Царская свара

Глава 12

Рига

Старший член Коллегии иностранных дел

Действительный статский советник

сенатор, кавалер и граф Никита Панин

после полуночи 9 июля 1764 года

— Ваше сиятельство, вам послание от государыни императрицы, — осторожный стук в дверь разбудил спящего графа. Никита Иванович с трудом поднялся с мягкой постели — к своим 46-ти годам он начал сильно полнеть, любил бездельничать и отличался склонностью к сибаритству. И в отличие от младшего брата генерал-аншефа Петра Панина старался вести малоподвижный образ жизни.

Но послание императрицы живо разбудило его ото сна. Никита Иванович потер рукою глаза, медленно накинул на плечи халат, и, позевывая, вышел из спальни. Доверенный камердинер уже разжег свечи на столе, положив рядом депешу. Панин посмотрел на печать, разломал ее и развязал шнурок. С нескрываемым удивлением стал вчитываться в текст:

«Любезный Никита Иванович!

Надлежит вам без промедления незамедлительно выехать инкогнито без свиты, а лишь с немногими людьми, в Мемель, где провести тайные переговоры с прибывшим на них лицом. Инструкции от меня вам там передадут. В Мемеле передайте орденские знаки Святого Андрея Первозванного наследнику престола, те, что должна была вручить ему в Митаве. Благосклонная к вам, Екатерина».

Сказать, что Панин был сильно удивлен, нельзя — он пребывал в изумлении. Объезд Ливонии Екатериной Алексеевной был торжественным посещением покоренных Россией земель, за долгие годы находившихся под владычеством рыцарского ордена, а потом ставших разменной монетой в европейской политике на восточной окраине. За эти земли с разным успехом воевали русские цари Иоанн Васильевич «Грозный» и Алексей Михайлович «Тишайший», польский король Стефан Баторий, поднимали свои вымпела курляндцы и англичане, шли грозной поступью датчане и шведы. И в конце-концов обширные земли стали владением последних.

Но прошло время и шведский король Карл, одиннадцатый этого имени, начал проводить здесь редукцию. Потомки ливонских рыцарей, что окрестили здесь огнем и мечом языческие племена эстов, литгаллов и ливов, ставшие остзейскими баронами после прокатившейся Реформации, взвыли во все голоса, не в силах подтвердить право на владение уже ставшими родовыми замков официальными бумагами.

Да и какие к лысому бесу древние пергаменты!

Если полтора века тому назад войны начали прокатываться здесь одна за другой, каменные твердыни замков громили пушки, яростно штурмовали разноязычные воинства, оставляя после себя грустную картину разорения, пожарища и разруху.

И замыслили бароны найти себе новых покровителей, которых оказалось ровным счетом два. Московский царь Петр Алексеевич и король польский Август «Сильный», курфюрст саксонский. Герцоги Курляндии и Семигалии из борьбы выбыли после «Потопа», став вассалами Речи Посполитой. Понятное дело, баронов сильно потянуло к шляхте. Вольности дворянства в этой монархической республике, где один пан мог в один свой голос liberum veto запретить любое решение польского сейма, кружило головы ощущением вседозволенности и всевластия.

Однако война пошла совсем не так — шведы на первых порах нанесли поражение «северному альянсу» — разбив датчан, русских под Нарвой, поляков с саксонцами под Ригой. Вскоре из всех противников Карла Двенадцатого остался только московский царь — и вот тут нашла коса на камень. В 1709 году шведы пошли походом в Украину, где на их сторону перешел гетман Иван Мазепа, и под Полтавой были разгромлены наголову — сгинули всей армией на российских просторах.

Так что заключив в 1721 году Ништадтский мир Швеция Лишилась Ливонии, а заодно Ингерманландии и Карельского перешейка с городом Выборг. Зато получила от русских обратно завоеванную ими Финляндию и два миллиона риксдалеров за утерянное наследие Ливонского ордена. Вернее, расчеты в течение шести лет были проведены общепринятыми в европейских странах талерами. Эти монеты в России давно называли ефимками, и, не долго мудрствуя, при царе Петре Алексеевиче просто перечеканивали в рубли, сделав последние полностью конвертируемыми, выражаясь современным языком валютных операций.

Чудовищная сумма платежа за Эстляндию и Лифляндию — почти половина годового бюджета Российской империи того времени — была полностью выплачена к 1727 году, а русский посол в Стокгольме князь Долгорукий получил о том расписку.

