Царская свара

Глава 9

Шлиссельбург — река Нева

Премьер-майор лейб-гвардии Преображенского полка

Генерал-майор, граф Алексей Орлов

полночь 8 июля 1764 года

— Побьем, ребята, изменников! Всех, кто присягу Екатерине Алексеевне вероломно отверг! Ивашкиных сторонников не жалеть! Но кто оружие из моряков бросит — тем пардон давать, они нам пригодятся!

Алехан говорил громко — хотя вечером над речной водой звуки далеко расходятся, но сейчас подслушивающих неприятельских доброхотов можно было не бояться — кругом свои преображенцы. К тому же от Шлиссельбурга шел бесперебойный грохот орудий — с форштадта стреляли по горящей крепости, там, наконец, занялись пожары.

В ответ со стен палили пушки. Их стрельба была убийственной — Алехан собственными глазами видел, во что превратился богатый прежде посад — развалины и дымящиеся пепелище. Но теперь зарево над крепостью значительно облегчало абордаж — среди просветов в тумане, что стал накрывать Неву, было легче найти мятежные корабли.

— Все, преображенцы, рассаживаемся по баркасам и стругам, и гребем дружно. Тишину можно не соблюдать, такой орудийный гул все покроет. Но и не шуметь напрасно — мало ли что. И заходим от берега — корабли будет видно даже в тумане, они стоят в отблесках пожара, что нам на руку. Да, вот еще что — если абордаж будет успешным, то всем получать следующие чины и по сто рублей червонцами!

Сообщение о столь щедрой награде воодушевило офицеров и сержантов любимого Петром Великим полка. И особенно капралов — еще бы — месячное жалование секунд-майора кого угодно взбодрит, а гвардейский сержант, а именно в этот важный чин их всех произведут за викторию, уже армейскому прапорщику равен.

Алехан ясно рассматривал в их глазах плясавшие мысли и вожделения, ведь натура «потешных» была им, как говорится, изучена вдоль и поперек. Сам таким недавно был:

«Отличный рывок по карьере!»

«Один бой — и я офицер! Это не в дедовской усадьбе петухов гонять!»

«И это для меня только начало — граф Лешка Орлов никого не обнесет, свой брат-гвардеец в доску!»

«Перед «матушкой-царицей» самолично за каждого ходатайствовать станет, а за меня особенно — приятелем ведь назвал!»

Два десятка преображенцев, каждый из которых взял под начало лодку с дюжиной, а то и по более солдат, с яростными матерками пошли по своим суденышкам. Алексей Григорьевич их прекрасно понимал — ругань помогает преодолеть страх, ведь любой нормальный военный, хоть офицер или солдат, боится смерти. А так пойдут запросто, причем после боя водкой или пивом до души угощаться будут в лагере, напиваться по пузо. Да и сейчас по чарке хлебного вина все выпили…

Алехан сидел на корме, правя рулем — на весла его бы не посадили, и как командира, и как раненного в плечо. Гвардейцы гребли дружно, сноровисто — часто приходилось на галере императрицу с двором перевозить — навыки не забывались, хотя такое случалось все реже и реже. Иная стала гвардия — Петр Великий своих «потешных» именно на абордаж натаскивал, что в битве при Гангуте особенно проявилось.

— А вот и «Орешек» виден, — пробормотал Алехан, увидев через туман розоватые всполохи. И покосился назад — виден был только следующий за его баркасом струг. На всякий случай Орлов приказал установить на корме закрытый фонарь с горящей свечой — так следовать друг за другом в кильватере было намного легче.

— Есть, вон проглядывает!

В тумане проявилось большое темное пятно, таких размеров мог быть только искомый мятежный корабль. Орлов напрягал зрение, как мог, и, наконец, узрел чуть далее, и в стороне, в оранжевых отсветах еще одно судно. Вот только разобрать две мачты или одна стоит, и тем самым понять, где бот, а где яхта, было совершенно невозможно. Впрочем, и безразлично — цели были заранее распределены — половина лодок под командование графа атакует самый дальний корабль. А капитан-поручик Олсуфьев, внук по матери первого гвардейца Петра Великого капрала Бухвостова, со своими суденышками берет на абордаж самый ближний корабль.

— Гребите, ребята, без всплеска — дичь нельзя спугнуть, — Орлов бодрился — все преображенцы прекрасно понимали, чем может окончиться их диверсия против неприятеля. У бота в бортовом залпе пять пушек и фальконетов, на яхте полдюжины, то ли седьмица стволов. И если все они заряжены картечью, а фитили у канониров, что не спят, дымятся в футлярах, то град свинца запросто сметет всех преображенцев, превратив первых попавшихся под залп в жуткое кровавое месиво.

