13

6 лет назад

Вашингтон, округ Колумбия

Июль

Сознание вернулось резко. Толчком выдернув из полной пустоты, душу швырнуло в едва живое тело, и Джиллиан открыла глаза… Вокруг, словно в тоннеле, стояла непроглядная темнота и холод. Пару раз моргнув, Джил снова смежила саднившие веки и сглотнула в попытке побороть накатывающую от головокружения тошноту. Мышцы будто не слушались, однако горло прошила такая острая боль, что едва слышный стон вырвался сам. Дышать было так больно, будто Джиллиан сломали все рёбра, вытащили спинной мозг и раскроили пополам череп. Боже… где она?

Реальность озарилась короткой вспышкой, а руки осторожно потянулись в стороны и боязливо нащупали ладонями каменный пол. От него веяло холодом, и Джиллиан поняла, что лежит на спине. Но… где? Она медленно повернула голову влево, почувствовав, как едва не сломалась от напряжения шея, и попыталась всмотреться в почти непроглядный мрак. С трудом моргнув, Джил ещё раз безрезультатно попробовала сглотнуть и медленно выдохнула.

Она ничего не понимала. В голове всплыл жаркий день и приговор, гроза, а потом… А потом словно кто-то выключил картинку, оставив только эхо частого дыхания и отзвуки крика. Произошёл взрыв? Или мир накрыл апокалипсис? И почему так тихо? Джиллиан знала – надо осмотреться и хотя бы понять, что это за место. Но стоило с трудом перекатиться на бок, как плавающая в черепной коробке кувалда ударила в виски, словно намеревалась проломить кости, а она едва не завопила от скрутившей всё тело судороги. Живот свело такой болью, что Джил задышала мелко и часто, пытаясь прогнать наползавшую тошноту. Чёрт! Что случилось? Она попробовала опереться на руки и осмотреться, но руки неожиданно подкосились, Джиллиан всхлипнула и обессиленно уткнулась лбом в пол. Нет, так не пойдёт. Она снова попробовала подняться, теперь уже осторожно опираясь на локти, но тут взгляд зацепился за что-то, и Джил замерла. Пару секунд она непонимающе пялилась на свои пальцы, где виднелся след запёкшейся крови, а потом судорожно вздохнула. Кольца! Их не было! Боже… Боже! Она потеряла оба кольца! Оба! Господи, Джим будет в бешенстве. Джим её…

И тут это произошло. Тонкая плёнка лопнула, и в голове Джиллиан взорвались воспоминания. Кислотной волной они хлынули в мозг, сметая на своём пути защитные стены. Всё тело, каждая клетка, каждый помнивший прикосновения и удары дюйм кожи, казалось, взвыли от ужаса. И Джил затряслась, почти забилась судорогами от убивающей изнутри паники. Стало так отчаянно страшно, что она тихо завыла. А потом поползла – бездумно, инстинктивно, желая спрятаться и забиться в самый глухой угол. Она не знала, куда движется и судорожно перебирала руками, не в силах встать, но упорно волокла себя к ножкам чего-то непонятного, что в полыхающей молниями ночи походило на стол. Вывихнутые руки болели, отбитый живот чувствовал каждый стык на плитке гладкого пола, однако Джиллиан глотала истеричные всхлипы и пробиралась вперёд. А забившись в своё убежище, она поджала колени к груди и затихла. Её била дрожь, от которой больно сжимались пострадавшие мышцы и ткани. Было до немоты, почти до обморока страшно.

– Пожалуйста, – прошептала она одними губами и подавилась всхлипом. Джил боялась и одновременно желала, чтобы её услышали. – Пожалуйста, помогите…

Обломанные ногти с засохшей под ними чужой кровью попытались одёрнуть порванную юбку, но вместо этого царапнули холодную кожу, когда Джиллиан вздрогнула от какого-то шороха. В удалявшихся раскатах грома ей мерещился стук двери, в барабанившем по окнам дождю – шаги, в шуме редких проезжающих машин – голос. Он подкрадывался, шептал так настойчиво и чётко: «Ненавижу!»

– Заберите меня отсюда… Пожалуйста! Господи… кто-нибудь… Заберите! Я не могу… больше не могу.

Челюсть так сильно свело от страха и холода, что та едва шевелилась. Джиллиан знала, нужно успокоиться и сосредоточиться. Какой-то ещё живой частью рационального понимала – ей надо бежать, спасаться из дома, куда в любой момент мог вернуться О’Конноли. Но истерика не заканчивалась, а лишь ещё туже скручивала руки и ноги. Потому что стоило закрыть глаза, как Джил снова видела перед собой ботинки и раскрасневшееся лицо мужа, чувствовала запах пота, ощущала толчки, от которых едва не выворачивало наизнанку. В том месте, где высохла сперма, кожу гадко тянуло и казалось, что её резкий запах пропитал тело насквозь. Въелся в плоть и навсегда проник в кровь. Что любой теперь мог учуять… узнать… Господи, это будет с ней навсегда – не смыть, не забыть, не исправить.

Тело продолжало трясти, и Джил не знала, сколько просидела под столом, прижавшись спиной к одной из ножек. Она что-то бормотала, кого-то звала, но не запоминала ни слов, ни имён. И лишь когда город тронули первые предрассветные сумерки, по-летнему ранние, ясные, чистые, Джил осмелилась покинуть убежище.

