Царская свара

Глава 15

Везенберг

Императрица Екатерина Алексеевна

утро 9 июля 1764 года

— Нужно еще немного потерпеть, ваше величество. Мы почти у цели, буквально десять миль отделяют и вас, и нас от спасения. Жаль, подстав больше нет, хотя нас встретят!

Наклонившись с седла, негромко произнес барон Остен-Сакен, подданный курляндского герцога по титулу, но служивший непонятно кому из монархов. Екатерина Алексеевна уже не принимала его за одного из доверенных людей Григория Орлова. Одного полета с убитым любовником эта «птица» — дерзкий, решительный, смелый — способный поставить свою жизнь ребром, как последний червонец ставит загулявший гусар в трактире, не зная, чем закончится для него дуэль.

— Еще час, и вы будете в полной безопасности, государыня! Скоро будет рыцарский замок! Восхитительная картина! Почти такой же, как мое родовое гнездо — только больше.

Вот только этот остзейский барон не состоит на русской службе — иначе бы она его если бы не знала, то вспомнила. Он совсем из другого «гнезда», причем она уже догадалась из какого.

Впрочем, этого следовало ожидать — в России всегда сильно переплетаются интересы не только различных дворянских родов и фамилий, которые враждуют между собой, но и активно поддерживаются, так сказать, «со стороны» иноземными посланниками, и их людьми. А вот среди последних кого только не встречается — от случайных «ловцов удачи», авантюристов всех мастей, до тайных шпионов, что скрываются в чуждой им стране под различными «личинами».

— Я могу потерпеть и дольше, лишь бы поскорее убраться из этой страны и встретиться с сыном!

Екатерина Алексеевна устала от этой стремительной, продолжавшейся уже много часов гонке. Ее мотало со стороны в сторону, и если бы не мягкие подушки, что положили ей под бока, давно бы покалечилась в трясущейся повозке под коротким польским названием. Как хорошо, что на мызе под Нарвой ей удалось полежать на кровати почти час — и даже немного поспать, вернее, подремать — лекарственная мазь принесла женщине облегчение. Но ее безжалостно растормошили, еще до полуночи бережно вынесли на руках во двор и посадили в легкую одноосную повозку, запряженную парой великолепных лошадей.

Рядом с ней на сидение сел лейб-кирасир, тряхнул вожжами и безумная гонка продолжилась. Серой балтийской летней ночью можно скакать по дороге, но каждый раз она прикрывала глаза — ощущение было, что повозка перевернется. Несколько раз ей казалось, что она потеряет сознание от усталости и боли в растертых до крови ногах, но спасительное беспамятство все никак не приходило. Оставалось только прикусить губу до крови, и терпеть это безумное путешествие, которое еще будет долго продолжаться — они еще не одолели двух третей пути.

Дорога от Везенберга до спасительного Пернова предстоит еще долгая. Такая же по расстоянию, как от столичного Санкт-Петербурга до Нарвы. Но тогда почему барон фон Остен-Сакен сказал, что осталось совсем недолго — или план поменялся, или есть совсем иной вариант, про который ее просто не поставили в известность.

— Везенберг, ваше величество!

Старинная крепость, порядком разрушенная, возвышалась на невысоком холме, каких много в Эстляндии. В новгородских летописях известен он под русским названием Раковор, хотя местные чухонцы именуют и замок, и небольшой городок, что раскинулся у подножия холма, Раквере. Именно здесь состоялась в 1268 году знаменитая битва между русскими войсками под командованием князей Довмонта Псковского и Дмитрия Переяславского, сына знаменитого Александра Невского, с объединенным войском Ливонского ордена и датчан. И закончилась она для рыцарей избиением, подобным побоищу у Дурбы. И все — экспансия псов-рыцарей на русские земли прекратилась на очень долгий срок — свыше тридцати лет они потратили на «зализывание ран».

— Это хорошо, барон…

Несмотря на раннее утро, уже три раза попадались на пути драгунские разъезды по семь-восемь всадников каждый — Эстляндия была наводнена русскими войсками, что отошли сюда после оставления Восточной Пруссии по ее повелению. Однако бричку, сопровождаемую пятью лейб-кирасирами в белых колетах и стальных нагрудниках пропускали сразу, как только барон поднимал подорожную с характерной красной печатью. И вопросов не задавали — по пустякам в конвой из столь элитного полка назначать не будут, тут повеление самой императрицы нужно.

