадцати раз он ни разу мяча не получил. Но без тени упрека в адрес партнера он отходил на исходные позиции и продолжал в темпе очередной атаки делать стремительные броски на ворота. В двадцать первый, в тридцатый раз... И в этой игре он все-таки забил два мяча. Достойная награда за трудолюбие. Причем один гол был забит из такого невероятного положения, что было бы трудно объяснить, как Паршин успел это сделать, если не следить за ним «персонально».

Сейчас-то все это для меня понятно, но в те годы, пока я постиг, что бегать по полю за каждым мячом бессмысленно, настрадался ужасно.

Шуркино определение «лентяй» повергло меня в уныние. Поставят или не поставят меня на игру против детской команды «Сущевской площадки»?

Меня поставили. И я даже отличился. Забил гол. До малейшей черточки я помню пережитые волнения этого первого «официального» забитого мною гола.

Мяч залетел в верхний угол ворот, срезавшись от моей ноги, которую я как-то неожиданно для самого себя успел вовремя подставить.

Удар получился несильный, крученый, и мяч «навесился» в верхний угол.

От радости я готов был по-михеевски катиться колесом от ворот противника к центру поля. Но вспомнил позы у зеркала и неторопливо потрясся «мощным» футбольным шагом, вывернув для убедительности ступни носками внутрь.

Потом в школе своему другу Сергею Ламакину я расписывал этот матч, не жалея красок. Оказывалось, что гол был забит мной пушечным ударом в самую крестовину, такой гол, что они «всей командой вытаскивали».

Наш новый Московский клуб спорта с весны 1922 года был включен в календарь московского первенства по классу «Б».

Первая команда располагала сильным составом игроков, большинство которых ранее уже выступало в клубах класса «А».

Вратарь — Мизгер Станислав, защитники: Хайдин Владимир, Тикстон Павел, полузащитники: Канунников Анатолий, Артемьев Иван, Мошаров Иван. Нападающие: Старостин Николай, Прокофьев Виктор, Маслов Дмитрий, Канунников Павел и Артемьев Петр.

Имена с фамилиями надо было указывать обязательно. В футбол играли семьями. В клубе было пять братьев Артемьевых, четверо Канунниковых, четверо Мошаровых, четверо Старостиных, братья Прокофьевы, Хайдины, Петуховы, Виноградовы. Поди-ка не укажи тут имени!

Были и в других клубах братья-футболисты, имевшие широкую популярность: Чесноковы, Поляковы, Аркадьевы, Романовы. Но Пресня была особенно богата футбольными семействами.

Еще жизнь в стране не налажена после разрухи. Еще были затруднения с продовольствием. Трамваи ходили редко.

А футбол, невзирая ни на какие трудности, буйно расцветал.

Через всю Москву, от Пресненской заставы до Благуши или Рогожско-Симоновской слобод, пешком, а в некоторых случаях бегом с чемоданами в руках носились на календарные матчи знаменитые и никому не известные футболисты.

В первый год своего существования наш клуб добился крупных успехов в футболе. Все четыре команды МКС получили право играть в финале весеннего первенства Москвы.

Это было большое торжество любителей футбола на Пресне.

Всеми четырьмя командами в финал вышли!

Торжественный день наступил. Финал в Замоскворечье.

На Пресне с утра суета. Отец Павла Канунникова Александр Иванович руководит заготовкой и доставкой провизии. Всем выступающим в финале игрокам будет выдано по французской булке с колбасой, полбутылки ситро и по стакану сладкого чая.

Возбужденные, движутся к Калужской болельщики-пресненцы. Все верят в успех наших футболистов.

Ну и что же, что клуб ОЛЛС (общество любителей лыжного спорта) давно играет по классу «А». Неважно, что там известные игроки — кандидаты в сборную команду.

Вратарь — Франц Шимкунас, левый край — Константин Жибоедов, защитник — Михаил Исаев, центр-хавбек — Владимир Ратов — игроки, имена которых хорошо знают на Пресне.

Наши сильнее!

Особенно силен новый краек Петр Артемьев: уже вся Москва его знает по кличке «Велосипед». Зовут его так за быстроту бега. А Маслов, наш центрфорвард? Он еще на Горючке восхищал болельщиков своим «кинжальным» ударом по воротам.

Правое крыло — Виктор Прокофьев и Николай Старостин. Это два ярких представителя футбола с девизом «Буря и натиск».