Украдкой, словно вор, она выкарабкалась из-под стола и боязливо огляделась по сторонам. Однако выпрямиться не получилось. В затёкшие ноги немедленно вонзились тысячи игл, дышать стало катастрофически больно, и, сделав шаг, Джил с грохотом рухнула на четвереньки. Колени больно ударились об пол, не выдержавшие нагрузки руки опять подвернулись, но, сцепив зубы, она, точно животное, поползла в сторону ванной. У Джиллиан была цель – единственное, на чём мог сосредоточиться мозг, и что заставляло разваливающееся на части тело ползти вперёд. Спасение. Оно ждало там, за дверцей шкафа. В коричневой упаковке, под белой крышкой. А потому, цепляясь за стены и едва не ломая пальцы, Джил из последних сил поднялась на ноги. Она дойдёт!

Этот проклятый путь ей никогда не забыть. В попытке удержаться Джил хваталась руками за стены, срывала картины, сбивала лампы. Оставляя после себя мёртвое поле разбитых вещей, она тащилась к заветной двери. Джиллиан знала, что справится. Найдёт силы, которых нет, упорство, которого почти не осталось, и дойдёт. Голова раскалывалась на части, реальность двоилась в глазах, а во рту было удивительно сухо. На какой-то момент вдруг показалось, что это конец. Сведённые судорогой пальцы не могли сомкнуться на дверной ручке, но затем тяжёлый замок всё же поддался и позволил пустой человеческой оболочке ввалиться внутрь.

Она снова упала, подползла к унитазу и поняла, что не может даже дышать. Её рвало и не рвало, Джил теряла сознание и тут же снова приходила в себя, чтобы в последний миг успеть ухватиться онемевшими руками за холодные бортики. Ладони покалывало, она почти не чувствовала ног, но упорно пыталась удержать равновесие и не свалиться. Она. Справится.

Наконец, безумство рефлексов закончилось. Ухватившись за скользкий край раковины, Джиллиан смогла подтянуться и вцепиться в зеркальный шкаф. Брошенный вскользь взгляд едва не вызвал новый приступ неконтролируемой рвоты, однако ту получилось сдержать. Глаза закрылись сами. Смотреть в отражение собственной совести не нашлось ни решимости, ни силы воли, но Джил это было не нужно. Рука сама скользнула под одну из дверок, без труда нащупала на полке баночку и вытянула под тусклый утренний свет. С третьего раза она смогла вскрыть упаковку, со второго достать две скользких капсулы и одним привычным движением закинуть в рот. Запив водой прямо из-под крана, Джил медленно опустилась на пол и судорожно вздохнула… А потом содрогнулась всем телом и, сжавшись в комок, заскулила. Протяжно, отчаянно, навзрыд. Почти завыла от пережитого ужаса и отравляющей боли.

Она спрятала лицо в холодных ладонях и вдруг поняла, какая трусиха. Жалкая, ничтожная и совершенно бездарная. Она больше никто, без шансов на будущее будет жить с осознанием собственной отвратительности… Униженная… Зависимая… Наркоманка. Джил ненавидела себя за эту слабость, но просто не знала, как сможет иначе. Ей нужно выжить, а значит, ей нужен амфетамин. Она не представляла, как будет смотреть Бену в глаза, но и выпустить из рук полную стимуляторов упаковку уже не могла. Бен в неё верил, а она подвела. Не справилась, не выдержала ответственности, не была ни сильной, ни умной, её не переполняло благородство или уверенность. Один психоз. Она подставила всех – себя, Бена… Джеймса…

Джиллиан откинула голову на бортик ванной и зажмурилась, когда наконец-то почувствовала притупившуюся под натиском стимуляторов боль, а потом протянула руку и зачем-то включила воду. От шума воды стало немного спокойнее. Истощение никуда не делось, но амфетамин действовал. Минуты шли за минутами, в крови нарастала синтетическая энергия, а потом тело будто бы завели: выкрутили до упора невидимую ручку и заставили ржавые конечности сокращаться. Встать получилось с первой попытки. Порванная по шву юбка и изукрашенная красными пятнами блузка отправились на пол; где осталось нижнее бельё, Джил не знала.

В этот раз она не собирала тщательно вещи. Какое там! После быстрого душа она схватила впопыхах какие-то джинсы и натянула прямо на голое тело бесформенный свитер. Джил не рассматривала себя. Какой уже смысл? Кровоподтёки и гематомы, ссадины и травмированные мышцы, между ног всё налилось тупой болью и иногда скручивало безумными резями, от которых темнело в глазах. Но моторчик жужжал, вынудив схватить ключи от машины и не оглядываясь выбежать из проклятого дома. Джиллиан даже не захлопнула дверь. Зачем? Ей было плевать на каждую вещь, что напоминала о том чудовище, с которым она провела под одной крышей без малого десять лет. Два монстра в одном бестиарии.

