Бумеранги. Часть 2

Эпилог

Наши дни

Вашингтон, округ Колумбия

20 января

День инаугурации

Двадцатое января выдалось ярким, солнечным и приятно морозным. Его утро разрисовало узорами застывшие лужи, где в потрескавшихся льдинах кружились холодные блики, покрыло инеем мелкую травку и весело заметалось отблесками между сверкавшими окнами. В этот час, затерявшийся на фоне тонкого снега дом на Массачусетских высотах, был наполнен шумом и суетой. Здесь готовились к главному событию в жизни страны и, пожалуй, целого мира.

Давно отгремели голосования и скандалы, стихли раздражённые крики республиканцев и протесты недовольной общественности. Затихли в памяти тревожные дни, когда были опубликованы доказательства государственной измены ста четырнадцати влиятельных лиц. Это был триумф Бена, начавшийся с официального обращения в ночь перед всеобщими выборами и закончившийся через сорок дней утром с подсчётом голосов коллегии.

Страна была в хаосе почти полтора месяца. Но все эти дни Джиллиан стояла рядом со своим мужем: дарила поддержку, ободряла словами и поворотом головы осаживала слишком зарвавшихся репортёров. Кто-то привычно перешёптывался о «ведьме О’Конноли», но тут же умолкал, стоило Бену поднять на них взгляд. Она носила фамилию Рид, и это не подлежало сомнению.

Однако даже в этот волнительный и торжественный день в большой спальне на втором этаже было удивительно тихо. Деловито стучали в коридоре часы, сквозь стены и двери долетали обрывки разговоров, но тут же стыдливо гасли в высоком ворсе ковра. Бен и Джил молча наслаждались друг другом, пока пепел от сигареты лёгкими, почти прозрачными хлопьями ложился на стекло пепельницы.

Джиллиан бросила быстрый взгляд в зеркало и улыбнулась отразившейся там чрезмерно длинной фигуре. Расположившийся в кресле Бен привычно вытянул ноги и теперь лениво перекатывал в пальцах тлеющую сигарету, пока сам любовался женой. Он давно забыл о повиснувшем на подлокотнике галстуке, и просто получал свою долю законного удовольствия. Бен не пропускал ни одного взмаха и жеста, когда Джил одёргивала строгую юбку или наносила румяна. Ну а взгляд, которым он одарил повернувшуюся к нему жену, пожалуй, стоил для неё всей власти в мире. В этот день она выбрала синий. И кто-то сказал бы – цвет демократов. Но, нет. Для Джиллиан Рид это были цвета её мужа.

Ещё раз окинув взглядом своё отражение, она повернулась и в последний момент успела подхватить соскользнувший с подлокотника галстук. Привычным движением подняв воротничок рубашки, она ловко завязала узел и аккуратно затянула. Бен мог бы справиться сам, но им слишком нравилось, когда это делала Джил.

– Надо посмотреть, как там Эми, – пробормотала она и быстро прижалась к губам мужа, что горчили запахом сигарет. – Надеюсь, платье ещё похоже на платье, а дочь – на порождение двух Homo sapience.

Бен саркастично хмыкнул и, в свою очередь, подошёл к зеркалу, застёгивая на ходу манжеты. Он откинул с глаз мешавшие пряди и вопросительно оглянулся на замершую в дверях жену.

– Как думаешь… – замялась она. – Эми справится?

– Ты сомневаешься в ней? – Бровь Бена всё же взмыла вверх, чтобы одним лишь изгибом показать несостоятельность подобных сомнений. Но Джил ещё сомневалась.

– Оливия сказала, терапия показывает устойчивое…

– Джил. Оливия сказала, что пришла пора отпустить и понять – Эми не больна. Она просто немного другая. Совсем чуть-чуть. Ей лишь нужно, чтобы ты поверила в неё, как поверили в Уорхола, Кубрика или Энтони Хопкинса.

