Будут расставания

ЕЛКИНУ ДАЮТ ПОРУЧЕНИЕ

Вася Елкин нарисовал черта. У черта торчал птичий нос, лошадиный хвост и рога на макушке. «Неужели меня выберут физоргом цеха?» — спрашивал черт, глядя печальными глазами.

И Вася, подрисовывая кочергу, отвечал: «Наверное, выберут… Этот деятель Радий давно все решил». — Вася дал в руку черту шляпу и написал на ней: «Караул».

…Радий Бушмелев «закруглялся». Заседание подходило к концу, оставалось еще два-три вопроса.

— Итак, — говорил Радий, — все согласны, что спортивную работу мы забыли? Давно пора иметь нового физорга. Я советовался с ребятами…

— Только с ребятами! — крикнула Люба Лебедева.

— Не привязывайся к слову! Я выражаю общее мнение, называя монтера Елкина Василия.

Вася вобрал голову в плечи, внимательно рассматривая бумагу на столе. Он волновался, было приятно слышать слова Радия. Черт на бумаге превращался в коня. У коня по ветру развевался хвост. Конь кричал: «Караул!» А в голове у Васи уже мелькали планы и предложения.

— Я думаю, — продолжал Радий, — Вася Елкин справится с работой. В цехе будут кубки по футболу и по другим видам спорта.

«Само собой, бездельничать не дам! — мечтал Вася. — Зимой начнем тренировки. Достанем форму. Дисциплинку наладим, а летом — товарищеские встречи».

— Как, Елкин, принимаешь предложение товарищей?

Вася медленно поднялся, точно ему было трудно, поглядел в окно.

— Я не могу, — сказал он наконец. — Отказываюсь. Во-первых, учусь уже на третьем курсе. Потом… никогда этим не занимался и вообще…

— Вообще отказываешься?

— Отказываюсь, — с трудом выдохнул Вася. — Не справлюсь я.

— Да не бойся, — сказал ему сосед, техник Костров.

— Поможем! — добавил уверенно слесарь Ищенко.

За окном белело небо и крыши домов, только провода были иссиня-черными.

— Берись, Вася, — Люба Лебедева даже привстала с места, светлые глазки ее стали озорными.

— Елкин, надумал? — повторил Бушмелев.

— Будем помогать! — крикнула тонким голоском Люба.

— Тогда… — Вася снова глянул в окно. — Если будут все помогать, я могу попробовать.

— «Может быть», «наверное», «не знаю»! Что за шатания? Отвечай четко. — Радий даже подался вперед, касаясь ладонями кумача на столе. — Говори — берешься?

— Я сказал, что берусь! — Васины уши порозовели. — Только учти, Радий, что работа запущена и тебе не удастся быть в стороне. Я покоя не дам!

Вася сел. Ему казалось, что все смотрят на него. Сердце радостно стучало. Бушмелев продолжал.

— Переходим к следующему вопросу. Докладывает член КПСС Егор Павлович Опухтин — комендант общежития.

Опухтин поднялся, не спеша отодвинул стул и пошел к трибуне. На широком располневшем теле черный костюм сидел мешковато.

— Молодые люди, — сказал Опухтин и опустил голову к запискам, разложенным на трибуне, — на нашем предприятии, борющемся за звание коммунистического труда, значительные недоработки в деле вечерней и заочной учебы…

Год назад Егор Павлович вернулся на ГРЭС из армии. Он прослужил двадцать пять лет и демобилизовался в звании подполковника. Первое, что предпринял он в новой должности коменданта, потребовал от партийной организации и дирекции уволить из общежития воспитателя.

«Здоровый молодой парень, — доказывал он. — Ему бы в цехе ворочать, а он культпоходы организовывает. Да я сам берусь организовать все, что делали воспитатели». Обиженный воспитатель попросил расчет. Избрали новый бытсовет под председательством Ильи Косотурова.

— На нашей станции, справедливо названной кузницей кадров…

— Сейчас скажет, — прошептала Галя, наклоняясь к Федору, — что на нашей станции работали начальники и директора других ГРЭС… Ну вот, так и есть, слышишь.

За столом поднялся Радий и осуждающе посмотрел на Галю.

— Что сопутствовало их успехам? — продолжал Опухтин.

— Дисциплина! — сказал Радий, глядя на Галю.

— Правильно заметил товарищ, — подхватил комендант. Дисциплина. Но еще и учеба. А у нас в общежитии и вообще на станции есть, которые хитро обманывают себя и общественность.

