Раннее утро в Гранд-отеле Плаза. Огромная смятая постель. Многократно за ночь покусанный Логан вернулся из душа. Он лежит, прикрывшись полотенцем, и смотрит на стоящую у окна Елену.
— Похоже, сегодня будет жарко.
— Лето, — меланхолично говорит Елена, — хотя в России в это время уже бы батареи продували…
— Квартира тиха как бумага, — бормочет Логан, — пустая без всяких затей. И слышно, как капает влага по трубам внутри батарей…
Она оборачивается с улыбкой.
— Я скучал по нашим разговорам, — улыбается в ответ Логан.
— Я — нет, — мрачнеет Елена.
— Нет?!
— По разговорам — нет.
Она подходит к кровати и становится правым коленом на край. Он поднимается с подушек навстречу. Полотенце соскальзывает.
Лесная местность недалеко от Мюнхена. Отъезжают автоматические железные ворота на входе. Автобусы с беженцами попадают на территорию. На невысоком здании заводоуправления вывеска, на ней — странный символ, похожий на человечка в инвалидной коляске, помещенного в колбу, и полустершиеся буквы I.G.
Автобусы проезжают вдоль железнодорожной колеи по брусчатой мостовой. Мохаммед задумчиво смотрит на проплывающие за окнами автобуса водонапорные башни — массивные цилиндры в тяжелом бетонном каркасе, покрытые сверху маскировочной сетью.
Дорога идет под уклон. Бетонные своды, квадратные колонны, стены, покрытые чем-то тускло-блестящим.
Двое арабов, в новеньких комбинезонах по фигуре, окриками подгоняют остальных. Один постукивает себя по ноге тонким прутом.
Мохаммед и толстяк в общей массе попадают внутрь, прибиваются к своей группе, идут на инструктаж в одну из комнат.
Арабы у входа закуривают.
Елена входит в дом на виа дей Кондотти. Слуга склоняет голову в поклоне.
— Как он?
— Звал вас, синьора.
— Кто-то приходил?
— Врач. И духовник Ордена.
— И сейчас?
— Я позову синьору, когда его сиятельство останется один.
— Спасибо, Джеронимо.
Она поднимается по лестнице к себе. Из спальни графа слышны негромкие голоса.
Великий Госпитальер Мальтийского Ордена, принц и граф де Ларошфуко-Монбель, с черной повязкой на левом глазу, угрюмо садится за стол, брюзгливо интересуясь:
— Как долетели, Логан?
— Благодарю, Ваша светлость, спасибо за самолет. Как ваше здоровье?
Принц кривит щеку:
— Учитывая контекст, превосходно. Вы наводили справки?
— Да, Ваша светлость. К сожалению, выживших больше нет. Жан-Клод Юнкер умер сегодня в госпитале Анкары, не приходя в сознание. Остальные… не доехали.
Принц удовлетворенно улыбается и треплет Логана по локтю:
— Вы можете звать меня Доминик… когда никто не слышит.
Логан прячет гримасу.
— Как продвигаются переговоры с аргентинцем? — спрашивает принц, атакуя ножом и вилкой зажаренного в меду фазана.
— Мне отказали во встрече.
— Вот как? Почему? — принц делает вид, что удивлен.
— Понтифику нездоровится.
— Надеюсь, это не… — принц крутит в воздухе вилкой. — Вы понимаете.
— Более того, — на что-то решившись, говорит Логан, — в Риме есть еще один человек, испытывающий те же проблемы.
— Я его знаю?
— Думаю, да. Граф де Орсини.
Логан пристально смотрит на принца. Тот не смущается:
— Знаю. Выскочка и парвеню. Из итальянской знати. Ха-ха-ха! Ну что ж, — принц промокает губы накрахмаленной салфеткой, — благодарю вас за встречу, Логан. Передавайте мои наилучшие пожелания вдовушке.
— Простите?
— Господи боже ты мой. Королеве. Вы ведь ее скоро увидите?
— Ах да, конечно.
— Я заметил, что вы совсем не едите, Логан, — говорит принц, поднимаясь из-за стола. — Напрасно. Плохой аппетит источник множества проблем!
Контраст между первоначальной угрюмостью и нынешней веселостью слишком заметен для обоих участников разговора.
— Я пообедаю позже, — выдержав паузу, говорит Логан. — В Мюнхене.