Мы идем с Алексеем Голубевым (дядя Виталия Голубева, теперешнего полузащитника киевского «Динамо») и продолжаем похваливать непобедимую силу нашей команды.

— Нет, не по зубам олелесовским форвардам наша защита!

Правда, Мизгер маловат ростом. Зато у него реакция прекрасная. Тикстон и Хайдин — защитники-звери! Полузащита — Мошаров и Канунников по краям и Ваня Артемьев в центре. Плевать, что Канунников с левой ноги не бьет, а Мошаров — еще не играл в классе «А»! Главное, боевой дух коллектива!

Я свято верую, что этого боевого духа в команде у нас предостаточно.

Да и в самом деле, ни тени раздора в команде нет.

Прекрасные товарищеские отношения между игроками. Защита и нападение живут дружно. И в игре и в быту.

Но мы забываем, что и ОЛДС, и ЗКС, и другие команды такие же энтузиасты футбола. Везде есть свои традиции. Мы наивно считаем, что сильнее и сплоченнее нашего коллектива нет во всем мире.

Успехи младших команд укрепляют наше мнение. Четвертая команда выиграла. Вторая тоже добилась трудной, но все же победы. Лишь третья команда не сумела победить. Но ее противником была третья команда ЗКС, ей не стыдно и проиграть. Там играют самые талантливые и опытные ребята Замоскворечья.

И вот, наконец, выходят первые команды.

В синих рубашках и белых трусах — ОЛЛС. В красных майках и белых трусах — МКС.

Перед самым началом игры гроза. Ливень. Поле все в лужах. Игру чуть не отменили.

Это было бы досадно! Победа, можно сказать, •обеспечена, а тут жди еще целую неделю.

Свисток, и игра началась. Меня бьет дрожь. От мокрой рубашки после дождя, что ли? Потом, гораздо позже, уже перестав играть в футбол, я пойму, что такая дрожь никакого отношения к дождю не имеет.

Это та самая болельщицкая дрожь, которая хуже малярии колотит зрителя, если он не свободен от чрезмерной симпатии к одной из играющих команд.

Игра продолжается. Вон юркий, острый, как игла, Костя Тюльпанов выскочил на «нашу» половину поля и сильно пасует в разрез на правый инсайд. Он хитрый, этот Костя: знает, что в грязь нужно играть сильным ударом и в длинный пас.

Мяч, казалось бы уходящий, вдруг падает в большую лужу на штрафной площадке да там и застревает. Ни секунды растерянности не проявил правый инсайд ОЛЛС Савостьянов. Этот низкорослый плотный здоровяк ринулся со всего хода прямо в лужу и, не раздумывая, нанес сильнейший удар по мячу. Вместе с водой, с грязью мяч влетел в железную сетку наших ворот.

Не успел я еще оправиться от первой неудачи, как и второй мяч побывал в наших воротах.

Дело принимало нехороший оборот. Все же вера в непобедимость нашей команды у меня еще не угасла. Наоборот! Она вновь вспыхнула, когда в ворота противника был забит ответный гол.

Второй тайм меня совершенно изнурил. Я просто не понимал, что же это происходит.

Где же «буря и натиск» с нашей правой стороны? Куда же делся Велосипед? Почему он никак не может убежать от своего хавбека. Где кинжальные удары Маслова? Где же, наконец, гроза защиты — Павел?

Они все на поле. Они и не они.

А счет уже был 3 :1, потом 4:1, и только под конец игры Маслову удалось забить еще один ответный гол. Мы проиграли первенство.

Победители вызывали во мне прямо-таки ненависть. Я не мог простить им крушения моих надежд.

И когда после финального свистка судьи поражение сделалось явью, я заплакал. Ничего не мог с собой сделать — заплакал, и все!

Тогда я еще не понимал, что нет таких команд, которые бы не проигрывали. Не понимал и того, что, помимо таких важных факторов, как боевой дух и техническое мастерство, есть и еще кое-что другое.

Опыт соревнований в высшей группе, умение играть ответственные матчи, традиции коллектива, правильная оценка противника — все это мне было совершенно незнакомо. Воздушный замок, построенный самоуверенностью молодости, распался, и со стен этого замка я полетел вверх тормашками, пребольно ударившись о землю.

Футбол оказался непокладистым: он наносил чувствительные удары. И наносил как раз в тот момент, когда меньше всего ожидаешь.

Вскоре я в этом убедился еще раз.

Перед каждой календарной игрой в нашем клубе заседала футбольная секция, наши признанные авторитеты. Секция намечала составы команд на очередную игру. Мы, ребята, затаив дыхание подслушивали из-за дверей мнения авторитетов о нас.

