Наши дни
Вашингтон, округ Колумбия
Октябрь
9 дней до президентских выборов
Разумеется, Джил смотрела присягу. В одиночестве своего кабинета она слушала слова клятвы, которые едва не выплёвывал Бен, положив руку на Конституцию. А после грустно смеялась и с кривой улыбкой слушала комментарии дикторов вроде: «наконец-то» и «дождались». Двуличные мрази! Это они же чуть меньше четырёх лет назад с воодушевлением встречали на президентском посту Грегори Ван Берга. Отвратительные крысы, жрущие без разбора любого, кто попал в их цепкие лапки. Но не Бена. Она не позволит! Впрочем, сам он тоже казался удивительно собранным, почти равнодушным. Его выдавал только взгляд – жёсткий, почти жестокий. Им он выжигал дотла душу встревоженной Джил.
Она ждала его в эту ночь, но Бен не пришёл. Сидя в комнате дочери, Джиллиан не смыкала глаз, пока вслушивалась в сонную тишину. Она так хотела поговорить, сказать хоть что-то, но… Бен не вернулся домой, и на резиденцию навалилась отвратительная пустота. Её не нарушал ни витавший по коридорам аромат сигарет, ни привычный шелест бумаг перед сном. Странно, Джиллиан никогда не ценила таких вечеров, считала обычной рабочей рутиной, а сегодня это вдруг оказалось необходимой для жизни деталью. Что же, в эту ночь она в полной мере оценила звенящее одиночество чужого дома.
Так тихо здесь не было даже во времена предвыборной кампании, когда Бен бесконечно мотался по всей стране. Они не виделись неделями, но Джил всё равно ощущала его присутствие. Оно сквозило повсюду, окружало теплом и тем самым чувством любви, что всегда излучал муж. Спокойный. Надёжный. Вечный. Но сегодня это исчезло, будто их комнаты выстудили осенним ветром, оставив Джил мёрзнуть от осознания ненужности. И казалось бы, ей следовало утешить себя, что она всё сделала правильно. Но ощущение спасения не приходило. Безумный комплекс то ли Мессии, то ли шахматного гроссмейстера пристыженно молчал, запоздало поняв, – что-то пошло не так. Она сыграла достойно, но… в чем, чёрт побери, дело?
Бен бросил ей вслед – «воробушек», вспомнил старое, ненавистное прозвище, от которого передёргивало их обоих. Значит, он знал. Был в курсе всех встреч и лишь потому так легко отдал документы. Но зачем? Ревновал? Думал, она хочет сбежать? Или желал откупиться, зная свою вину и снисходя до обычной торговли предательством?.. Мысли Джил крутились вокруг этих вопросов, но на последнем она спотыкалась. Пазл не складывался. Голова пыталась построить миллион вариантов, сводила в точку сотни кривых и десятки причин, но ответ не находился. Из окна детской Джиллиан смотрела на медленно начинавшийся рассвет и впадала из крайности в крайность: от ярости на потрясающее двуличие Бена до собственных интуитивных сомнений. Он не мог думать о ней так! Ни разу Джил не дала повода, но… Но ещё никогда её действия не шли в таком противоречии с чувствами. Однако факт измены тоже оставался болезненно очевиден. Господи, только слепой монах не узнал бы это восхитительное нагромождение несуразно длинных конечностей.
И всё же, даже на следующий день противное ощущение неправильности никуда не исчезло. Ведь если это был хитрый план, и Бен опустился до слежки, пришло время поймать супругу с поличным. Однако, чем ближе подходила Джиллиан к уже знакомому столику, тем очевиднее становилось – здесь никого нет. Ни тайных агентов, ни офицеров полиции, ни самого временного президента. Утро на пожелтевшей от опавшей листвы аллее вблизи Капитолия выдалось безлюдным и немного туманным.
В ожидании немедленной кары Джиллиан дрожала под порывами ветра. Тряслась, когда выходила из молчаливого дома, сжимая в руках обычный жёлтый конверт, стучала зубами, когда садилась в такси или пересаживалась на метро. Вот так просто, из охраняемого наравне с Белым домом особняка были вынесены скандальные доказательства взяток, убийств и политического сговора. Никто не остановил миссис Рид, пока, стуча неизменными каблуками, она покидала собственный дом. Мир вообще будто вымер, и вместе с ним в предвкушении неминуемой развязки замер весь Вашингтон.
До выборов оставалось девять проклятых дней.
Джеймс появился ровно в назначенный час и принёс с собой два стаканчика с кофе, сверху которых лежали ещё пока горячие круассаны. Выглядел бывший муж всё так же паршиво и обзавёлся вдобавок исцарапанными в кровь запястьями. Те то и дело выглядывали из-под манжет пальто.
«Нервное, дорогой?»
Джиллиан непроизвольно усмехнулась и пододвинула к себе один из напитков, позабыв о любой осторожности. Какая уже, к чёрту, разница.
