Будут расставания

ГРАФИК

Необычайное собрание в кабинете Вахрушева подходило к концу.

Павел Павлович, надев очки, извлек из ящика письменного стола толстую пачку листов.

— Вот, — сказал хмуро и поднял пачку над головой. — Вот, потрудитесь догадаться, что это. Это заявления на отпуск. Их пятьдесят. Говорит вам что-нибудь цифра: пятьдесят?!

Все молчали. Их собралось не меньше тридцати человек. Они пришли от рабочих мест в комбинезонах, куртках, халатах, заняли в кабинете стулья и диван. В их молчании было недоверие к словам начальника.

— Товарищи, рассудите сами, — говорил Вахрушев. — Если все уйдут в отпуск, — он потряс листами, — то, черт возьми, кто будет работать.

Молчание становилось недобрым.

— Разрешите! — монтер Егоров встал с дивана. — Раньше я честно ходил на техучебу. Она для работы и вообще обязательна. А мне сказали, что сознательность моя равна нулю. А комсорг сказал, что не вижу горизонты. Должен среднюю школу кончить. Он вечно горизонтами глаза колет!

— Давай короче! — посоветовали Егорову.

Он не смутился.

— Я в восьмой класс хожу, меня тоже интересует, как дальше с отпусками на экзамены будет.

— Не тяни время! — опять посоветовали ему. — Кончай!

— Егоров, — мирно сказал Вахрушев, — выслушаю тебя, когда будешь учиться в техникуме.

— Да! — запальчиво ответил Егоров. — Я не за себя — за людей! Сначала агитировали: все должны учиться, а как людям отпуска давать — так нет!

— Павел Павлович! — крикнула от окна обмотчица Мая Зотова. — Вы нарушаете постановление правительства! Просто не имеете права не подписывать заявления. У меня ребенок. Знаете, как институт мне достается?

— Конечно! — забасил сварщик Петров. — Надо как-то решать вопрос.

— Может, другие цехи помогут? — осторожно предложил Радий Бушмелев.

— Другие не помогут, товарищи, — ответил Вахрушев. — В других цехах те же заботы.

— Что же делать? — спросила Люба Лебедева.

— Правительство, выходит, пишет законы, а на местах не выполняют? — басил Петров.

— Будем жаловаться в партком, Павел Павлович! — крикнула Мая Зотова. — Так нельзя в конце концов.

Вахрушев понимал, что так нельзя. Но шесть лет тому назад, когда в цехе студентов-рабочих было меньше десяти, он предоставлял им отпуска во время сессии, следил, чтобы не загружали общественной работой, старался организовывать консультации, когда готовили они дипломные работы. Вахрушев наказывал тех, кто на половине пути бросал учебу. И вот произошло то, что показалось бы невероятным шесть лет назад.

— Когда меня агитировали, что говорили? — спрашивал теперь слесарь Трубников. — Помогать, мол, будем. Без образования — никуда, автоматика… Ну, а как теперь быть. Бросать учебу?

— Все вы правы. Я обязан подписать заявления. Обязан отпустить вас. Но кто будет работать в цехе? Отвечайте мне толком, кто останется в цехе, если пятьдесят человек уйдут сдавать экзамены?

За стеной в канцелярии стучала пишущая машинка. «Тук-тук-тук-тук», — частила она.

Молчали. О чем говорить? Каждому стало ясно — придется искать выход самим: договариваться с мастерами, просить товарищей подменить. Цех и станцию не остановишь из-за зимней сессии.

— Ну, раз так, то спасибо, — сказал Петров, — разъяснили. А что мы сидим теперь? Пошли по домам.

— Пойдете, когда отпущу! — раздельно сказал Вахрушев. — В крайнем случае, подпишу заявления освещенцев.

— А теперь можно уходить? — Петров встал со стула.

— Разрешите мне сказать! — робко предложил слесарь Витя Мясников. Сам того не замечая, он вытирал беретом лоб. — Вот я недавно из армии. Так у нас случались моменты, когда не хватало людей в караул…

— Нашел время рассказывать анекдоты! — вмешался Дмитрий.

— Лазнов, тут тебе не новгородское вече! — прикрикнул Вахрушев.

— Будто вы там были! — огрызнулся Митя.

— Подожди, — сказал Мясников Мите. — Вот, значит, нет людей в караул. И тогда взводу вся рота помогает — взаимозаменяемость. И в цехе, я думаю, так можно.

— Сравнил вилку и бутылку, — ворчал Дмитрий.

— И что ты, Лазнов, тараторишь? Мясников, может, дело говорит! — крикнул кто-то.

— Взаимозаменяемость! — горячился Мясников. — Разве монтеры не смогут работать слесарями? Смогут! Обмотчицы смогут подменить аккумуляторщиц.

— Правильно! — сказала Люба. — Щитовые могут работать в мастерской Откосова. — Освещенцы помогут — у них в бригаде всего трое учатся.

— Из бригады Откосова можно Петрова в электрослесари перевести. — Говорили так, потому что еще не могли иначе называть мастерскую и бригаду Откосова.

— Меня? Пожалуйста, если для пользы дела!

— И отпуска очередные пока не давать.

— И составить график. Солидно все сделать. Верно, Павел Павлович?

— Выбрать комиссию?

— Включить туда мастеров, чтобы в курсе были, — посоветовал Вахрушев.

— Вот это действительно взаимозаменяемость! — сказал сварщик Петров.

— Солидно, — сказал Егоров.

— А постараться — выйдет. Это я к примеру говорю.

Вахрушев снял очки. Поднял руку, успокаивая.

— Ладно, вече новгородское! Прекратите шум. Молодец, Мясников!

Павел Павлович решил, что выход, пожалуй, найден.

Задвигали, застучали стульями. Направились к дверям говорливой толпой. И уже выходили из кабинета, как пронзительный голосок остановил:

— Стойте-ка! Ой же, погодите!

В сбитой на уши белой косынке к столу начальника пробиралась худенькая уборщица электрического цеха. Она тащила перед собой эмалированный таз, прикрытый вафельным полотенцем.

— Ой! Скажите, чтоб не уходили! — кричала она Вахрушеву. — Как быть-то?

Остановились. Смотрели на уборщицу улыбаясь, ничего не понимая. Протиснувшись к Вахрушеву, она поставила таз на письменный стол.

— Что произошло? — Павел Павлович торопливо надел очки.

— Как быть-то, Павел Павлович? — она пыталась поправить косынку. — Старший инженер заказал купить на обед пончиков. Дали пять рублей. — Она сняла с таза полотенце. Таз был до краев наполнен коричневыми пончиками.

— Купила на пять рублей. А он хотел парочку. Вахта десяток взяла, а эти куда?

На мгновение стало слышно, как стучит машинка за стеной, и враз грохнул веселый хохот.

— Возьмите по парочке! — кричала уборщица. — Выручите! Домой их тащить, что ли? Свежие пончики! — уговаривала она.

— Добровольно брать или по решению собрания?

— Семейные по паре, а холостякам по пятаку! Налетай, ребята.

— Семейным можно и больше.

— Берите, миленькие, кто сколько желает. В цехах-то нет никого, выручайте.

— Кто возьмет пончики, может уходить, — сказал Вахрушев, вытирая глаза платком. — Ну и ну!

В кабинет заглядывали дежурные со щита. Лица у них были недоуменными. К столу начальника цеха выстроилась очередь.