– Утешение – не твоя сильная сторона, – усмехнулась Джиллиан.

– А я и не утешаю, для этого у тебя всегда есть Эмилия. Я лишь озвучиваю факты. – Муж пожал плечами, а затем подмигнул. – Совершенно уверен, когда придёт время, наш ребёнок раскрутит мир в нужную ему сторону, даже особо не запыхавшись. Имея твою наглость и мой характер, Эми способна завоевать парочку галактик и воцариться на троне просто от того, что ей стало скучно.

Джиллиан рассмеялась и покачала головой. Пока что их дочери не было равных лишь в выпрашивании конфет. И пожалуй, здесь Эми действительно достигла удивительных высот тактического мастерства.

– Кстати, – неожиданно добавил Бен, одним лишь словом дав понять, что следующая фраза точно будет некстати. И уже взявшаяся за ручку Джил оглянулась. – Не думала насчёт того, что нашему дитю ехидны нужен противовес?

– Что?!

Нет. Нет-нет. Она отказывалась искать скрытый смысл в настолько прозрачном намёке. Не мог же Бен искренне говорить и даже думать об этом? Предлагать настоящую авантюру, когда впереди четыре сложнейших года, неясные перспективы и совершенно безумный график.

– Если Эми взяла от нас самое спорное, то, быть может, следующий найдёт любовь к миру и дар музицирования?

– Бен, – ахнула Джиллиан и окончательно повернулась к мужу, который невинно смотрел на неё по ту сторону зеркального отражения. – Ты сошёл с ума. Мне сорок, я ужасная мать и…

– Ты боишься, – мягко закончил за жену Рид, а потом резко оттолкнулся от зеркала и подошёл к ней вплотную. И под его взглядом она не смогла лгать, впрочем, и не пыталась.

– Да, – честно призналась Джил. – Это было непросто.

– В той жизни, которую мы с тобой выбрали, всегда будет сложно, мартышка. Однако я хочу, чтобы ты подумала. – Он на секунду прервался, чтобы осторожно коснуться линии скул и не смазать лёгкий оттенок румян. – Чудесным образом нам с тобой повезло найти друг друга. Но ты помнишь те годы? Когда вокруг жила пустота и одиночество…

– Но Эми не одна…

– Мы уйдём. – Бен улыбнулся едва заметно и ласково щёлкнул её по кончику носа. – Когда-нибудь это всё равно случится. Но они останутся. Вместе.

Она помолчала, внимательно разглядывая потемневшую медь в глазах мужа, а потом тихо рассмеялась.

– Ты стареешь. – Джил аккуратно провела по седым вискам, а Бен перехватил её руку и мягко поцеловал кончики пальцев. – И становишься жутко сентиментальным.

– Нет. Но за те три недели я внезапно слишком остро осознал, что если тебя не станет, меня снова ждёт то самое одиночество. А без тебя, милая моя мартышка, я жить просто не умею.

Джиллиан улыбнулась, окунаясь в очередное признание, что так легко давались её мужу. Сама она, наверное, уже никогда не научится говорить о своих чувствах. Будет молоть в себе каждое, пока не совершит очередную глупость.

– Я подумаю, – наконец прошептала она. Однако они оба знали, что Джил согласна. Но, уже открыв дверь, она внезапно добавила: – Кстати, я отвратительно играю на пианино.

– Ну, должны же у тебя быть хоть какие-нибудь недостатки, – машинально процитировал Бен, который уже вовсю сосредоточился на своих мыслях.

На этот раз утреннее чаепитие в Белом доме, которое традиционно проходило с отправляющимся на покой президентом, сложно было назвать протокольным мероприятием. В формальных разговорах, что предшествовали торжественному кортежу по Пенсильвания-авеню, сегодня не хватало самого хозяина Овального кабинета.