Однако, уже вставив ключ в зажигание, Джил услышала трель вновь ожившего телефона. Тревожную, требовательную, почти приказывающую взять эту чёртову трубку. Даже сквозь тысячу миль и абсолютную невозможность голос Бена звучал в голове так отчётливо, что она было дёрнулась в сторону дома, но тут же остановилась. Нет. Не сейчас… Быть может, потом, или вообще никогда. Кинув на пассажирское сиденье упаковки со стимуляторами, Джиллиан выехала на пустынную улицу.

– Доброе утро, Америка!

Ярко-жёлтый дом Ван Бергов встретил сонной тишиной, поэтому треск дверного звонка показался для Джил громким, как шум истребителя. Послышался сонный лай, а голову в очередной раз взорвало болью. Дважды она останавливалась на обочине и пыталась выблевать проклятый желудок, а может, даже кишечник. Перед глазами всё расплывалось, дорога вертелась и постоянно норовила нырнуть из-под колёс вправо, отчего Джил несколько раз лишь чудом не вылетела на обочину. Не помогали даже наркотики, которые оказались не в силах совладать с сотрясением и полным физическим истощением. Так что, добравшись до нужного дома, она схватилась за деревянный откос и еле вползла по узкой лестнице.

Входная дверь распахнулась, и на пороге показался заспанный Грегори Ван Берг, у ног которого вилось семейство Буш.

– Я… – пролепетала Джил, даже не зная, что хотела сказать. Однако одетый в стёганый домашний халат государственный секретарь ничего и не спрашивал. Видимо, мгновенно впечатлившись трупной бледностью ранней гостьи, он одним резким движением подхватил её, а после коротко крикнул:

– Эми! Сюда! – И неожиданно ласково пробормотал: – Всё хорошо, ты в безопасности.

Однако взгляд его был полон неясной для Джил тревоги. Она не знала, что её губы почти посинели, а корка крови до сих пор покрывала волосы на затылке – мысли в душе были столь далеки от таких мелочей. Не видела она и трясущихся рук, и своих испуганных глаз, что расширенными зрачками упрямо смотрели на мир, пока разум пытался выкарабкаться из ямы полного уничтожения.

Окончательно осознание произошедшего навалилось только в тот миг, когда Джиллиан увидела перед собой чашку чая.

– Мне больше некуда было идти, – неожиданно прошептала она и прикрыла глаза. То самое кресло с непошлыми розочками, куда осторожно посадил её мистер Ван Берг, оказалось слишком мягким, а накинутый плед чересчур тёплым. Сонливости не было, но уют мешал собраться с мыслями. – Я прошу прощения за беспокойство…

– Глупости, – немного резко откликнулась Эмилия, а потом, немного поколебавшись, дотронулась до видневшихся на шее следов. Тонкие бледные губы поджались. – Вы поступили совершенно верно.

Миссис Ван Берг едва заметно улыбнулась и, поднявшись, с абсолютно прямой спиной удалилась за домашней аптечкой. Джил сжала тонкую ажурную чашечку и отпила горячий чай, чуть склонив голову влево. Так получалось глотать без ощущения сломанного пополам горла. Взгляд невольно упал на дрожавшие пальцы, и Джиллиан нашла в себе силы удивиться, насколько же быстро вернулись симптомы. Со всей циничностью они напомнили, что бывшей наркоманкой ей уже не стать. Да, наверное, ей стоило взять себя в руки, бороться, драться, сопротивляться. Но Джил не могла. Всё, чего она хотела – тишины и забвения…

Джиллиан прикрыла глаза, чувствуя долгожданный покой. Ей давали столь нужное время, чтобы прийти в себя и решить: говорить или молчать, остаться или уйти, прямо сейчас нестись в полицейский участок или навсегда забыть чудом пережитую ночь. Так и сидевшая в кресле Джил плавала в окружавшей её заботе, чувствовала мягкие, пахнувшие терпким кремом руки, что распутывали сбившиеся в колтуны волосы, слышала негромкие разговоры и бормотание телевизора. По дому гуляли запахи еды, которые заставляла желудок сжиматься. Но жевать, как и глотать, будет наверняка очень больно, поэтому Джил отказалась от этой затеи и только невидяще пялились в закрытый ажурной решёткой камин. Был ли другой выход? Стоило ли поступить иначе? Она не знала. Джил до одури боялась вновь почувствовать ту же беспомощность, а наркотики приносили так нужную сейчас уверенность. Это подкупало. Настолько, что, ложась тем же вечером на чистые белые простыни в отведённой ей спальне, Джил решилась.

Она не вернётся в Чикаго. Не вернётся к человеку, что навсегда будет с ним связан. Стыд оказался сильнее, а потому ей уже никогда не набраться смелости, чтобы встать рядом с Беном. Он заслужил нечто большее… нечто лучшее, чем она когда-либо могла ему дать. Так что… нет, Джиллиан не вернётся.

Следующие пара дней прошли, как в тумане. Джил мало понимала, что происходит. Она что-то ела, о чём-то беседовала, куда-то смотрела, но ничего не запоминала. В душе было серо, в точности, как за окном.

Все эти дни там лило, как при Великом потопе. Вода уносила в сточную канаву пыльцу, листья и украшения ко Дню независимости. Страна готовилась к празднику, Джил не готовилась ни к чему. Равнодушие сковало ум и сердце, замуровав внутри отчаяние, которое медленно разъедало душу. И рухни завтра Капитолий, или окажись столица где-нибудь в Арканзасе, Джил О’Конноли этого бы не заметила. Ледышка. Холодная внутри, холодная снаружи.