Принц задумчиво шлепает себя по левой ладони перчатками, которые держит в правой, и, ни слова не говоря, выходит.
Телохранители в темных костюмах покидают соседние столики и следуют за ним.
Беженцы в старых прорезиненных костюмах и респираторах осторожно перемещают герметичные емкости с жидкостью для погрузки в вагоны.
Мохаммед передает толстяку очередной контейнер, толстяк уже устал, хотя смена только началась, он принимает контейнер неловко, тот выскальзывает у него из рук и падает углом на пол.
Жидкость из контейнера выплескивается на ноги толстяка, брызги летят на остальных.
Мохаммед замирает в ужасе.
Толстяк начинает истерично вопить, глядя на испарения, идущие от его ног. Все шарахаются. Кто-то пробивается снаружи с огнетушителем и начинает поливать толстяка. Но поздно — его лицо деревенеет, ноги подгибаются, он падает на пол кулем.
— Кто еще? На кого еще попало? — кричит человек с огнетушителем.
Начинает завывать сирена.
Часовой у водонапорной башни застывает, как суслик.
Арабы-капо поспешно закрывают двери в цех.
— Как ты думаешь, что с тобой происходит, Марко?
Елена сидит на постели мужа, он в белой сорочке, с бледным, осунувшимся лицом, тяжело дышит. Под глазами черные круги.
— Думаю, что мне конец, Елена, — отвечает он, пытаясь улыбнуться. — Утешает только то, что скоро всему конец, а я, как обычно, опережаю время.
— Скажи, вы встречались с папой?
— Вообще-то, — он пытается шутливо погрозить пальцем, но бессильно роняет руку, — это большая тайна… с кем встречается твой муж…
— Что вы обсуждали?
— Да так, всякую житейскую ерунду, ты знаешь… Сплетничали на общие темы…
— Кто-то был при этом?
— Никколо.
— Кто этот Никколо? Второй раз при мне упоминают это имя, а я никогда его не видела.
— Один… иезуит. Дорогая. Это очень похоже на допрос…
— Прости. Мне очень важны детали. Скажи, вы что-нибудь ели, когда говорили с папой?
— Нет, какое ели… это был серьезный разговор…
— Ты уверен?
— Там стояла тарелочка с инжиром… Очень вкусный инжир… сезон инжира… Папа любит инжир, ты знаешь?
— Нет. Не знаю, — она кусает губы. — Не знала.
— Ты думаешь, — он берет ее за руку, — что я отравлен? Значит, это не болезнь? Врачи считают, что я болен…
— Нет, дорогой, — она сжимает его руку, — это не болезнь, это яд. И противоядия нет.
— Но папа…
— Скончался сегодня утром, дорогой. Еще никому не сообщали. Джон говорит, что это сердечный приступ. Как у Лучани.
Граф откидывается на подушки и закрывает глаза. Рот приоткрыт.
Елена сидит на постели, гладя его руку.
Грохот кулаков в гофрированную жесть. Арабы нехотя открывают дверь. Сирена смолкла. Из цеха молча выносят несколько тел. Тело толстяка, морщась и отворачивая лицо от невыносимого запаха, несет в числе прочих Мохаммед Али Юсуф.
Вечерний Мюнхен. Английский парк. На бутылочно-зеленой поверхности Изара застыли, дробно отражаясь, два белых лебедя и один черный. На террасе второго этажа ресторана Garden Логан доедает грибное ризотто с соусом песто и вялеными томатами. Эффектная блондинка напротив посасывает через соломинку огуречный фреш.
— Отдаю должное вашему чувству юмора, фрау Бете, — говорит Логан, — поужинать со мной в вегетарианском ресторане — это заявление.
— Всем нужно привыкать к новым реалиям, — сухо говорит фрау Бете. — Некоторые наши соседи испытывают большие трудности с провизией. Объединение Европы на новых условиях потребует жертв.
— Как всегда, под эгидой «Альянса».
— У вас есть встречное предложение?
— Мы воздерживаемся от вмешательства в дела на континенте.
Фрау Бете недоверчиво улыбается:
— Оно и видно.
Она наклоняется к нему через стол, открывая бездонное декольте:
— Возможно, я смогу вам предложить нечто, что вас заинтересует… мистер Логан? Мы могли бы зайти куда-нибудь еще.
— Возможно, — Логан обводит губы кончиком языка, — надо признать, я очень, очень голоден.