Тихие похороны Грегори Ван Берга состоялись месяц назад, когда на землю только лёг первый снег. На Рождество. Поэтому в небольшой светлой гостиной их приветствовали лишь, как всегда, скромно-изысканная Эмилия Ван Берг и слабо вилявшее хвостами престарелое семейство Буш. Время неожиданно оказалось убийственным к обитателям этого дома, будто разом вытянув из них силы.

Всё однажды заканчивается. Даже в этом, пропитанном вечной политикой городе, нет ничего постоянного и подходит к финалу, растворившись в сероватых водах Потомака. И жизнь, конечно, не исключение. А потому, выпив в уютном молчании положенный чай, они вместе вышли из Белого дома. Обратно сюда вернутся лишь трое.

Сделав первый шаг в сторону ожидавших на дорожке машин, Джиллиан почувствовала, как в ладонь крепкой хваткой вцепилась Эми. В карманах детского пальто шуршали обёртки от леденцов, синие сапожки звонко цокали по стёртым мраморным плитам, и не было сомнений – сегодня всё внимание достанется именно ей.

– Белый дом – удивительное место, – неожиданно проговорила Эмилия, пока торжественный кортеж медленно двигался в сторону Капитолия.

– Вы нашли волшебные комнаты? – тихо рассмеялась Джиллиан.

Даже сквозь бронированные стёкла слышался гул толпы, и она бросала тревожные взгляды на пока беззаботную Эми. В этом автомобиле их было трое, где-то чуть позади, согласно строгому протоколу, но в вынужденном одиночестве ехал Бен.

– Нет, – улыбнулась в ответ Ван Берг. – Кое-что получше. Я узнала, что как только вы входите в главные двери, у вас больше нет тайн. Сюда невозможно попасть, затаив в закромах парочку приятных скелетов. Вы обнажены. Друг перед другом и целым народом. Но только от вас зависит, нарастёт ли дальше новый ракушечник из интриг или же удастся сохранить данный жизнью второй шанс. Мы здесь словно младенцы, только взрослеем быстрее.

Миссис Ван Берг почесала прикорнувшего Буша-младшего и приветливо помахала в окно, когда кортеж проехал мимо очередной группы людей. Джиллиан стиснула сложенные на коленях перчатки и длинно выдохнула.

– Порой мне кажется, что я здесь из-за чудовищной ошибки. Неловкой случайности или происков какой-нибудь масонской ложи, которая, если верить нашему телевидению, управляет целой вселенной, – фыркнула она и машинально одёрнула задравшуюся полу на пальто Эми.

– Чушь, – неожиданно резко откликнулась Ван Берг и отнюдь не элегантно поморщилась. – В следующий раз, когда надумаете усомниться, взгляните на своего мужа и вспомните, что: «Королева была счастлива по очень серьёзной причине – потому, что счастлив был Король»10.

– Вы считаете, Бен счастлив?

– Детские сказки не лгут, – рассеянно откликнулась Ван Берг и улыбнулась группе патриотично размахивавших флагами школьниц. Послышались знакомые ноты «Hail, Columbia»11. До инаугурации Бена оставалось чуть больше четверти часа.

Джил медленно поднималась по западной лестнице Капитолия, ощущая, как хрустит под каблуками мелкая мёрзлая пыль. Из-за царящего шума и гвалта она не слышала скрипа, но точно знала, он есть. И это странным образом нервировало больше, чем окружавшие люди. А те стояли такой плотной стеной, что за ними едва виднелся шпиль Конгресса. Джиллиан ощутила почти непреодолимое желание сбежать. В ней зудела навязчивая потребность выхватить несуществующую пачку салфеток и броситься прочь в тёмный, глухой угол. Но вместо этого Джиллиан лишь вздёрнула выше голову, улыбнулась и прижала крепче к груди Конституцию и Библию Линкольна. Чёрт побери, она справится.

