Царская свара

Глава 10

Шлиссельбург — река Нева

Капитан бота «Фортуна»

Капитан-лейтенант Петр Фомичев

после полуночи 8 июля 1764 года

— Такой шанс отличиться упустил, перед очами царскими, — Петр Полуэктович пребывал в некотором расстройстве. Государь его похвалил, поздравил с новым чином, отметил службу верную — все же брандеры, атаковавшие в Малой Невке петербургскую эскадру, служили под его командованием, как не крути. Да, выжил только один Розен, повезло Карлуше — но именно швед на русской службе стал первым кавалером ордена святого Владимира, а не он, русский столбовой дворянин.

Обидно до глубины души!

В капитанской каюте царил сумрак, бот легко покачивало на ладожской волне, все же это озеро не зря считалось морским из-за частых здесь штормов, что подвели царя Петра Алексеевича начать рыть обводной канал. Но сейчас, слава Николе Угоднику, царила самая прекрасная погода — бриз сейчас был ночной, идущий от побережья на озеро, так что боту было легко добраться до Кобоны, приняв императора с придворными дамами на борт. А потому Петр Полуэктович еще раз рассматривал лоции Ладоги — очень не нравились ему отмели в Ореховской губе, рифы и песчаные банки, что шли полосой от трех островов, что назывались Зеленцами.

Но бот «Фортуна» не фрегат, осадка небольшая, но все же здесь глубины до шести футов, риск посадить корабль на отмель. С помощью карандаша и линейки он стал чертить курс, так как шкипер Розен временно отстранен от выполнения обязанностей — осмотревший его лекарь решил, что ранам, полученным в ночной атаке, необходимо дать время на исцеление.

— А, впрочем, Карлуша, ты действительно достоин награды, а я так, брюзжу от недовольства. Нет, ты нам всем фарт принес — теперь про «Фортуну» все знать будут, — Фомичев потер руки — карьера будет обеспечена, возможно, переведут служить на ранговый корабль в Ревель. И будут походы по Балтике, а то после войны с пруссаками на флот махнули рукой — забыли про него полностью, как и про жалование, что уже давно не выплачивалось под любыми предлогами.

— Петр, тут странное дело, — в каюту вошел Розен, чуть пошатнулся — ослаб после известных приключений. — Орудия из крепости стрелять перестали где-то на минуту, а то чуть больше, и вахтенный матрос клянется, что отчетливо слышал звон склянок.

— На «Ораниенбауме» пробили, вот и услышал.

— На яхте зажгли фонарь — там услышали эти склянки — звук шел с норда. Я приказал зажечь фонарь тоже и пробить в склянки. А потом опять все загрохотало и ничего не слышно.

— Так, склянки бить могут только на скампвее — других кораблей на Ладоге нет, а она должна подойти от Кексгольма вечером, как раз с норда. Нужно с пушки выпалить, тогда нас увидят. И фонарь следует выше поднять — не хватает столкновения.

Капитан прошелся по каюте — мимоходом усадив Розена на стул. Затем негромко произнес:

— Пушки давно заряжены, Карл. Мы у берега стоим, а в таком тумане гвардейцы могут решиться взять нас на абордаж. Желание у них есть, предположим, а вот выучки может и не хватить — петимеры столичные, на войне пороха не нюхали. Но все же…

Капитан отхлебнул воды из кувшина, поправил абордажную саблю, надел шляпу и стал засовывать за пояс два пистолета, показав рукой еще на одну пару, что лежала на столе.

— Пойдем, Карл — службой пренебрегать нельзя. Особенно когда стоит туман и возможны всякие неприятности. Ты сам за такое небрежение наказал столичных шаркунов паркетных и бездельников. И саблю возьми — нельзя нам быть без оружия.

Два офицера спешно вооружились и вышли на палубу, подставляя лица легкому ветерку. На бушприте горел фонарь, было сумрачно, как бывает в тумане в период «белых ночей». Со стороны крепости доносилась канонада — враждующие стороны щедро осыпали друг друга чугунными «доводами», теми, что короли предпочитают в качестве самых доходчивых аргументов для своих неуступчивых и неразумных оппонентов.

