Знакомые высокие стеллажи. Граф Марко де Орсини стоит с бокалом вина, опираясь другой рукой на спинку кресла. Напротив — обходительный человек без возраста в темном костюме, с белой полоской у горла. Человек держит в руках томик стихов и читает вслух с сильным акцентом:
— И нет рассказ-зчико-ов дыля жоон
В порочних дьлинних платия
Щьто правадили дни как сон
Ввв пьленитьельних заньятьия
Трудный язык! — захлопывает книжку.
— Но красивый, — говорит граф.
Гость вежливо пожимает плечами.
— И все же? — граф поднимает одну бровь.
— У меня лишь несколько вопросов, ваше сиятельство. Вы позволите? — иезуит садится в кресло, вынуждая графа сесть напротив: — Вы знали Паоло Виллардо, супернумерария?
— Кого?
— Он работал шеф-поваром в ресторане…
— А! — граф поднимает руку. — Этот парень. Он уволился? Жаль.
— Он не уволился, насколько я понимаю, его убили. Насколько я понимаю, граф, — настойчиво повторяет иезуит, — он был в вашем доме.
— Меа кулпа! Меа максима кулпа!
— Граф, — укоризненно говорит иезуит, — все серьезнее, чем кажется. Мы двадцать лет пытаемся договориться с Opus Dei, и тут в вашем доме, в вашем доме, граф, погибает любимец прелата. Накануне подписания буллы!
— Но зачем вам с ними договариваться, Никколо?! Они же фанатики!
— Как и мы.
Граф тонко улыбается, иезуит делает вид, что не замечает этого.
— Как бы то ни было, я в комиссии.
— То есть, вы здесь официально? Я не смогу вас убить, как бедного Паоло, и вынести ночью за порог? Кстати, куда именно его вынесли за порог?
— Его нашли на окраине Рима с отрубленными или оторванными кистями рук.
Граф хмурится.
— Какой в этом смысл? И, кстати! С чего вы взяли тогда, что его убили в моем доме?!
Абу Ахмет Аль Сафер с наслаждением терзает ножом и вилкой огромный шмат жареного мяса на белой тарелке, отправляя в рот кусочек за кусочком и запивая водой из синей бутылки. Столик, за которым он сидит, погружен в тень арки, на освещенной солнцем мостовой мелькают ноги, одна пара ног, в черных сапожках, останавливается, сапожки поворачиваются в сторону Аль Сафера, и за столик садится графиня Хелена де Арсини.
Абу Ахмет жестом подзывает хозяина уличного кафе, вопросительным знаком замершего в желтом пламени двери, и показывает рукой, что нужно еще тарелку, еще мяса, еще воды. Хозяин, безошибочно разгадавший, что именно от него требуется, скрывается за дверью.
— Бисмилляхи рахмани рахим, — говорит Абу Ахмет, — Во имя аллаха милостивого, милосердного. Приветствую вас.
Хелена сидит с каменным лицом.
Хозяин, возникший за ее спиной, ловко расставляет посуду, раскладывает приборы, наливает воду из синей бутылки в сияющий чистотой бокал.
— Марко, — мягко говорит иезуит, — я ни в чем не обвиняю вас. Я ни в чем не обвиняю вашу жену. Кто я такой, чтобы винить кого-либо? Мы все лишь люди. Всего лишь люди. Комиссии важно понять, что эта смерть не имеет отношения к переговорам генерала с… другим человеком. А виновные в ней…
— Вы же сказали, что никого не вините?
— Граф. Вы же понимаете, что-то надо сказать прелату, что-то надо сказать карабинерам, что-то надо сказать прессе. Он был на удивление известен. Я читал о том, что у вашей жены были с ним общие интересы. Гастрономические, надо полагать.
— Я сожалею, Никколо, но я никак не могу одобрить ваш разговор с ней. Она слишком неопытна для этого. Не искушена. Я не могу так рисковать.
— Ох, вы не знаете этих русских женщин.
— И все же я знаю женщин лучше вас.
— Вы правы. А кстати, где она сейчас, в городе?
— Совершает покупки, я полагаю. Вас же не нужно предупреждать, что последует, если к ней кто-то приблизится?
— Не нужно, граф, — Никколо с видимым сожалением встает из удобного кресла, — что ж, будем как-то сами выкручиваться…
— Кстати, — говорит Абу Ахмет, с сожалением глядя на пустую тарелку и вытирая лоснящиеся губы уголком салфетки, — отличная работа с этим… поваром. Ты нам очень помогла.
Елена скупо улыбается.
— Что?
— Видишь ли, дорогой Абу Ахмет. Я этого не делала.
— Что-о?!
— И я очень зла, — белки ее глаз на несколько мгновений заливает кровь. Или это игра теней. Но хозяин, наблюдающий из приоткрытой двери, бледнеет и скрывается с глаз.
Абу Ахмет озадаченно откидывается на спинку стула.
— И чего же нам теперь ожидать? — спрашивает он будто бы сам себя.
Вилла Боргезе. Римский зоопарк. Человек в зеленом плаще с надвинутым на голову капюшоном заходит на мостик над водоемом. Желто-зеленая вода едва колеблется внизу. Человек достает из-за пазухи объемистый бумажный сверток. Мимо него проезжает мальчик на велосипеде. Человек вздрагивает. Сверток падает в воду.
Вода вскипает, одновременно с жутким гулом хлопают пасти нескольких крокодилов.
По воде плывут бурые пятна.
Уже стемнело. Граф задумчиво стоит у стеллажа с книгами.
— Милый, — он не оборачивается, — я вернулась. Мы сегодня куда-нибудь идем?
— Нет, не думаю.
— Хорошо. Я лягу пораньше.
Он кивает. Когда Елена подходит к двери, он спрашивает:
— Этот Паоло, которого недавно нашли. Ты с ним встречалась… здесь?
Она останавливается.
— Да.
— И как он тебе показался?
— Милый, но немного скучный. Он какой-то… сектант. Представляешь мое разочарование.
Граф сжимает кулак.
— Представляю.
— Оставлю тебя, дорогой. Хочу лечь пораньше.
— Да, — она выходит, — ты уже говорила.
Он разжимает кулак. На ладони раздавленная сережка.