— У нас почти все учатся! — пробасил Ищенко. — Как бы плохо от этого не было?

— Ага! — громко сказала Галя.

— Товарищи! Ищенко! — Радий карандашом постучал по столу. — Сами себя задерживаете. Базар устраиваете.

— Плохо от этого быть не может. Только хорошо. И сейчас мы должны выяснить, какие меры надо принять к таким товарищам, как Егоров — электрослесарь из седьмой комнаты, который каждую осень записывается в восьмой класс, а через три месяца бросает учебу. Ведь надо помнить, что…

— Без образования… — подсказала Галя.

— Да, — продолжал он, — мы не освоим новую материальную часть и автоматику…

— А почему нас-то позвали? — спросил Федор у сидевшего рядом Ильи.

— Наверно, как представителей от общежития…

— Я кончаю свое выступление, но я пригласил двух жильцов: Полугорова Федора и Илью Косотурова. Вы их, конечно, знаете. Эти люди имеют твердую цель в жизни. Они решили стать технически образованными, а почему — сами скажут.

Кто-то постучал в дверь громко, но вежливо. Несколько раз. Радий поднял голову. Дверь открылась — на пороге стояла Аля Брусенцова.

— Простите, мне нужен Илья. Разрешите, я подожду его здесь.

Она прошла к соседнему столу у стены и села, с любопытством рассматривая собравшихся в красном уголке.

— У нас вот интересный разговор зашел о цели в жизни. Ну, я скажу, что лично у меня нет особой цели. Получить диплом техника, расти на производстве. А что еще? — Радий развел руками, показывая, что большего сказать не может.

«И у меня ведь так, — думал Федор. — Хочу кончить институт, чтобы уж сразу высшее образование было. Такое время нынче. Ну, а дальше? Хочу, чтоб работа была на станции. А если квартиру дадут, то и уезжать с ГРЭС не стану. Женюсь на Вале». Он глянул на Галину, которая сидела рядом, подперев ладонью подбородок, и сказал:

— Какая цель должна называться большой?

— Большие цели умные люди ставят перед собой еще в детстве, — ответила Галя, не меняя позы.

— Радий! — Илья медленно поднялся из-за стола. — Дай мне слово. Мы, как любит говорить Егор Павлович, рядовые бойцы — рабочие. И не каждый из нас выдумает порох… Но вот у меня есть цель в жизни. Нравится мне каждое дело доводить до толка. Я инженер, но работаю слесарем, и не потому, что куражусь или деньги выгоняю, а потому что мне по душе ремонтные, монтажные работы. И на Ургунскую ГРЭС мне очень хочется. Не знаю, понятно ли я говорил, но чувствую, что цель-то у меня есть и, честное слово, не маленькая.

— А я, — вставил Ищенко, — за любимую работу, чтоб она была с живинкой. И еще я думаю, у каждого человека есть эта живинка и талант, но найти себя не каждому удается.

— Ребята! — всполошился Радий. — А как же все это в протокол записать? Решение какое принять?

— Решение! — Галка вскочила с места. — У нас сегодня корреспондентка из газеты. Пусть напишет. Получился бы большой разговор. — Она хотела сказать еще что-то, но, встретившись с пристальным взглядом Али, замолчала.

За проходную вышли все вместе. Мимо, рассыпая искры в плотные синие сумерки, пронесся локомотив. Протащил за собой грохочущий состав. Поднялся шлагбаум.

К автобусной остановке Аля свернула одна. Встала у освещенного щита объявлений. Спрятала руки в рукава и задумалась. Высокий парень остановился рядом, чуть не задевая ее плечом. Чувствуя взгляд его, Аля подняла глаза.

— Здравствуйте! — сказал парень.

Она узнала Дмитрия с ГРЭС и улыбнулась ему, продолжая думать о своем.

— Здравствуйте, Митя!

— Я все это сделал нарочно.

— Что нарочно?

— Ну, встретил вас тут… И еще… Но дело в другом. У меня два билета на «Майский буран». Отличная картина — поучительная. Пойдемте?

— Да? Неожиданно как-то. У меня есть сегодня дела.

— Плюньте!

— Разве?

— Конечно.

Она рассмеялась, соглашаясь.

— Что ж, пусть будет по-вашему. Заодно поговорим о тележках Ильи.

Они прошли мимо магазина. Неоновый свет витрин падал на темный асфальт.