Черная моль

Глава 8. Кормовой столик

Прохладное майское утро, Анталия. Десятки черных тонированных автомобилей на огромной скорости проносятся по улицам Аксу, вот вдалеке блестит море, машины одна за другой проезжают мимо помпезного бело-золотого забора и ныряют в ворота.

Сразу за забором — поросший бурьяном пустырь, бурьян настолько высок, что с дороги почти не представляется возможным увидеть огромный, явно заброшенный отель.

Через анфиладу арок кортеж попадает на площадь у главного здания отеля. Из бронированных лимузинов и джипов, подавая руки телохранителям, кое-как выбираются самые могущественные люди мира.

Распахиваются входные двери четырехметровой высоты. Под сводами роскошного вестибюля мечутся стайки летучих мышей.

Парень и девушка идут по дороге в полях. Парень худой, чернявый, с голубыми глазами, жадно посматривает на девушку, она угрюмо смотрит прямо перед собой.

— Долго еще идти?

— Я тебя не просила.

— Лейла!

— Что?

— Почему ты такая?

На девушке полотняное платье с завязками спереди, смуглая грудь колеблется, черные глаза презрительно сужены, губы сжаты. Парень отстает, чтобы посмотреть на ее задницу. Лейла тут же оборачивается и вспыхивает:

— Хаким!

Он виновато разводит руками. И ускоряет шаг.

— Долго еще?

— Потерпи.

В конференц-зале гости отеля Mardan Palace занимают места за большим овальным столом из красного дерева. Рядом с Киссинджером садится Абу Ахмет аль Сафер в фантазийной военной форме от лучших итальянских модельеров. Он по-хозяйски кладет руки на стол и чуть разводит их в стороны, заставляя Киссинджера слегка поморщиться и отодвинуть рукав с белоснежной манжетой и золотой запонкой.

С противоположной стороны стола Абу Ахмету учтиво кивает Логан. Абу Ахмет отвечает еле заметным движением головы. Затем показывает глазами на двери в зал, где в очередной раз происходит что-то неприличное с участием Питера Флеминга. Слегка пьяный рыжий посол пытается проникнуть в зал, но его вежливо оттесняют за пределы. Логан пожимает плечами.

Высоко над столом почти бесшумно завывают кондиционеры и беззвучно вопят летучие мыши.

Лейла открывает дверь домика, заставленного какими-то ящиками, проходит сквозь не останавливаясь, выходит через заднюю дверь и направляется к сараю. Хаким идет за ней.

На мгновение он слепнет, попадая из солнечного дня в сумрак. Зажмуривается, открывает глаза и видит Лейлу.

Золотые полосы лежат на сене, золотые лучи гладят ее шею.

Он подходит к ней. Она поднимает глаза. Хаким берется за тесемки на платье. Она отступает на шаг. Ближе к сену.

Он снова подходит. Снова берется за тесемки. Распускает их. Лейла стоит неподвижно. Он сдвигает ткань с ее плеч и спускает платье к поясу. Лейла с голой грудью стоит прямо и смотрит на него.

— Ты хочешь? — хрипло спрашивает он.

— А ты? — она чуть улыбается.

Он берет рукой ее правую грудь, мнет ее, затем наклоняется и обхватывает губами сосок.

Она гладит его по голове и увлекает вниз, за собой, на мягкое золотое сено.

— Мы сегодня обсуждаем одну простую вещь, — медленно, делая значительные паузы, говорит аль Сафер. — Создание фейкового халифата в целях дискредитации всего движения политического ислама. Этот позорный шаг чистой воды авантюра, предпринятая людьми, не имеющими ни малейшего представления о ближайшем будущем. И если мы с этим сегодня не разберемся и не придем к общему соглашению, то я обещаю, что ближайшее будущее настанет в первую очередь для этих людей, и оно не будет светлым, оно будет очень и очень мрачным.

— Мы воздерживаемся на наших заседаниях от подобной риторики, мистер аль Сафер, — вмешивается Киссинджер. — Я тоже не вижу необходимости в заигрывании с нашими врагами таким образом, но мы здесь все люди дела и должны обращаться друг к другу соответственно.

— Однако позвольте заметить, что ваша риторика мало отличается от риторики вашего мусульманского друга, Генри, — ядовито замечает принц де Ларошфуко-Монбель. — Вы уж меня простите, достопочтенный Абу Ахмет ибн Аль…

Аль Сафер лениво усмехается в ответ на очевидную попытку его оскорбить.

— Но ваши угрозы и риторика Генри по сути явления одной природы. С чего вы взяли, что можете судить, кто является врагами, а кто нет? Вы состоите в Консультативном Комитете? Принимаете решения? Вы вообще приглашенная фигура. Вас коробит от того, что кто-то посягнул на вашу узурпацию Учения пророка? Мы деловые люди, и знаем, что пророков не существует. С практической точки зрения я не вижу причин, почему бы не быть двум, пяти или десяти халифатам. Мы же не пеняем католикам за то, что у них есть не только иезуиты.

Смешки за столом.

— Как говорили наши советские друзья, больше учений, хороших и разных. Правда, они сами этому принципу не очень следовали. Ну и что вышло в итоге?

— Так ваше решение? — грозно улыбаясь, спрашивает аль Сафер.

— Я думаю, вопрос следует отложить как незначительный. Благо у нас куда более важные темы сегодня, которые уж точно не терпят отлагательств. В частности, увеличение продолжительности человеческой жизни.

Киссинджер уныло вздыхает.

Аль Сафер поворачивает руки ладонями вниз, опирается на крышку стола и встает:

— Тогда с прискорбием вынужден сообщить, что для меня это заседание закончено.

Породистое собачье лицо принца подергивается от тика наслаждения.

— Мистер аль Сафер, — внушительно говорит фатоватый молодой Ротшильд, — вы приглашены на заседание клуба. Вы не можете встать и уйти только потому, что вам надоело нас слушать. Это совершенно неуместное поведение.

— При всем уважении, — говорит аль Сафер, — я изложил свою позицию и узнал вашу. Как я понял, позиция Комитета заключается в том, что фейковый халифат заслуживает жить. Очевидно, про Израиль можно даже не спрашивать. Бисмилляхи рахмани рахим. Да пребудет с вами мир.

И выходит.

Повисает неловкая пауза.

— А не пообедать ли нам, господа? — предлагает Киссинджер.

Хаким просыпается на сене, вспоминает, что произошло, улыбается счастливо. Оглядывается. Примятое сено рядом с ним, но Лейлы нет. Он проводит рукой по сену, на кончиках пальцев кровь.

За стеной сарая оглушительно взвывает дизельный мотор.

Щурясь, Хаким выходит наружу.

Из башни танка Леклер высовывается веселый белозубый негр в голубом кепи и камуфляже.

— Коман тале Антали? Ву компрене? Депеш туа!

— Антали? — теряется Хаким.

— Антали, уи, коман тале? Лара! Ла-ра! Аксу!

— А! — понимает Хаким. — Та дорога!

Машет рукой в сторону трассы, идущей на Аксу.

— Мерси, камрад! А бьентО!

Негр что-то говорит в микрофон у рта, стучит по броне, черно-зеленый Леклер срывается с места, разворачивается и через поле рвется к трассе, оставляя уродливые вывороченные следы. Хаким потерянно смотрит, как откуда-то выворачивает колонна бронетехники. Он идет вслед за танком, спотыкается, падает на одно колено и видит среди комьев развороченной земли оторванную тесемку.