Однако в шесть часов вечера, вырвавшие её из объятий потусторонней дремоты громкие споры вынудили подняться и осторожно подойти к ведущей со второго этажа лестнице. Из приоткрытого окна потянуло зябким сквозняком, когда внизу хлопнула входная дверь. И Джиллиан поплотнее закуталась в слишком большой для неё халат, а потом ухватилась за перила.

Она осторожно спускалась по лестнице, но споры становились всё громче, и Джил в тревоге ускорила шаг. Однако на последних ступенях поражённо вздохнула и на секунду зажмурилась, когда за тихим голосом Ван Берг узнала тот самый настойчивый тон. И боясь поверить самой себе, но одновременно отчаянно этого желая, Джиллиан прошла последние несколько футов и впилась взглядом в большую чёрную тень, что возникла посреди светлого коридора. Итак, он пришёл.

Бен занимал собой всю прихожую. Одетый в самый обычный джемпер, он стоял у двери, засунув руки в карманы и упрямо наклонив голову вперёд, отчего мокрые пряди прилипли к щекам. Даже со своего места Джил сразу заметила и запавшие глаза, и залёгшие под ними тени, разглядела искусанные губы и слишком заметные скулы. Бен… Бен! «Ты меня искал?»

– Бен, сейчас не лучшее время, – мягко увещевала миссис Ван Берг, пока нежно рассматривала строптиво поджавшего губы Рида. Под ногами вились папильоны и радостно виляли хвостами. Они явно узнали гостя. – Знаю, вы переживаете, но она пока не готова…

– Мне нужно её увидеть. – Голос его звучал утомлённо и тихо, но по-прежнему невыносимо твёрдо. Однако Эмилия лишь вежливо улыбнулась.

– Позже, когда Джил сама этого захочет. Сейчас не та ситуация, вам не следует давить. Она скажет сама…

– Не скажет, – со сводящей скулы горечью перебил Бен, устало прикрыл глаза, а затем неожиданно зло добавил: – Она никогда ничего не говорит. Даже если будет подыхать, то молча и со всей доступной ей гордостью!

– И всё же, я настаиваю, чтобы вы сейчас ушли, – с небольшим нажимом, но пока ещё вежливо произнесла Ван Берг и услышала в ответ чёткое:

– Нет.

Бен не сомневался в своём решении идти до конца. Джиллиан видела это в его позе, в стиснутых в карманах брюк кулаках, в слишком глубоком и спокойном дыхании. Буш-младший озадаченно заворчал, недобро кося тёмным глазом.

– Бен, это глупо! – тем временем всплеснула руками Ван Берг. – Вы не знаете, что…

Но договорить не вышло, потому что движимый неведомой силой Рид вдруг вскинул голову и резко повернулся туда, где стояла Джил. Оторвавшись от двери, он шагнул было вперёд, но замер посреди коридора и, кажется, перестал даже дышать, пока разглядывал стоявшую перед ним женщину. И Джил отвела взгляд. Повисла недобрая пауза, пока между ними раскалённым шаром скапливались злость и отчаяние. Лучи от этого сгустка эмоций расползались по полу, окутывали босые ноги и взбирались по коже, вынудив все скрытые под одеждой ссадины и гематомы разом заныть от напряжения.

– Уходи, – наконец тихо произнесла Джил. – Я свяжусь с тобой позже.

– Позже? – немедленно откликнулся Бен. – Джил! Я звонил тебе два дня. Два проклятых дня, за которые едва не сошёл с ума. Прилетел в грёбаный Вашингтон так быстро, как смог. И что нашёл? Открытый настежь дом! А теперь ты хочешь, чтобы я просто ушёл?

Казалось, он готов рассмеяться от абсурдности происходящего. Но Джил лишь пожала плечами, а потом коротко ответила «да». И вот тогда Бен взорвался. Одним движением он оказался рядом, трижды наплевав на предупредительный окрик Ван Берг, и зарычал.

– Сдурела? – Бен впился пальцами в дверной косяк так, что тот хрустнул. Собаки тут же загавкали, но быстро смолкли под его взглядом. – Ты хоть представляешь, что я почувствовал, зайдя в твой разгромленный дом? Пустой! С размазанной по стенам кровью! Радость? Восторг?! Я был в ужасе, Джил! Обзвонил каждую больницу, объездил половину моргов, разнёс отделение полиции в попытке узнать, не напал ли на тебя кто! Я не знал, что мне ещё сделать, куда пойти, где искать. Жива ли ты вообще! У меня было два страшных дня, пока я не связался с Грегом. От полной безысходности… И, о чудо!

Он вымученно хохотнул, попытался успокоиться, но не выдержал и вбил кулак в равнодушный откос. А потом ещё раз, и снова, пока отколовшаяся вместе с краской щепка не поцарапала кисть. Джил понимала, что Бен до сих пор ничего не знал. Даже не догадывался о том, что случилось, иначе бы волоком уже тащил её в больницу, в суд или под замок. Но он лишь с тихой угрозой спросил:

– А сейчас ты как ни в чём не бывало хочешь, чтобы я ушёл?

