Выбор. — Тетя Наташа и наше коммерческое предприятие.— Мастерские. — «Джимми». — Международные матчи. — Встреча с турками. — Охотный ряд. — Генеральный матч. — Первый ответный визит.
Ну, сегодня вся облава в сборе, — сказал дядя Митя, войдя в столовую.
«Облава» действительно была вся налицо. Человек двенадцать сидели за столом и обсуждали мою дальнейшую судьбу. Я оканчивал школу, и впереди обычная в таких случаях дилемма: держать экзамен в вуз или идти на работу?
У Николая была уже своя семья. Сколько же можно сидеть у него на шее? Александр зарабатывал немного. Клавдия — невеста на выданье, с нее, как говорит мать, взятки гладки. А Петр и Вера еще учатся в школе. Мать не работает: едва успевает по дому управляться. Одним словом, бюджет семьи еле-еле позволяет сводить концы с концами.
— Твое мнение, Андрей? — спрашивает старший брат.
— Пойду на работу.
— А вечерами учиться! — поощрительно говорит дядя Митя.
— Нет, вечерами спорт!
Дядя Митя даже на стуле подскочил.
— Ну и болван же ты, Грибов! Да неужели ты свой дурацкий футбол с учением сравниваешь?! Ну, иди торгуй патокой!
Про торговлю патокой дядя Митя упомянул не случайно. В голодное время сын дяди Мити конькобежец Ванюшка решил заняться коммерцией. Во дворе у нас стоял флигелек. Раньше в нем был собачий питомник. В этом флигельке Ванюшка организовал кустарное производство патоки.
Надо было продавать первую продукцию. Ванюшка уговорил меня помочь тете Наташе довезти кадушку с патокой до рынка. Сперва я отнекивался: стыдно, вдруг встречу кого-нибудь из школьников. Но Ванюшка знал мое слабое место:
— Чудак, — говорил он, — на бутсы заработаешь.
Я впрягся в санки и потянул поклажу на Смоленский рынок. Тетя Наташа шествовала сзади, слегка поддерживая кадушку.
Содружество у нас надежное: я — четырнадцатилетний мальчишка, а она — совсем не приспособленная к таким делам пожилая дама. Тетя Наташа, вдова главного инженера крупного уральского завода, жила раньше в довольстве. После смерти мужа впала в нужду и по совету братьев (отца и дяди Мити) переехала в Москву. От барских привычек она еще не отвыкла, и коммерческие операции ей, так же как и мне, просто несвойственны.
Красавица в молодости, она надменно разговаривала с торговцами Смоленского рынка.
— Эй, вы! Нужна патока? — спрашивала она у палаточника.
— Почем, гражданочка?
— Пять миллионов ведро.
— По два «лимончика», гражданочка, возьму.
— Да ты в уме ли, братец?! — презрительно цедила тетя Наташа. — Да знаешь ли ты, что это за патока?! Тебе с твоей хамской мордой и не снилась такая прелесть! Вези, Андрюшенька! — командовала она мне.
И я натягивал постромки.
Мы так и не продали ни одного фунта. А когда я, усталый и подавленный неудачей, довез поклажу почти до дому, то на одной из колдобин сани вместе с кадушкой опрокинулись, и наша патока потекла по мостовой.
Этот случай долго вспоминали у нас в доме и шутили по поводу наших коммерческих талантов.
Рекомендация дяди Мити торговать патокой вызвала за столом общий хохот. Но мое намерение идти работать было неизменно.
Николай помог мне определиться в учреждение с увесистым названием «Нижгубселькредпромсоюз» помощником монтера по сельскохозяйственным машинам и орудиям. Косилки, жатки, сноповязалки, лобогрейки, ржавые, некомплектные, пришедшие в полную негодность, поступали к нам на склад.
Железной щеткой с керосином я отдирал ржавчину от разобранных на части орудий, а затем красил их в синие, красные, оранжевые цвета. Нелегкая работа. Но зато через две недели я отправился на Тверскую в магазин Шмелева покупать на собственные деньги ботинки.
В ту пору были модны длинноносые «джимми». Сергей Ламакин, как опытный консультант, сопровождал меня. Я вбухал в эти лакированные «джимми» всю получку.
— Ну вот теперь ты совсем другой человек! — поощрял меня Сергей. Но в душе меня терзали сомнения. Носы у ботинок длинные, как у академической лодки. Черный блеск никак не гармонировал с моими заношенными, протертыми в коленках брюками.