Много это или мало по меркам 21-го века?

По весу это составило 56 тонн серебра, или на пересчете около полумиллиарда долларов США. Но все дело в том, что тогда деньги ценились гораздо больше, чем во времена Евросоюза. Русский линейный корабль «Полтава» обошелся казне в 35 тысяч ефимков вместе с артиллерией и всяческими запасами, а ведро водки в 12 литров стоило сущие пустяки в семь-восемь гривенников (70–80 копеек). Проще говоря, все мужское население появившейся на карте Российской империи, способное по физическим возможностям пить водку, могло бы вкушать этот напиток в течение года бесплатно, на халяву, как говорят, в устрашающих возлияниях. Или почти целый год не платить царю-батюшке подушной подати, что легла своим тяжким бременем на крестьянские дворы.

— Что же задумала царица?

Панина депеша сразу же насторожила. Вести тайные переговоры в Мемеле с известным лицом, причем прибыть туда инкогнито, означало только одно — желание прусского короля Фридриха войти в давно замышленный им новый «северный альянс», который в отличие от старого стал в обиходе называться «северным аккордом».

Никита Иванович, будучи воспитателем наследника престола, цесаревича Павла Петровича, являлся еще одним из кураторов Тайной Экспедиции Сената. Но то было не главным занятием — Екатерина Алексеевна назначила его Старшим членом Коллегии иностранных дел, отвечавшим за всю внешнюю политику Российской империи.

Хитрая немка придумала эту должность только для того, чтобы не дать ему должность Канцлера, оттереть от нее любыми способами. Ведь по сложившейся традиции только полновластный глава Коллегии иностранных дел мог им становится.

Пост канцлера Российской империи позволял уже многое, в том числе влиять на работу других коллегий и даже на Сенат. Там противовесом служил генерал-прокурор оного, сейчас явный недоброжелатель Никиты Ивановича князь Александр Алексеевич Вяземский.

— А может король Фридрих решил поучаствовать в «аккорде» на равных правах с нами?! На кривой козе решил нас объехать? Хитер, жук. Или тут вопрос в Польше — тут он с Габсбургами на одной ноте поет, что соловей в роще. Но что же замыслила царица? Зачем нам эти переговоры, да еще тайные?! Ладно, скоро узнаю.

Вопросы сыпались один за другим — Никита Иванович сам себе задавал их, стремясь в хитросплетениях найти верный ответ. «Северный Аккорд» планировался им как мощный противовес австрийским Габсбургам — цезарцы показали чего они стоят в недавнюю войну с Пруссией. Включить в него предполагалось датчан, шведов, саксонцев и иные мелкие германские государства. При этом Россия оставляла за собой право полного доминирования на Балтийском море. Рассчитывал Никита Иванович на возможное вхождение в его внешнеполитическое детище и Англию, но прекрасно понимал, что «владычице морей» любое усиление России будет не по нраву. Но все же надеялся, вопреки здравому смыслу…

Недавний противник русских войск, прусский король Фридрих, всячески противился созданию «Северного Аккорда», наводнив Санкт-Петербург своими агентами. Среди покровителей которых, к своему нескрываемому ужасу, Никита Иванович обнаружил саму императрицу Екатерину Алексеевну. Теперь он осознал, почему его не поставили канцлером, и уже вряд ли когда станет персоной первой в табели о рангах, полностью равной генерал-адмиралу или фельдмаршалу.

Но переговоры в Мемеле могли пойти о Польше — ведь недаром был намек на вручение орденских знаков сыну герцога Эрнста Иоганна Бирона Петру. Их собиралась торжественно вручить сама императрица, посетив столицу Курляндии Митаву. Но была вынуждена быстро покинуть Ригу сразу по прибытию, освобождение «безымянного узника» заставило царицу уехать обратно в Санкт-Петербург.

«Шлиссельбургская нелепа» несколько расстроила общие планы, но судя по тому, что не поступало депеш, дело закончилось успешно, и «Григорий» уже либо убит, или водворен обратно в «секретный каземат». Но скорее всего первое — братья Орловы (хотя он их не любил всеми фибрами души) доведут дело до конца, что полностью совпадало с его планами. Из трех мужчин, имеющих право на российский престол, точнее уже из двух, должен остаться только его воспитанник…