– Да, – прошептала Джил.

– Врёшь!

Она не знала сама, врала или нет. Бен стоял так близко, что его дыхание скользило по коже. Джил ощущала тепло, чувствовала запах лакрицы и терпкий аромат сигарет. Она была готова утонуть во всём, чем был Бенджамин Рид, но вместо этого произнесла равнодушное:

– Проникновение на частную собственность уголовно наказуемо. Равно, как и преследование.

– ХВАТИТ! Он был там? Что-то сказал? В чём-то убедил? Господи, Джил… – заорал Бен и настойчиво, но удивительно мягко схватил её за плечи. Однако инстинкт не подвёл. Джиллиан вздрогнула и отшатнулась, а Рид нахмурился. – Что у вас произошло?

Зажмурившись, Джил часто задышала и попыталась унять взвившиеся вихрем воспоминания, но вопрос прозвучал так по-детски наивно, что она засомневалась.

– Бен, отойдите, – попробовала вмешаться Ван. – Она сделала свой выбор. Сейчас не тот случай, когда стоит устраивать драму!

– Прекратите ей потакать! Она не понимает, что творит!

– А может быть, вам стоит перестать говорить обо мне в третьем лице, будто я не существую? – Джил отвернулась и машинально потёрла ладонь, когда к горлу подкатила знакомая тошнота. И в этот момент внутри взвилось такое раздражение на собственную слабость, что она не выдержала. – Вы можете ругаться между собой сколько хотите. Вам даже может показаться, что меня нет. Но я здесь. И я жива, как бы этот урод ни хотел иного!

Почти откровенное признание упало в абсолютную тишину, и она знала, что сказала это зря. Такие новости сообщают не при свидетелях или в гневе, а говорят украдкой, наедине, удобно устроившись в любимых объятиях или в кресле психотерапевта. Но вышло так. Слова вырвались сами, и в ожидании фатальной развязки съёжились даже розы на спинке кресла, когда, действуя скорее по наитию, чем действительно осознав услышанное, Бен резко приблизился к Джил. Он на мгновение замер, а потом резким движением ухватил её кисти и повернул под неяркий свет. Джил считала секунду за секундой. Она видела, как губы Рида превратились в почти незаметную нить, стоило просторному рукаву соскользнуть, обнажив обручи гематом.

– Что это? – процедил Бен и нарочито медленно втянул носом воздух. Он смотрел на видневшиеся по всей коже следы, точно не верил увиденному. И потому вопрос вышел риторическим, заданный скорее бездушной вселенной, нежели хоть кому-нибудь из присутствующих.

– Любовные отметки, – зло бросила Джиллиан и попыталась вырвать руку, но Бен лишь схватил ещё крепче, избегая, однако, мест с синяками.

– Ещё даже не потемнел… Ему не больше пары суток, – прошептал он, пока внимательно разглядывал особенно уродливый цветок, а затем задал такой нелепый вопрос, что Джил едва не расхохоталась. – Он… поднял на тебя руку?

Джиллиан не знала, как сумела сдержать истерику. Серьёзно, на этом месте нужно было бы опустить занавес и зайтись в овациях, но тут Бен перевёл взгляд на её руку. И отразившийся в его глазах ужас, стоило ему заметить злополучный безымянный палец, заставил Джил нервно сглотнуть.

– Какая тебе разница? Оставь меня в покое и отпусти уже! – торопливо пробормотала она, а затем снова попыталась вырваться.

Без толку. Бен упрямо проигнорировал просьбу и вместо этого уверенно дёрнул в стороны полы халата. Джил попыталась прикрыться, но он одним движением задрал длинные полы обычной фланелевой рубашки и замер.

– Что, твою мать, ты творишь?

Бен не ответил, однако его молчание было настолько громким, что стало страшно. Джиллиан видела, как полыхнули медные глаза, почувствовала мелко задрожавшие пальцы, когда он бережно провёл вдоль исполосовавших рёбра и живот синяков. Не касаясь. На уровне безопасного тепла. И вдруг поняла, что он до сих пор не верил. Просто не мог осмыслить увиденное. Поэтому прошла целая минута, прежде чем его ноги подкосились, а сам Бен медленно, как-то нескладно опустился на колени. Он смотрел пустым взглядом, прежде чем, в конце концов, всё же уставился в пол.

О, милый Бен… Её рыцарь без рыцарства. Король без королевства. Тот невозможный ни в одном мире человек, который прямо сейчас винил только себя. А ведь проблема лишь в Джил! В её лживых глазах, в расширенных зрачках и амфетамине. В том, что она никогда не будет достойна ни таких чувств, ни самого человека, которого всегда так безнадёжно любила.

– Ты не останешься здесь и вернёшься в Чикаго, – неожиданно глухо произнёс Бен, а потом осторожно запахнул полы халата, постаравшись не коснуться ни дюйма израненной кожи.

– Нет.

– Это не обсуждается. Я заеду к тебе домой, найду документы, – отрезал он и поднялся, нервно откидывая прилипшие ко лбу волосы. Кажется, Бен тоже что-то для себя решил. – Ты не задержишься в этом городе ни на одну лишнюю минуту!