— Штаны не годятся, — критически замечает Сергей.
— Да, штаны подгуляли, — бодро соглашаюсь я.
А когда мы вошли в наш двор, настроение мое вконец испортилось.
— Что это у тебя ботинки-то какие, Андрюша? — спросила встретившая меня во дворе мать.
— Какие?
— Да уж очень носатые какие-то, как птичьи клювы.
— Это «джимми» называется, — уже с нескрываемой досадой объясняю я.
— Может, и «джимми», — не спорит мать, — но только уж больно ты на чечеточника похож.
Дома у зеркала я окончательно убедился в несоответствии новых ботинок моему туалету. Снял «джимми», забросил их под кровать подальше, надел свои старые, стоптанные башмаки и сразу почувствовал себя лучше. Радость первого заработка была отравлена.
А дома шли жаркие дебаты по поводу предстоящей встречи с турками. Это была уже не первая международная встреча советских футболистов. Еще в 1922 году Замоскворецкий клуб спорта провел первую международную встречу. Его противником была сборная команда рабочего союза Финляндии. ЗКС выиграл эту встречу со счетом 7:1. А в 1923 году состоялся первый выезд советской команды за рубеж. Сборная команда РСФСР отправилась в турне по Скандинавским странам и в Германию.
На этот раз противник был сильнее. Предстояло играть не только с рабочими, но и с буржуазными командами.
На том же королевском стадионе в Стокгольме, на котором так бесславно дебютировала сборная России в 1912 году, через одиннадцать лет появились советские футболисты. Результат оказался другим. Сборная РСФСР выиграла у сборной Швеции со счетом 2: 1.
Побиты были не только шведы. Сборная Христиании (Осло) и сборная Норвегии также были обыграны советскими футболистами.
За всю поездку сборная РСФСР из двадцати двух матчей выиграла двадцать и лишь два свела к ничьей.
На этот раз пресса уже не писала о «спортивной Цусиме» или о «национальном позоре». Наоборот, об игре советских футболистов отзывались с удивлением и восторгом.
Даже дядя Митя, непримиримый враг футбола, как бы вскользь спросил:
— Кого это там наши большевики обыграли? Случайно небось.
Болельщикам страстно хотелось посмотреть свою сборную команду. И вскоре такой момент наступил.
— Турция едет! Национальная сборная Турции! — войдя в столовую, громко провозгласил Николай.
Дядя Митя сидел на своем излюбленном месте у белой изразцовой печки и бренчал на гитаре. Он любил, аккомпанируя себе, напевать баском вполголоса варламовские романсы.
— Когда? С кем будет играть? — сразу отозвались мы — Александр, Петр и я.
— Не может быть! Ведь на дворе октябрь месяц!
Дядя Митя не выдержал:
— Опять про футбол завели! Тьфу ты, нечистая сила окаянная! — в сердцах сказал он свою любимую поговорку и, хлопнув дверью, удалился с гитарой на свою половину. — Нашли себе занятие: без штанов бегать! — возмущался он. — Не знаю, что из вас получится. Так и останетесь голоштанниками, — сокрушался дядя Митя.
На другой день я захлебываясь, рассказывал товарищам сенсационную новость.
— Национальная сборная Турции — понимаете?! А играть с ней будет сборная СССР!
И сразу десятки вариантов состава сборной. Кто будет играть центрхавбека? Батырев, Селин или Блинков? А может, Владимир Фомин, так прекрасно показавший себя в играх за сборную Харькова?
А знаменитый Александр Злочевский, любимец Одессы, «Злот», как любовно называют его одесситы. А Александр Шпаковский из того же Харькова? Прославленные инсайды, не являются ли они конкурентами Павлу Канунникову и Михаилу Бугусову?
Приезд турок взбудоражил футбольные круги. К моменту их прибытия в Москву было установлено, что первый матч гости будут играть со второй сборной Москвы, затем с первой сборной Москвы, и только третья игра состоится со сборной СССР...
— А ну-ка, Грибов, съезди в Охотный! — обратился ко мне дядя Митя. Он собирался принимать гостей, и в таких случаях продукты покупались в Охотном ряду.
Это чрево Москвы, о котором не раз упоминалось в литературе, действительно представляло собой грандиозный и красочный натюрморт. Палатки, лавки, магазины завалены всевозможнейшей снедью. Рыба, мясо, овощи, фрукты, ягоды, соленья... Все в изобилии — глаза разбегаются у покупателей. Запахи Охотного ряда меняются так же, как и краски. После аромата ягодных лавок вдруг потянет тяжелым запахом отбросов.