Словно уловив её сомнения, шагавший чуть впереди Бен внезапно оглянулся и совершенно нелепо, по-мальчишески подмигнул, а потом с хитрой улыбкой легко подхватил на руки идущую рядом с ним дочь. И Эми, что до этого сосредоточенно считала ступени, восторженно запищала, стоило её маленькому тельцу вознестись над сотней людей. Она не смотрела на серьёзных мужчин, не боялась всколыхнувшегося тёмного моря пальто и костюмов. Всё её внимание сейчас было приковано к надёжным и сильным рукам. А секундой спустя, стоило только черноволосой голове взмыть над окружавшей трибуну толпой, по улицам эхом прокатился многоголосый восторженный рёв. Он зазвенел стёклами в окнах Конгресса, обогнул пузатый купол и колыхнул флаг на шпиле Белого дома.

Господи! Они действительно это сделали…

Но, повинуясь движению руки председателя Верховного суда, волна гула схлынула так же быстро, как навалилась, а вместе с ней ушёл отчаянный страх. Осторожно поставив Эми на каменную площадку, Бен подхватил маленькую ладошку, подошёл к трибуне и спокойно оглядел собравшихся ради него людей. Их было много. Джиллиан не знала точного числа, сбившись где-то на втором миллионе, но масштаб потрясал. Нервно вздохнув, Джил ступила в яркий свет софитов и встала по левую руку от мужа, держа перед собой книги. Отныне это её место – рядом и на шаг позади. Вторая тень, второй голос, второй разум и второе сердце. Подняв тяжёлые книги, Джиллиан впервые мысленно обратилась к Всевышнему. Она никогда не верила в Бога, но прямо сейчас отчаянно просила у него счастья для единственного мужчины, который мог сделать счастливой её саму.

И неожиданно, как бывает в самый тревожный момент, на ум пришли совершенно неуместные мысли. Слушая речь председателя, Джиллиан зачем-то считала складки на его тёмной мантии и вспоминала этот же день шесть лет назад. Тогда они ещё не подозревали, как всё изменится. Их было четверо, а не несколько миллионов, и зал не напоминал огромную площадь, но слова… слова остались прежними.

– Я, Бенджамин Лукас Рид, торжественно клянусь…

Искажённый микрофоном и эхом голос накрыл Капитолий. Он опутал цепью и привязал клятвой к долгу до самого конца, каким бы тот ни был. И только Джиллиан слышала в своей голове нечто иное, глядя на ладонь мужа, что спокойно лежала на книгах.

«…что буду добросовестно выполнять…»

– …Что буду добросовестно выполнять…

«…обязанности твоего мужа…»

– …Обязанности президента Соединённых Штатов…

«…и в полную меру моих сил буду поддерживать, охранять и защищать…»

– …И в полную меру моих сил буду поддерживать, охранять и защищать…

«…свою жену – Джиллиан Маргарет Рид. Да поможет мне Бог!»

– …Конституцию Соединённых Штатов. Да поможет мне Бог!

Двадцатое января выдалось ярким и удивительно солнечным, сверкая снежной кромкой на куполе белеющего в небе Конгресса. Где-то вдалеке затихали последние искры президентского марша и распадались отзвуками голосов детского хора, когда в нарушении всех протоколов Бен подарил жене поцелуй, а затем подошёл к микрофону, под перекрывший залпы ор толпы. И Джиллиан, внимавшая торжественной речи только что приведённого к присяге нового президента, могла повторить каждое слово, но мысли её были не здесь. Она держала за руку спокойную Эми и думала, что только Бог знает, сколько ещё бумерангов им с Беном предстоит поймать в начале их нового, сложного пути. Но одно она уяснила точно. Если жизнь дала тебе стену – держись за неё и не позволяй ни наводнению, ни сильным ветрам снести тебя в сторону. Отныне это твоя опора, твой способ жить. Верь, что она устоит. Заботься о ней, меняй обветшалые камни на новые, латай трещины, выравнивай сколы. И помни – фундамент, что лежит в её основе глубоко под землёй, есть ты сама.