Перевод из второй в третью или из третьей в четвертую команду воспринимался болезненно. Было неловко, стыдно, досадно.

Несколько мальчиков из детской команды были кандидатами в пятую взрослую команду. Я тоже рассчитывал, что попаду, потому что товарищескую игру за пятую команду уже играл.

— Не может Андрей быть правым инсайдом, — вдруг слышу из-за двери голос председателя секции Михаила Ивановича Петухова.

У меня сердце оборвалось.

— Да, слабоват, пожалуй, — соглашается Канунников.

И меня переводят в запасные.

Вывешиваются списки с составами команд. У стен толпа игроков и болельщиков. А мне все кажется, что у всех только и на уме, что я из пятой команды переведен в запасные.

Но самое ужасное испытание впереди: надо в школе объяснить ребятам, почему я не поставлен.

Вся школа знает, что у меня брат играет за первую сборную, а я начинаю играть по календарю на первенство Москвы. Неважно, что за пятую команду, важно, что участник лиговых матчей.

А теперь вдруг меня «прокатили». Как сказать ребятам, что я в запасе? При одной мысли об этом краска заливает лицо.

— Ну что, играешь завтра? — задает мне вопрос Сергей Ламакин.

Рядом с ним стоят Надя Воротникова, Сима Шустрая и Оля Полонская, одноклассницы, при которых мне легче умереть, чем сознаться в своем провале.

Узнав об этом, Сима Шустрая громко засмеется и скажет что-нибудь вроде: «Ну и чемпион!»

Надя Воротникова ограничится надменной гримасой. А Оля Полонская соболезнующе покачает головой.

Нет! Я не могу сознаться! Уклончиво говорю:

— Играем, играем... — надеясь за множественным числом скрыть правду.

— О! Мы завтра поедем смотреть, — вдруг говорит Сима, и я чувствую всю мерзость моего малодушия.

Но отступать уже некуда.

— Конечно, пожалуйста! Обязательно приезжайте!

Я провел мучительную ночь. И когда утром шагал в Сокольники, то в тысячах вариантов придумывал наиболее правдивое объяснение девчатам, почему я не играю.

В Сокольниках я сразу залез в раздевалку и не показывался. Сидел и ждал. Ведь бывают же чудеса. Вдруг кто-нибудь не придет из основного состава. И тогда посмотрит на меня капитан и крикнет:

— Андрей Старостин! Выходи на поле!

Но чудеса случаются так редко... Скоро матч.

Появление в раздевалке каждого нового игрока я воспринимал как неумолимый шаг наступающего моего позора.

Но вдруг!.. Нет, чудеса случаются не так уж редко. Не явился правый хавбек Задышкин. И Прокофий Николаевич Соколов, дежурный член секции, вратарь и капитан пятой команды, закричал:

— Андрей! Одевайся! Сыграешь правого хавбека. Нет, я не заставил команду ждать себя.

По отзыву присутствовавших сыграл я эту игру вполне прилично. Но девчат, как оказалось, на матче не было. Ни Нади, ни Симы, ни Оли...

Да и бог с ними! Не в этом дело! Жалко, конечно, что они не видели игры. Но все равно чувство удовлетворения у меня осталось громадное. После «миллиона терзаний» хороший результат особенно радует. Значит, отметил я в дневнике, спортивное самолюбие у меня все же, наверное, есть.

Я вспомнил резкие слова Николая по поводу одного игрока:

—Да у него спортивного самолюбия нет! Его в состав не поставили, а он и ухом не повел — усмехнулся только.

Думается, что это правильно. Футболист, не обладающий спортивным самолюбием, никогда не достигнет высот. Не нужно только самолюбие путать с себялюбием. Или — что еще хуже — с самомнением. Если ты считаешь, что к тебе отнеслись неправильно, несправедливо — дождись своей минуты и делом докажи, кто ты есть. Делом! Игрой! Вот это будет спортивное самолюбие.

Примерно так я рассуждал тогда и был очень горд. На другой день по пути в школу я заранее предвкушал удовольствие от рассказа о вчерашнем матче. Как бы вскользь, я скажу друзьям, что у меня теперь новое амплуа в команде — я полузащитник. Между прочим, да, да, полузащитник! Будьте любезны!

Действительно, после этой игры я уже в линии нападения больше никогда не играл. В очередном матче меня поставили центральным полузащитником, на месте которого я прочно и обосновался.