С рынком у меня связано неприятное воспоминание. Однажды меня послали за покупками. Время было голодное. Продукты стоили дорого. Мать дала мне деньги, а я, чтобы не потерять, заложил их в кепку под подкладку. По дороге к рынку, в Соколовском переулке, стоит старая барыня. Около ног бочонок, небольшой по размеру, но, как оказалось потом, очень тяжелый.
— Мальчик, поднеси мне бочонок, я тебе заплачу, — обратилась ко мне барыня.
Я мигом прикинул, что сегодня на ЗКС футбол, значит можно заработать на билет.
— А куда нести? — спросил я, косясь на бочонок.
— Да недалеко, на Пятую Тверскую-Ямскую.
Ну, думаю, верно, не так уж далеко, донесу как-нибудь, зато на футбол съезжу. И согласился.
Тащить бочонок было чертовски неудобно. Я его и руками к животу прижимал и под мышку пытался взять. Взваливал его то на одно, то на другое плечо. Пройду шагов десять — и останавливаюсь: тяжело и неловко. Бочонок пузатый, дубовый. Вконец измотался я, а прошел всего один переулок. Впереди еще длинный путь. Впору договор расторгнуть. Но во мне уже разгорелся спортивный задор. Проклятый бочонок, все равно я тебя осилю! Дай, думаю, на голове понесу. Взгромоздил бочонок на голову — чувствую, неплохо получается, только голову больно трет. Так на голове я и дотащил его до места.
Рассчиталась со мною барыня не щедро. Едва на билет хватило. Шишку я себе натер на голове огромную. Но беда была не в этом. Когда я полез за деньгами, чтобы заплатить за купленную провизию, то обнаружил, что бумажные деньги, лежавшие в кепке, были изжеваны в труху. Со слезами я возвращался домой. Мой заработок не покрывал и десятой доли загубленных денег. Мать пощадила меня и отцу ничего не сказала. А проклятый бочонок мне запомнился на всю жизнь.
На этот раз мне на рынке повезло. Я только стал приценяться к громовским сельдям, как заметил, что внимание всех устремлено в одном направлении.
Турки! Вон они, в высоких красных фесках, смуглые, худощавые, вышли из гостиницы «Континенталь» и прогуливались по Охотному ряду.
На фоне яркого Охотного ряда они представляли очень живописную группу, возглавляемую, по-видимому, капитаном команды, фаворитом турецкого футбола Нихатом. Ну конечно же, это он! Мы, ребята, по фотографии в газете запомнили его характерный профиль с прямым большим носом.
Вместе с Лешкой Голубевым глядим как завороженные. Вот она, национальная сборная Турции!
Не только мы, юнцы, не отрывали изумленных глаз от гостей. Вереницей стоящие вдоль тротуара извозчики, владельцы лавок, продавцы, лоточники (нэп был в разгаре), охотнорядские покупатели — все с любопытством рассматривают гостей с Востока.
— Дядя Митя, мы турок в Охотном ряду видели! — говорю я.
— Да поди ты ко всем чертям со своими турками! Ты мне лучше покажи, какие ты селедки принес. Ты понимаешь, Кирсан, совсем с ума сошли с этим футболом племяннички.
Дядя Кирсан — пскович, тоже из очень знаменитого егерского рода Зуевых. Могучего сложения, розовощекий, с рыжеватой бородой и усами, дядя Кирсан был добродушен. Но в его наивно-голубых глазах всегда вспыхивал огонек лукавства, когда дядя Митя «громил», а мы защищали футбол.
— Анафемская сила! Ах, и бесовская же игра! Сатанинское наваждение! — хитро подмигивал дядя Кирсан.
— Газеты надо читать, дядя Митя, — возмущались мы. — Об этом матче во всех газетах пишут.
— В газетах! — презрительно хмыкал дядя Митя. — Вон чеховского героя тоже в газете прославили, что пьяный нахлестался. Стало быть, и тут радоваться надо? Нет-с, господа голоштанники, нечему тут радоваться. Скорее плакать надо! Отец бы за голову схватился, если бы был жив. Чем, мол, сынки-то занимаются!
Интерес к матчу с турками повышался с каждым днем. Поражение их от первой сборной со счетом 2:0 не ослабило интереса к гостям. Турки выиграли у второй сборной 3:1. А кроме того, разнесся слух, что гости срочно затребовали подкрепление из Стамбула.