– Нет, – всё так же ровно произнесла Джиллиан, но Бен словно не слышал.

– Одевайся. Шутки закончились. Я ошибся, когда отпустил тебя одну, больше такого не повторится. Что бы ты себе ни придумала. – Он достал телефон, где чуть более резким, чем обычно, движением принялся торопливо листать список контактов, а потом вдруг замер и до скрежета стиснул хрупкий корпус. – Тварь! Видит бог, ублюдок сдохнет… Я заставлю его приползти к тебе на коленях…

– Не смей! – И Бен вскинул удивлённый взгляд. – Ты не тронешь Джеймса, уедешь отсюда и перестанешь докучать мне своими приказами. Со своей жизнью я разберусь сама.

– Ты его защищаешь?! – будто не веря собственным ушам медленно проговорил Рид, но руку с зажатым телефоном всё-таки опустил.

– Не его! Тебя, идиот! Что ты сделаешь? Опустишься до убийства? Погрозишь пальчиком? Или опубликуешь статью в «Нью-Йорк Таймз»? «Законный муж изнасиловал мою любовницу»? Ах, нет… Погоди. «Законный муж изнасиловал главную суку Конгресса, по совместительству любовницу губернатора Иллинойса»? Блестяще!

– Что ты несёшь? – пробормотал ошарашенный Бен.

– Пообещай, что не тронешь его, – почти по слогам отчеканила Джиллиан. – Что ничего не будешь делать. Это тебя не касается.

– Джил!

– Обещай, иначе я пойду в полицию и скажу, что это был ты. Даже вопросов не возникнет. Прецедент уже был…

– Чёрт возьми! Ты неадекватна! Ты…

– Прежде чем вы скажете что-то непоправимое, Бен, я думаю, вам лучше подумать, – раздался голос Ван Берг, о присутствии которой они оба уже успели забыть.

Согласно тявкнул Буш-младший, и Рид прервался, в неверии покачав головой.

– Обещай!

– Я обещаю, – медленно проговорил он, однако упрямый подбородок дал понять, что его что-то насторожило. Немного подумав, Бен добавил: – Но ты вернёшься со мной в Чикаго.

– В Чикаго? – Джил отвернулась. – А что меня ждёт в Чикаго? Хочешь предложить мне должность твоей официальной шлюхи? Кого-то вроде фаворитки? Да-да. Одна из тех, чья репутация настолько плоха, что годится только раздвигать ноги.

– Джил, не надо, – прорычал Бен, оскорблённый подобными подозрениями. Но она же всё решила… Ведь так? Незачем сомневаться?

Джиллиан осторожно села на ступени, поджала дрожащие ноги и едва слышно зашептала:

– Все эти годы я пыталась не думать о тебе, Бен. Специально загоняла себя в такую жизнь, где и места не нашлось бы для тебя. Выживала, предавала, подкупала, даже убивала своих детей, потому что они не твои! Понимаешь? Ты хоть понимаешь, как глубоко я зарыла себя? – Джил усмехнулась и покачала головой. Она не знала, кому рассказывала комедию своей жизни, но молчать больше не было сил. – Бен, ты разрушил мой брак, мою жизнь, а теперь и карьеру… Хватит! Своим грёбаным, никому не нужным благородством шесть лет назад ты, сам того не понимая, уничтожил меня. А теперь пытаешься унизить…

Она хотела бы сказать что-то ещё, рассказать, на что были похожи все эти года, но замолчала. Повисла душная, почти невыносимая тишина, от которой ныли кости и трещали доски, ломались стены и гнулись чугунные решётки на окнах. А потом мир содрогнулся и завопил от хлынувшей в сторону Джил чужой боли, когда Бен снова опустился рядом. И когда его холодный лоб уткнулся в её ободранные коленки, Джил крепче вцепилась в равнодушные ступени, в последний момент остановив себя. Видит бог, ей так хотелось запустить пальцы в эти спутанные чёрные пряди, перебрать каждую, утонуть в лакричном запахе, прижаться губами к макушке и никуда не отпускать. Но она не могла. Джил была слабой, загнанной, грязной и попросту отвратительна сама себе. А потому она лишь вздохнула.

– Всё когда-нибудь заканчивается, Бен. Закончилось и это, – едва различимо произнесла она, но Рид услышал. Он оторвался от её колен, всё ещё глядя куда-то в пол, а потом поджал губы.

– Я знаю, что мне пока нечего тебе предложить, кроме ещё одного обещания, – медленно произнёс он и прижался губами к ссадине, прикрыв глаза, когда по её телу пробежала дрожь отвращения. Однако затем он выпрямился и посмотрел на Джил в упор. – Но ведь дело не в этом. Так, мартышка? Не в Алише, не в карьере и даже… не в твоём муже. Ты не смотришь мне в глаза, постоянно отводишь взгляд, отворачиваешься. У тебя опять судороги, навязчивые идеи, психозы…

– Помни о частной жизни, Рид. Иначе о ней уже забуду я, – испуганно прошипела Джиллиан и зажмурилась.

Но Бен не оставил ей ни единого шанса. Он сделал последнее, что ещё мог – отдал тот самый приказ, ослушаться которого было невозможно.