А ведь у матросов еще мушкеты имеются с пистолетами, и град пуль может добить тех, кто под картечью уцелеет. Да кортиками и палашами матросы со своими офицерами драться умеют, да и на кулаках многих гвардейцев бьют — тут Алехан потер правую скулу, вспоминая страшный удар унтер-лейтенанта, остзейца или свея, что пропустил в кабаке. Думал тогда, что зубной «частокол» ему проредили, но повезло, отделался лишь опухшими губами, что превратились в вареники с вишней, что так любит гетман Малороссийский Кирилл Разумовский. И засопел невольно — захотелось встретиться с этой чухной белоглазой еще раз, и вдумчиво набить ему по морде. Чтоб юшка брызгами во все стороны, и нос в лепешку!

— Осторожно гребем, парни, бережно, — Орлов уже шептал, хотя грохот орудий был адским, как на кузнице, когда молотом бьют по наковальне, а ты сидишь с ней рядом.

Корабль стал проглядываться в тумане все лучше и лучше, стали видны две тонкие мачты и Алехан мысленно возликовал — то стояла мятежная яхта, капитан которой так нагло, перед глазами всей гвардии, убежал на всех парусах к «царю Ивашке».

Что ж — теперь счеты будут сведены! Если живьем поймает ублюдка, то утром повесит на мачте перед взорами всех изменников, что засели в Шлиссельбургской крепости!

— На паре весел гребем, остальным приготовить «кошки» и крючья. Забрасываем на яхту и тянем веревки на себя, — негромко заговорил Орлов, и начал отдавать приказы.

— Молчим, братцы, до первого выстрела, а дальше сами палим из пистолей и все дружно лезем на палубу — невысоко, дотянемся. Орите громче тогда — воплем и яростью матроса и напугать можем. Все, начинаем подходить — всем дышать через раз.

Темный корабль становился все больше и больше — на лодках его заметили, и они стали выгибаться — так волки нападают на лося, одновременно и со всех сторон. Алехан взял в зубы шпагу, а правой рукой схватил крюк, занимая положение для удобного броска. Сердце в груди билось быстрее обычного, знакомый азарт предвкушения схватки наполнял его могучее тело, свитое из мышц — о его силе в гвардии ходили легенды.

Борт становился все больше, и, как показалось, накрывал даже небо. И тут лодка ударилась о борт — прямо напротив орудийного порта, из которого торчал орудийный ствол.

— Ий, эх, — хекнул Алехан забрасывая крюк, и со всей силы рванул веревку на себя. Это действие заняло у него несколько секунд, и он тут же, сжимая в ладони натянутый трос, толчком запрыгнул ногой на ствол — башмак не подвел, не соскользнул. Боль колыхнулась в раненном плече, но он на нее не обратил внимания, когда схватился левой рукою за фальшборт и перебросил себя на палубу.

— Алярм! Стреляйте!

Раздался громкий крик, и перед Алеханом возник белобрысый детина с занесенным тесаком. Уклониться было нельзя, и, перехватив эфес шпаги правой рукой, граф попытался парировать удар.

Хрясь!

Сталь клинка отлетела, отрубленная у гарды. Силушкой моряка родители явно не обидели. Но и Алехан был не самый хилый, да и опыт драк без оружия имел изрядный. Сделав шаг вперед, толкнул плечом моряка, и ударил по руке кулаком. Тесак упал на палубу и в этот момент морячок врезал генерал-майору и кавалеру по уху — там зазвенели не колокольчики, а забил в набат главный колокол. Орлов только тряхнул буйной головушкой, и «распалиной» под дых врага врезал — тот отлетел к противоположному борту, а подлетевший к нему граф занес кулак.

— Вот ты мне здесь и попался, морячок! Свели нас пути-дорожки! Кабак «У бочки» помнишь?!

Моряк ответить не успел — от удара его нос превратился в лепешку, а дымящаяся кровь попала Алехану в лицо. От ее запаха Алексей Григорьевич озверел, испытывая жуткую ярость, желая разодрать противника голыми руками. Вот только обидчика перед ним уже не было — орловская богатырская оплеуха перебросила морячка за борт.

Швах!

Внезапно раздался пушечный грохот, затем загремели выстрелы из пистолей. Кругом завязывались схватки, ругань обрушилась водопадом, солдаты ожесточенно дрались с матросами.

— Ну шваль водоплавающая, держись!

Подхватив с палубы оброненный кем-то тесак, ухватившись за липкую рукоять, рыча от злобы и яростно матерясь в три загиба, генерал-майор, кавалер и граф Орлов, очертя голову и позабыв про все на свете, ринулся в общую схватку…