С утра 16 ноября 1924 года в направлении Большой Калужской улицы было заметно усиленное движение. А к полудню все виды транспорта испытывали повышенную нагрузку. Трамваи, автомобили частного проката, извозчики, лихачи везли зрителей на стадион имени Воровского.
Дядя Митя доведен до высшей точки кипения. Его вывел из терпения без конца звонивший телефон и наша предматчевая суетня. Даже десятилетняя младшая сестра и та требует, чтобы ее взяли на футбол. Этого он уже вынести не мог; хлопнув дверью, ушел мести двор. В минуты раздражения он всегда брался за метлу и начинал нещадно пылить.
Я зажат в трамвае со всех сторон. Все едут бесплатно: невозможно высвободить руки, чтобы купить билеты. Старушку, ехавшую до Каменного моста, везут уже четвертую лишнюю остановку. Никто не может ей помочь, и она покорно едет до стадиона.
— Наказание божье, — крестится старушка, выйдя, наконец, из вагона, — эка сила народу привалила!
Действительно, вся Большая Калужская улица запружена народом.
На стадионе рекордное количество зрителей — пятнадцать тысяч человек. Небольшие деревянные трибуны, проходы, забор, балконы и крыши соседних домов — все усыпано зрителями. Один предприимчивый кинорепортер даже взгромоздился на футбольные ворота и снимал оттуда аппаратом весь матч.
Поле заснежено. Температура ниже нуля. На Чистых прудах в это время проходит первая тренировка по хоккею. Турецким футболистам непривычно холодно. Они выбегают на поле, укутав шеи шерстяными платками.
Команды вышли играть. За сборную Турции выступали Недин, Рефик, Нихат (капитан), Али, Кемаль, Хайри, Мамед, Сади, Метел, Миталь, Мустли. В составе команды СССР: Николай Соколов, Михаил Рущинский, Федор Селин, Петр Ежов, Петр Филиппов (капитан), Иван Привалов, Петр Григорьев, Михаил Бутусов, Петр Исаков, Александр Шпаковский, Алексей Шапошников.
Сборная дебютировала успешно. Первый гол влетел в ворота гостей после сильного удара Шапошникова. Мяч, отбитый вратарем, отскочил к Бутусову, и он направил его в ворота. Затем последовала комбинация, которую завершили Исаков и Бутусов. Счет стал 2:0. Наконец Шпаковский, до того несколько раз неточно бивший по воротам, хорошо использовал передачу Бутусова и довел счет до 3:0. Попытки турок отыграть хотя бы один гол результата не дали.
Сборная СССР одержала тогда свою первую победу.
Через год, в 1925 году, наша сборная едет с ответным визитом в Турцию.
С Сергеем Ламакиным и с братьями мы отправляемся на Киевский вокзал провожать команду.
Народу на перроне много.
Мы с завистью смотрим, как Павел Канунников поднимается в вагон. Вот в окне мягкого вагона видны жизнерадостные, молодые, веселые лица ленинградцев — Петр Филиппов, Павел Батырев, Михаил Бутусов, Николай Соколов!
Бутусов широко улыбается, обнажая белые зубы. Высовываясь в окно, он прощально машет рукой и кричит:
— Привет от братцев ленинградцев!
Поезд трогается. И мне представляется эта поездка как величайшее счастье.
Одесса. Черное море. Босфор. Стамбул. Тысячи зрителей. Упоение борьбы. Радость победы. Возвращение героями на Родину! Как романтично! Море страстей и переживаний. Вот это футбол! Спорт для сильных и смелых духом!
А дядя Митя говорит: торгуй патокой!
— Что бы ты дал за такую поездку? — спрашивает меня Сергей.
— Жизнь! — не задумываясь, отвечаю я.
Думал ли я тогда, что через семь лет с этого же вокзала, в таком же вагоне буду ехать в составе первой сборной в Турцию!
Реванш туркам у сборной СССР взять не удалось. Наши футболисты выиграли у национальной сборной команды Турции со счетом 2:1. Энтузиазм и высокие технические качества принесли закономерный успех нашему футболу.
Москва тепло встречала возвращающихся из Турции футболистов. Они заслужили это. Первое поколение мастеров кожаного мяча в упорных футбольных схватках на зарубежных стадионах прокладывало путь к международному признанию советского футбола.