Неожиданно послышался стук о дерево, причем с разных сторон — кошки и крючья впивались со всех сторон в фальшборт, цеплялись за ванты. Фомичев потянул из-за пояса пистолет, понимая, что произошло как раз то, чего он опасался. А вот Розен выхватил абордажную саблю и устремился на внезапно появившегося над бортом человека, что ловко спрыгнул на палубу. Швед отчаянно закричал:

— Алярм! Стреляйте!

И бросился в схватку с противником — сталь оружия встретилось, но шпага не предназначена для абордажа, а более подходит для поединков. Клинок был перерублен или согнут — Фомичев так и не понял, так как выстрелил прямо в лиц появившегося над бортом преображенца — мундир этого гвардейского полка можно было легко опознать.

Громко выстрелила пушка — сноп пламени разогнал туман и осветил подплывающие к боту лодки — их было около полудюжины, не меньше. Капитан-лейтенант выстрелил в еще одного противника, тот с криком упал. Оглянулся и успел заметить, как от мощного удара противника бедняга швед выпал за борт. Но спасать его никто не кинулся — матросы схлестнулись в отчаянной схватке с гвардейцами. Раздался вопль:

— Да их тут как тараканов!

Матерщина и дикие крики заглушили выкрик — на Фомичева с ревом устремился тот первый детинушка, размахивая тесаком. Однако на него набросился баталер с коком, быстро оттеснили впавшего в бешенство гвардейца. Но численный перевес сыграл свою роль, к тому же парочка моряков отличалась дурными склонностями — прошли десятки схваток во всех кабаках от Ревеля до Риги. Но и повоевать успели с пруссаками при осаде Мемеля, и там отличится.

В этот момент загрохотали пушки «Ораниенбаума», причем картечь ударила по залезшим на фальшборт «Фортуны» гвардейцам. Тех снесло, один повис на вантах, вниз головой. Капитан бота мысленно отметил, что их договоренность с Карловым оказалась полезной — в случае атаки сшибать с бортов соседнего корабля картечью абордажников.

Сейчас уловка полностью сработала — на палубе в яростной схватке осталось до дюжины гвардейцев, что отчаянно сражались с пятью десятками матросов — их участь была предрешена, так как подкреплений не подступало. За фальшбортом слышались только отчаянные крики и хриплые стоны умирающих в разбитых лодках гвардейцев.

Между тем на борт влез Розен — Фомичев с облегчением перевел дух, так как посчитал, что оглушенный ударом Карл потерял сознание и утонул. И началось сплошное безобразие, а не схватка на клинках. Гвардеец сцепился в драке со шведом, они принялись избивать друг друга кулаками. Баталер с коком тоже побросали оружие и ринулись в схватку.

Никто не вмешивался — схватке на палубе закончились за неименеем стоящих на ногах гвардейцев. Только шел этот отвратительный мордобой, к счастью недолгий. Численный перевес сыграл свою роль — матерящегося как сапожник гвардейца свалили на палубу, долго топтали башмаками, сопровождая все это забористой руганью. А потом подняли бесчувственное тело, и как мешок с гнилой крупой, просто вышвырнули за борт.

— Старые счеты, — ухмыльнулся кок разбитыми губами, а Розен с баталером хрипло дыша, только кивнули, подводя итоги схватки. Причем, «виночерпий» прошамкал:

— Шубы выпил, паскута!

Между тем события продолжали разворачиваться с удивительной быстротой — матросы радостно закричали:

— Скампвея подошла!

Действительно, на арене схватки появился третий участник из «тяжеловесов», буквально вдавивший под воду удирающий от «Фортуны» баркас. И вовремя — иначе бы ушел. А стрелять было нечем — пушки требовалось перезарядить, а это процесс долгий, требует несколько минут в самом лучшем случае, когда комендоры опытные и нет качки.

Так закончился еще один акт «шлиссельбургской нелепы». Со счастливым концом для одних, и печальным для других участников этой драмы, которая уже получила название «царской свары»…