Екатерина Алексеевна тихо молилась про себя, вспомнив свое детство, при таких встречах. Здесь еще не знали, что в столице произошел переворот и на трон возведен Иоанн Антонович. Но как только проведают, а сенатские фурьеры появятся очень скоро, в самые ближайшие часы, то характерные мундиры (ведь всем известно, что цесаревич Павел Петрович шеф полка), станут сразу всем подозрительными и их схватят.

Женщина сейчас восхищалась немыслимой дерзостью курляндского барона. Ехать вот так спокойно по враждебной земле со своим «слугою» (который таковым не являлся, а по говору был чистокровным прусским юнкером), с шиком носить русский мундир, и с высокомерием аристократа поглядывать на встречающихся драгун.

Остальные четверо ее сопровождающих являлись действительно лейб-кирасирами, она их припомнила, но среди них не было ни одного русского подданного — все наемники из разных германских земель, воевавшие в прошедшую войну с пруссаками в рядах русской армии. Обыденное дело, кстати, по нынешним временам.

Чем руководствовался Иван Орлов, отобрав их с тщанием, стало понятным только сейчас — вся полудюжина немцев торопилась уйти в имперские земли. И в России явно выполняли чьи-то приказы, и отнюдь не благожелательные к ее воле как российской государыне.

Но сутки назад они были ее тайными недругами, подобравшимися к трону, а теперь стали чуть ли не друзьями — таковы реальности нынешней европейской политики.

Лошади пошли шагом, им явно давали передохнуть. Барон наклонился с седла, заговорил тихо:

— Ваше величество, тут неподалеку бухта. Мне приказано в случае погони везти вас туда — там ждет судно.

— Я так и подумала, — усмехнулась бывшая императрица. Она настолько устала от бегства, что с равнодушием услышала известие о погоне. Но задала один вопрос, который ее озадачивал:

— И кто мой таинственный благодетель, пославший вас, барон, ангелом-хранителем?

— Отцы никогда не забывают своих дочерей, родных по крови и по духу, государыня! Но кроме них всегда найдутся и те, кто обязательно поддержит вас и дальше — таковы реальности европейской политик! А вот и встречающие — они проводят вас дальше…

Договорить Остен-Сакен не успел, наоборот, легко ухватил Екатерину Алексеевну и забросил к себе в седло. Лошадь отпрянула от отвалившегося от брички колеса — не предназначены для комфортного путешествия местные дороги. И вовремя барон это сделал — иначе императрица свалилась безвольной куклой в серую дорожную пыль.

— Дас Тойфель! Грюн швайне шайзе!

Екатерина Алексеевна покраснела от таких слов, ее отец, генерал на прусской службе, в общении с дочерью часто отпускал подобные словечки. Так что грубость мужчин была для нее привычной, но она мимолетно прижалась к спасителю в знак благодарности. И посмотрела на встречающих — довольно колоритные фигуры вышли на дорогу из кустов с оседланной лошадью в поводу.

По одежде и по суровым огрубевшим лицам, на которых наложило свой отпечаток солеными брызгами шторма, в них угадывались бывалые моряки. Причем на земле Российской империи они отнюдь не чувствовали себя не званными гостями. Учтиво поклонились, старший из них с отчетливым ганноверским диалектом произнес:

— Ваше величество, мы вас давно ждем! В бухте мой корабль — ветер попутный, можем выходить в плавание.

— И куда мы поплывем, капитан?

Екатерина Алексеевна с любопытством посмотрела на моряка — умная женщина моментально поняла, что для рыжеволосого и конопатого ганноверца немецкий язык не является родным, он просто долго жил или общался с выходцами из этих земель. Но вот держится очень уверенно, под обычной одеждой торговца чувствуются манеры настоящего воина, да и шрамы на лице о многом говорят. За поясом у каждого заткнута пара великолепных пистолетов, а вот вместо шпаг весьма странное оружие, как у капитана, так и у его спутника.

Екатерина Алексеевна хорошо разбиралась в оружии, но такого еще не видела — короткие сабли, но с необычайно широким, в полтора вершка, клинком, и чуть искривленные. Эфес вычурный, из множества пластинок, защищающих кисть. Причем из двух торчали острые шипы, как клювы хищных птиц. Совершенно непонятное оружие — такое никогда еще не приходилось видеть…