– Джил… посмотри на меня. – Она вздрогнула и отвернулась. – Посмотри!

И Джил не выдержала. С полной обречённостью она повернулась к Бену, и больше можно было не продолжать этот бессмысленный разговор. Он прекрасно знал этот взгляд, изучил до лютой ненависти расширенные зрачки, в которых уже плескалось безумие. Хмыкнув, Бен покачал головой и поднялся.

– Я не знаю, как давно ты это сделала, почему и зачем, – произнёс он, и Джил поёжилась. – Мне неважно. Это действительно был только твой выбор. Но я хочу напомнить одну вещь – ты всё ещё ведёшь мою кампанию. А значит, изволь вернуться на рабочее место.

– Меня нанял Клейн, а не Бенджамин Рид.

– У нас была договорённость, выполняй. – Бен упрямо наклонил вперёд голову, впервые подавляя всем сразу: размерами, личностью, твёрдостью тона.

– Нет. Суд запретил…

– Выполняй! – неожиданно заорал он, и маска спокойствия треснула. Разлетелась вдребезги, обнажив дикую ярость и отчаяние, с которым Бен цеплялся за последнюю надежду.

Он думал, что сможет исправить – починить сломанное, собрать осколки и попробовать склеить из них новую жизнь. Бред! Глупая утопия мыслей. Фатальное заблуждение. Но ему было страшно оставлять её здесь, один на один с собственным страхом, наркотиком и безумием случившегося. Однако Рид тоже был заложником собственной жизни, на кону стояла карьера и будущее, между которыми он разрывался прямо сейчас. Его место в Чикаго, а вовсе не здесь. Да, Бен прилетел. Ради неё. Но это ничего не меняет.

Однако, когда Джил уже открыла рот, чтобы повторить свой ответ, она вдруг остановилась и разом проглотила все рвущиеся наружу слова. Потому что взгляд Бена бил прямо в душу. Он был больной, тёмный и обречённый. Он кричал Джил о том, что прямо сейчас Бен уничтожен так же, как и она, размазан кровью по стенам, распорот собственным прошлым, потому что его бумеранг вышел слишком жестоким. Потому что насилие вернулось насилием. И поняв это, Джиллиан облизнула пересохшие губы, а затем прошептала вовсе не то, что собиралась. Да, у неё было решение. Но, боже, о чём она говорит. Это же Бен… Бен!

– Я приеду. Когда получу развод.

Однако, кажется, он сам не ожидал услышать нечто подобное. И, замерев словно в неверии, Бен судорожно выдохнул, а затем порывисто наклонился и на долгие несколько секунд прижался губами к её покрытому испариной лбу. В растрёпанных волосах утонули нежные пальцы, и Джиллиан знала, что этот его торопливый шёпот останется с ней навсегда.

– Ты пообещала! Слышишь? Помни об этом! Ты обещала… А я буду ждать. Только вернись…

А потом Бен ушёл. Вежливо попрощался с попытавшейся что-то ему сказать Ван Берг, почесал за ушком Буша-старшего и аккуратно прикрыл за собой входную дверь. Но Джил ещё долго сидела на лестнице и смотрела на свои дрожавшие руки. Она его недостойна…

***

Несмотря на данное Бену обещание, Джил не спешила его выполнять. Часы превращались в дни, дни слагались в недели, а те плавно перетекли в целый месяц бездействия. К концу июля Джил по-прежнему жила в гостевой комнате Ван Бергов, в ожидании всего и ничего. У неё не было каких-то стремлений, она не строила грандиозные планы, а просто существовала. В новой реальности, с новыми проблемами и старыми решениями.

Каждое утро, с той самый встречи, она поднималась с мыслью выкинуть прочь чёртовы стимуляторы. Но ближе к вечеру, сидя в компании двух папильонов, Джил с тревогой ждала, когда придётся отправиться спать. Каждая ночь в этом доме превращалась в кошмар. Дикие сны пробирались в переутомлённый мозг, где вызывали обострённый травмами бред и галлюцинации. Под звон осколков Джил снились высотки Чикаго, что тонули в вышедшем из берегов Мичигане, белые стены с тёмными вмятинами, впившиеся в тело руки.

Она не кричала, хотя было до немоты страшно. Джиллиан лишь открывала глаза, судорожно вглядывалась в свет фонарей за окном и долго-долго боялась пошевелиться, стискивая в руках пахнувшее розами одеяло. Чувство бессилия выматывало. Но там, где другая наверняка бы сломалась, Джил сползала с кровати и кралась в ванную, где, замерев около зеркала, целую вечность смотрела в своё отражение. Секунда за секундой она разглядывала появившиеся морщинки и нездоровую бледность, зажившие ссадины и уставший, измученный взгляд. А потом, коротко всхлипнув, под горой обычного мусора, судорожно искала выкинутую пару часов назад упаковку и глотала почти предельную дозу.