– Он знает, – без предупреждения начала Джил, пока разглядывала светло-коричневую пенку, что крутилась воронкой в такт движению пластиковой палочки.
– Это очевидно, – откликнулся О’Конноли с лёгким смешком. – Ты же не дура и знаешь, что за вами следят…
– О боже, какая высокая оценка, – не удержалась она от саркастичного замечания, перебив Джеймса. Он сделал вид, что ничего не слышал.
– Рид не станет рисковать уже замаячившей на горизонте перспективой карьерного роста. Все мы тщеславны. Даже, – О’Конноли сладко улыбнулся, – лучшие из нас. Неправда ли, дорогая? Документы.
Он протянул руку, однако Джил не пошевелилась. Она молча крутила в пальцах свалившийся на стол листок и машинально считала покрывшие его трупные пятна.
– Мне нужны гарантии, – произнесла она наконец и спокойно посмотрела в хаббардский ледник глаз бывшего мужа.
И впервые за всё это время Джил задумалась, куда он дел то кольцо. Упокоил в вечной мерзлоте Аляски или утопил в растворителе? Тем временем бледно-рыжая бровь О’Конноли поползла вверх, намекая на необходимость прокомментировать беспрецедентное заявление, но руку он всё-таки опустил.
– Я хочу получить фотографии, видеозаписи, исходники, копии… В общем, всё, вплоть до постельного белья и следов ДНК.
– Зачем тебе это? Наивно веришь, что после инаугурации гордо войдёшь в Белый дом? – Джеймс устало потёр глаза. – Милая, ты почти собственными руками уничтожила единственное доказательство причастности определённых лиц… к определённым действиям. Поверь мне, простить измену супругу можно, но стране – никогда.
Она посмотрела в лживо заботливое лицо бывшего мужа и покачала головой, грустно усмехнувшись.
– Гарантии, Джим, или я верну документы в папку.
От ненавистного собачьего прозвища бывший муж едва заметно дёрнул щекой. Забавно, но они до сих пор похожи словно брат и сестра.
– Получишь сексуальный скандал. – Джеймс чуть отвернулся и небрежно закинул ногу на ногу. – Только вот уже не в размахе какого-нибудь городишки как в прошлый раз, а на всю страну. За этими выборами следит весь мир, вороб…
– Не смей так меня называть! – разъярённым шипением прервала его Джил и почувствовала, как разом вскипело марево ненависти. Ублюдок!
– Ах, – довольно протянул О’Конноли, а затем резко наклонился, упёрся локтями в решётчатый стол и положил подбородок на сцепленные пальцы. – Так он узнал и обо мне. Прекрасно!
И в этот момент Джил осенило, зачем была нужна возня со встречами, угрозами, душеспасительными беседами. Понимание рухнуло одномоментно, выбило воздух из лёгких, вынудив плотно зажмуриться. Они могли подкупить кого угодно, нанять профессионального вора или соблазнить прислугу, но выбрали Джиллиан Рид. Идеальный инструмент. Точнейшее оружие. И даже проклятая измена Бена оказалась не важна. О нет… Они нашли друг друга – Сандерс и О’Конноли. Два оскорблённых ублюдка, которым оказалось мало того ужаса, куда они когда-то её толкнули. Сначала один, а затем и второй. Как же права была Энн! Это действительно месть, но только не Бена, а этих двоих.
– Как далеко ты готов зайти? – прошептала она и сглотнула. – Как далеко…
– До самого конца, – чётко ответил Джеймс. Он действительно верил в то, что делал прямо сейчас. – Рид разрушил мой брак. Я разрушу его.
– Даже ценой чьей-то жизни? Пытаешься сыграть по моему сценарию и обойтись без бумерангов? – с насмешкой спросила Джил, почувствовав, как сдавило горло отчаяние.
Быть пешкой всегда дерьмово. Но ещё хуже, считать себя ферзём, будучи давно сброшенной с шахматной доски. Джеймс поджал тонкие бледные губы и отвернулся, наблюдая за пробегавшими мимо поборниками здорового образа жизни. А затем засунул руку в карман и чем-то щёлкнул. Был ли то диктофон или взводимый курок, Джиллиан не знала.
– Моё предложение всё ещё в силе.
Неожиданная скороговорка его речи вышла невнятной и выдала с головой. Значит, диктофон. Джил удивлённо хмыкнула, а потом тихо и горько рассмеялась. Господи, какой же он трус. В своё время ей хотя бы хватило смелости и глупости довести свой план до конца. Но Джеймс оказался слишком напуган свалившимися последствиями.
– Что, всё пошло немного не так, как ты планировал? – пробормотала она, покачав головой. Ещё один листок упал прямиком в стаканчик с кофе и накрыл его полностью. Вселенная, это конец? Джиллиан вздохнула. – Политика не твоё, Джим. Для того чтобы быть здесь, надо иметь кевларовую броню вместо кожи и сердце Железного Дровосека.
