Будут расставания

ТРАДИЦИЯ МНОГИХ ЛЕТ

Он проснулся первый и зажмурился от яркого солнца. После ненастных дней комната казалась неузнаваемой. Федор сладко потянулся, встал на теплый крашеный пол. Вчера в институте были практические, и он совсем неплохо «раскусил» задачи по математике. Сейчас надо бы повторить.

Илья с Дмитрием посапывали, отвернувшись к стенкам. Федор открыл тетради, посмотрел решенные вчера задачи, над каждой подумал. Потом открыл учебник.

Из коридора доносились стук шагов, хлопанье дверей. Федор не заметил, как встал с постели Илья, разморенный теплом, как сбил ногами простыню и сел по-турецки на постели Дмитрий.

— Ради воскресенья, не надсажайся, — жалобно сказал Митя и зевнул.

— Пусть! — сказал Илья. — Необходимость…

Федор обернулся, добрая улыбка была на его лице.

— День не позанимаюсь, не повторю — все напрочь забываю. Приходится каждый день сидеть.

— Цыплят высидишь! — Митя торопясь надевал брюки. — Вы кто куда, а я к Галке на блины. Вчера приглашала…

— Про футбол не забудь, — сказал Федор, не отрываясь от книги.

— Помню! В пять часов — как штык!

— Сейчас Рита кофе принесет, — сказал Илья, прикрывая постель одеялом. — Ты, Федя, оторвись для завтрака…

Днем на горизонте появились облака, но так и повисли в безветрии у стен города. Федор учил английские слова, прислушиваясь к произношению. Он расстегнул ворот рубахи, закатал рукава. Солнце светило ему в лицо, нос блестел от пота.

В два часа он отправился обедать. Шел медленно, поглядывал на девушек: все-таки Валентина красивей всех. Сегодня после футбола увидит ее. Химия, черт с ней, пусть останется на понедельник.

Это одна из традиций станции — розыгрыш кубка по футболу. Двадцать лет назад голубенький, на рюмку похожий кубок разыграли в первый раз между цехами. Футболисты стали пожилыми, многие разъехались по новым станциям, но каждый год осенью физорги цехов собирают команды. Возраст и должность не имеют никакого значения.

Отказываться никому и в голову не приходило. О предстоящих матчах говорят и спорят, а болеть на стадион приходят все, кто работает на ГРЭС или живет в поселке. Матч настоящих команд никогда не собирает столько зрителей.

В конце недели Федора позвали на монтерский пункт — застекленное с трех сторон помещение в машинном зале. За столом, рядом со старшим монтером Василием Ивановичем Кашкиным, сидел сурового вида мужчина в пропыленной кепке. Колючая седина торчала на его висках.

— В футбол играл когда-нибудь? — спросил он, рассматривая Федора маленькими глазками.

— Нет…

— Спортом в армии занимался? — допрашивал суровый мужчина.

— Гранату метал, прыгал…

— Пойдешь в защиту.

— Куда-а?

— Футбол в воскресенье — Петрович команду собирает, — вмешался в разговор Вася Елкин. — В сжатые сроки проведем первенство…

— А ты не ехидничай, — физорг Петрович дернул козырек кепки. — Сроки! Мне картошку надо копать… У меня семья, понимать надо.

— Подготовка уж больно липовая, — вполголоса, чтобы не обидеть Петровича, сказал старший монтер.

— Подготовка! Сколько можно? — озлился Петрович. — Меня на эту должность выбирали, когда Василий под стол пешком ходил. На пенсию скоро, а все не переизбирают… — Встал, хмуря брови, посмотрел на Федора. — Вон здоровяк какой! Под ногами мешаться будет, и то хорошо. Чтоб без опозданий.

Он вышел, и в открытую дверь ворвался тугой шум машин.

Разновозрастная команда электрического цеха стойко держалась первую половину игры. Даже атаковала, и центр Радий Бушмелев забил красивый мяч в левый нижний угол.