Амфетамин справлялся отлично. Он рождал в больной голове ощущение контроля над эмоциями, и хоть Джиллиан знала, что всё это ложь, но сопротивляться уже не могла. Она понимала, что проиграла. С каждым прожитым днём, с каждой выпитой капсулой Джил уходила всё дальше без шанса вернуться. Её ничего не интересовало, она ничего не хотела. И, просыпаясь ночью от очередного кошмара, Джил ощущала, как постепенно искажается память, вытесняя воспоминания. Со временем она даже сумела найти объяснение каждому слову или действию Джеймса. Её травмированный мозг пришёл к выводу, что Джиллиан во всём виновата сама. И хотя Миссис Ван Берг пыталась настоять на врачах, Джил игнорировала дружеские замечания.

Она не рассказывала о том, что случилось. Однако, когда спустя несколько дней Грегори Ван Берг любезно заехал в её покинутый дом, он привёз оттуда не только вещи и жёлтый конверт с бумагами на развод, но ещё и хмурый злой взгляд. Стало понятно, что если до этого он только догадывался о причине, то теперь его сомнения оказались развеяны. Однако Ван Берг ничего не сказал. Лишь проинформировал Джил, что поедет с ней в суд в качестве личного адвоката, и положил поверх присланных из Чикаго отчётов свежий номер «Politico». Это значило, что возражения не принимаются.

Такова была новая реальность, в которой Джиллиан пыталась работать. Это вообще было единственным, что хоть как-то спасало. Зарывшись в бесконечные статистики, углубившись в часовые переговоры с обнаглевшими репортёрами, она нащупывала под ногами иллюзию стабильности. Это помогало хоть как-нибудь обмануться и сделать вид, что ничего не произошло. Что мир не сломался окончательно пополам, разделившись на страшное «было» и пустое «будет».

Первое и единственное заседание по бракоразводному процессу было назначено на двадцать девятое июля. И если Джиллиан удивилась, с какой скоростью будет решён вопрос, то виду не подала. Грегори Ван Берг недвусмысленно намекнул, что «не готов тратить часы на словоблудие каких-то чинуш», и надавил на все рычаги. Так что в назначенный день они появились в душном коридоре перед залом заседаний с полным комплектом документов в руках. Здесь было людно, и Джил едва подавила желание соскрести с себя кожу. Она стиснула в руке флакон с антисептиком, уселась на краешек стула и демонстративно скрестила обутые в неизменные шпильки ноги.

Впервые за долгое время Джил собиралась так тщательно. Она старательно замуровывала себя в броню наиболее делового костюма и строгого макияжа, рисовала тёмные губы и замазывала ещё видневшиеся синяки. Её не покидало ощущение, что от этих действий веяло сумасшествием, но Джиллиан с радостью в него пряталась.

– Мне давно следовало поблагодарить вас, мистер Ван Берг, – тихо произнесла она, пока сама осторожно оглядывалась в поисках Джеймса, но, не заметив знакомой долговязой фигуры, нахмурилась. На самом деле, Джил не хотела его видеть. Из всех людей на земле именно Джим стал олицетворением всех возможных ошибок, что она совершила.

– За что же? – откликнулся тем временем Ван Берг и перелистнул страницу недочитанной с утра газеты. Он вообще был удивительно невозмутим, словно сопровождать чужих жён на их бракоразводные процессы, самое обычное дело.

– За молчание и понимание.

– Верные решения рождаются в тишине, Джиллиан. А вам надо было о многом подумать. Я не знаю, какие вы сделали выводы и что решили, однако очень прошу понять одну мысль… Никогда не связывайте любовь и страдания. Это ошибочный путь. Ибо кто из нас знает, когда душевные муки переходят в уголовное дело?

– Когда треснули рёбра?

– Нет, дорогая. Когда кому-то вдруг начинает казаться, что мир несправедлив. Он, конечно, совсем не обязан соответствовать ничьим ожиданиям. Но именно в этот момент мы вдруг решаем изменить его под себя. И начинаем с тех, кто ближе всего. – Ван Берг поправил загнувшийся уголок газеты и откашлялся. – Поэтому вам не за что меня благодарить. Я всего лишь обычный слабый человек, который тоже хочет немного всё изменить. Просто методы каждый выбирает сам…

Грегори вздохнул, снова раскрыл газету, однако неожиданно хмыкнул и хитро протянул:

– Кстати, слышали? Выходит продолжение про миног-убийц. Восхитительная новость! – Джил усмехнулась и отрицательно покачала головой. А углубившийся в чтение новостей Ван Берг неразборчиво добавил: – А ещё что-то про акул… Отличный будет год.

Джиллиан ничего не ответила.

Развод прошёл удивительно тихо. Джеймс О’Конноли его проигнорировал, и вместо уже бывшего мужа на заседание явился молодой адвокат, который старательно заикался под взглядом сурового Ван Берга. Коротко брошенное слово «трус» вызвало в ответ вялую бурю негатива и попытки оправдаться сложной жизненной ситуацией. На это Джил лишь насмешливо подняла рыжую бровь. Право слово, раскаиваться в собственных действиях всегда неприятно, но это не повод бежать от ответственности. Однако уже на выходе из кабинета судьи, она машинально бросила взгляд на сложенную в руках Грегори газету и выхватила странный заголовок:

«Скандал в Пентагоне: кто ответственен за массовый расстрел жителей в Йемене?»

Джиллиан на секунду застыла, а потом равнодушно закрыла за собой дверь, прижав к груди документы. Уже наплевать…

Загрузка...