– У него не было сердца.
– В этом и суть.
– А у тебя? – Улыбка вышла кривой и болезненной, воскресив в себе годы их убогого брака и веры в то, чего никогда не могло быть.
– У меня? – откликнулась так же грустно Джил и покачала головой. – Нет. Боюсь, у меня уже ничего нет.
Неожиданно Джеймс наклонился вперёд и стремительно перегнулся через стол, отчего Джиллиан испуганно дёрнулась, однако большего не успела. О’Конноли вскинул руку, с силой впился пальцами в короткие рыжие пряди, дёрнув Джил на себя, и прижался к её лбу своим – горячим, почти лихорадочным. А затем Джиллиан с ужасом ощутила, как настойчиво приласкала стиснутый в хватке затылок мужская рука, как с шумом вдохнулся запах веснушчатой кожи. И прошла ровно секунда, прежде чем низкий рык Джеймса отдался где-то в груди, когда в знакомом до умопомрачения аромате бывшей жены он учуял ноты чужой сладко-горькой лакрицы. Сглотнув, Джим прошептал:
– Пойдём со мной. – Его дыхание с привкусом кофе согрело губы, и Джил напряглась. А Джеймс коснулся носом щеки, мазнул щекой по побледневшей скуле и уткнулся в висок. – Пожалуйста! Милая, не делай этого. Прошу тебя, открой глаза. К чему ненужная жертвенность? Обещаю, я… Я не трону тебя и пальцем. Клянусь! Понимаю, это сложно, но подумай о себе и дочери! Тебе запретят даже приближаться к ней, если Рид подаст на развод. Понимаешь? Ты лишишься всего. Не обманывайся. Не придумывай святого, хватит счастливо игнорировать его недостатки, словно наивная влюблённая дурочка. Он не такой! Не рискуй ради него всем!
О’Конноли прервался, попробовал сказать что-то ещё, но, поколебавшись секунду, прижался губами к прохладному рту. И в этот момент Джил подняла взгляд. Она смотрела на целовавшего её мужчину и улыбалась так страшно, что Джеймс замер, а затем медленно отстранился, выпустив из рук рыжие пряди. Сглотнув, он в отчаянии заметался взглядом по лицу давно не своей жены, а та безумно скалилась ему в ответ.
– Ты ошибаешься, – проговорила она. – И даже не представляешь, как сильно. Я давно не выдумываю из Бена святого и отчётливо вижу каждый изъян, каждую неровность его души именно потому, что люблю. Для меня знать об этих несовершенствах, принимать вместе с ним ошибки и глупости – вот высшее счастье.
– Блаженная дура! – прошептал Джеймс, в неверии покачав головой.
– Снимки, О’Конноли. И я отдам документы, – как ни в чём не бывало проговорила Джил и положила ладонь на безымянный жёлтый конверт.
Джим помолчал, видимо, ещё надеясь на внезапное прозрение явно свихнувшийся Джиллиан, но трогать больше не рискнул. Только тяжело опустился обратно на скамейку и сухо произнёс:
– Никаких других снимков, записей, стенограмм и собранных в пробирку следов нет. Лишь цифровые копии тех фотографий, что мы отдали. Но я их уничтожу. Даю слово.
– Ты хочешь, чтобы я поверила? Вот так просто?
– У тебя нет выбора. И у меня тоже. Я… уничтожу. Даю тебе слово, – прошептал Джеймс и отвёл взгляд.
Она поднялась, оставив конверт равнодушно покрываться осыпавшейся листвой, и обошла стол вместе с сидевшим за ним бывшим мужем. Выбора и правда больше не было, ни у одного из троих.
– Знаешь, чего я хочу больше всего? – холодно бросила Джил, когда неожиданно даже для себя остановилась за спиной Джеймса. И он напряжённо застыл. А она наклонилась, скользнула губами по покрытому бледными веснушками уху О’Конноли и тихо проговорила: – Больше всего в жизни я хочу, чтобы ты сдох. Так же мучительно, как едва не сдохла я. И самая моя большая ошибка, это не украденные документы или преданная страна. Нет… А то, что не позволила Ему отомстить.
– Пожалуйста, подумай… Ещё есть время! – Вот и всё, что едва шевеля губами смог предложить Джеймс. Своё любимое трусливое бегство.
– Иди на хер, – едва не по слогам прошипела Джиллиан, а затем сунула дрожащие руки в карманы пальто, развернулась и чуть ли не бегом направилась прочь.
Конец. Партия сыграна. Теперь можно рассказать всё. От начала и до конца, а потом надеяться, что Бен поймёт. Будет сердиться, кричать, ругаться… но поймёт. Он тоже виноват! И когда-нибудь – о, если эти времена для них настанут! – они обязательно друг друга простят.