Вечернее небо померкло. Окна верхних этажей отражали багрянец заката. Стало прохладно, и зрители надели плащи, пальто. Они теснились на трибунах и у кромки беговой дорожки. Походило, что на скамьях бушевал ветер и качал болельщиков — они кричали, и от этого крика над стадионом летали встревоженные голуби.

Не торопясь, вразвалку бегал по полю физорг. Он взял у мастера Откосова свисток и держал его в зубах. Остановив после нарушения игру, сорвал с головы кепку и замахал, объясняя жестами, в какую сторону бить штрафной.

Федор стер ногу тесным бутсом, но продолжал бегать. Он самоотверженно бросался на турбинистов, и они порой уступали мяч, устрашенные его решимостью. «Не выдержим, — устало махнул Вася Елкин — центр защиты. — Они нынче взяли».

Команда электрического цеха уходила со стадиона. Рядом на железнодорожном мосту грохотал поезд. Митя махал руками, доказывал что-то Илье. Он вовсю старался сегодня, успевал помогать нападающим и уходить в защиту. И теперь сильнее других переживал проигрыш. Когда пронзительный свисток Петровича объявил, что матч окончен, Митя, не глядя ни на кого, пошел к центру, потом так же демонстративно в раздевалку. Только там сказал:

— Шмакадявки! Продули!

Федор, стоя под теплым душем и чувствуя, как вода смывает усталость, уже не думал об игре, о поражении. Его беспокоило, что он поздно приедет к Валентине. А тут еще стертый палец…

— Физорга надо менять, — услышал он Васю Елкина.

— Конечно. И давно, — покашливая, говорил Илья.

— И сменим! — уверял Радий Бушмелев.

«Правильно, — торопливо намыливая голову, молча соглашался Федор, — разве так организовывают? За неделю и кого попало. Какой я футболист?»

Вечером подул ветер, сразу стало холодно. Стучали ветками тополя. Федор сильно хромал. «Зря не взял конспект, а то бы почитал в трамвае». В глубоком кармане его пальто брякала мелочь.

Вернулся он, когда круглые электрические часы над тумбочкой тети Луши показывали начало двенадцатого. В комнате Илья и Рита пили чай. На блюдце лежали дольки лимона.

Рита помешивала чай ложечкой. Она была в ситцевом халатике и косынке, туго охватывающей голову, — совсем девочка-школьница.

— А где Митя? — спросил Федор, чтоб сказать что-нибудь.

Илья поднял указательный палец и ткнул через плечо.

— Мимо проходил, не видел?

Федор поскреб подбородок, и мягкая виноватая улыбка появилась на его губах. В коридоре, где не горело сразу две лампочки, на диване, он заметил, сидели Митя и Галя.

— Ну да! — сказал он. — А я почитаю… Английский заедает.

Илья и Рита ушли. В комнате остался тонкий запах ее духов. Валентину Федор сегодня так и не увидел. Днем она была в парке, а вечером не то ушла в театр, не то уехала ночевать к подруге. Он оставил ей записку — писал, что его заедает английский, и химия, и математика, что надо заниматься, иначе запустит и уж тогда не сумеет догнать.

Федор прилег на кровать не раздеваясь и задремал. А когда проснулся, горела настольная лампа, прикрытая газетой поверх абажура. Илья лежал на спине и громко похрапывал. Федор разделся. Стертый палец ныл, ноги болели. Он лег под простыню и закрыл глаза. Сон не приходил, его начинало тревожить ощущение, что потерял сегодня что-то большое, очень дорогое ему.

Распахнув дверь, вошел Митя. Повесив на спинку стула пиджак, увидел, что Федор не спит, смотрит на него без улыбки, серьезно.

— Привет! Как съездил? Галка, понимаешь, жуть дело! Ты спишь? В общем, ну ее к черту… А той в редакцию звонил. Во девочка! Свет выключить?

Стало темно. Чуть громче прежнего похрапывал Илья. Дмитрий уснул, едва прикоснувшись головой к подушке. В доме через улицу надоедливо играла радиола.

«Завтра поеду к Валентинке, — решил вдруг Федор. — Нет. Завтра техучеба. Послезавтра лекции. Поеду в среду», — это успокоило его.