Черная нить горизонта

3

В ненастье ночь в горах чернее любых чернил. В полушаге ничего не видно. Подобную темень можно сравнить только с темнотой в шатре, где опустили полог и заткнули все дыры и отдушины.

− Там, − Вигдис указала на едва заметный свет костра у подножья гор.

Огонь напомнил ей о холоде. Челюсть начала трястись, зубы клацать. Девушка обхватила себя руками, стараясь согреться. Влажная одежда лишь усилила ощущение холода.

Шли третий день. Третий! Вигдис воочию увидела… Что увидела! Испытала, то о чем слышала в сказках от своей древней бабки. Герои и святые легко преодолевали фадж. Но, то герои и святые!!! Им покоряются и пределы и время…

…Серебряные Ступени. Тропа петляла и вползала наверх по уступам водопада. От воды не уберечься. Льется на голову, на плечи, за ворот. Минута и вымок до нитки. Помогая себе, цепляешься за влажный и скользкий камень, скрюченными от холода пальцами. Отдуваешься от летящих в лицо брызг и тешишься мыслью. Поднимаешься к солнцу и теплу!

Десять… двадцать… Ты не считаешь. Только смотришь сколько осталось. Сколько их еще осталось… Последняя. Уступы заканчиваются…

… Горн Зорь. Продуваемый со всех сторон участок. Ветер, завывая, пробрасывает ледяную крупку. Холод обжигает кожу. Колтун схватывает волосы. Одежда не гнется, смерзаясь в панцирь. Захватывает дух от увиденного. Солнце, огромный желтый диск висит над сотнями каменных клыков. Оно совсем рядом, чуть ли не над макушкой! Но холодное… Почему-то невыносимо холодное солнце…

Первый привал… Крохотная расщелина, куда можно забиться от ветра и непогоды.

Спаситель бросил на камень панарий. Вигдис с трудом заползла и легла. В ребро что-то упирается. Не важно…

Он накрывает её плащом и ложиться рядом. Притискивает.

− Не лллллееееезззззь, − стучит зубами Вигдис, отпихиваясь.

− Грейся, − говорит он и насильно засовывает её руки себе под куртку.

Она ощущает его тепло. Тепло чужого мужчины. Это грех. Делает усилие, убрать руки.

− Грейся, − приказывает он и добавляет с насмешкой. — Давалпай.

Ей не смешно и не обидно. Она устала… И холодно…

…Язык Лжи. Узкий наклонный карниз. Некоторые участки покрыты ледком. Если не скалывать лед копьем — не пройти. Соскользнешь. Под карнизом острые камни. Среди них расклеванные птицами человеческие скелеты. Искавшие милости, обрели погибель.

… Мосток Радуги. Глупое название. Из бабкиных рассказов она представляла его иначе. Веселая яркая дуга. Подобно той, что повисает над цветущей степью, умытой ранним дождем. Здесь другое. Название дали от отчаяния, сковывающего сердце. Упавшая сверху глыба, обвалила тропу и застряла. Она шатается и вихляется, готовая сбросить с себя любого, но не пропустить.

Вигдис отказалась идти. Будь возможным, уселась бы на тропе и осталась на ней.

− Ты идешь? — позвал спаситель.

− Нет, − замотала Вигдис головой. — Не могу.

− Ты идешь, − потребовал он, делая шаг назад.

Глыба под ним качнулась, но спаситель не обратил на шатание внимания. Порывы ветра раздувают его одежду.

− Я не могу, − мотает Вигдис головой. Губы начинают дрожать, на глаза наворачиваются слезы.

− Сопли подбери! — не говорит, рычит спаситель и делает еще шаг в её сторону.

Ветер молотит человека воздушными кулаками, бросается дождем с градом, силится столкнуть в обрыв.

«Ну! Ну!» — бьется её желание.

Спаситель устоял.

− Я не могу, − признается она.

Прижавшись спиной к скале, сползает и обессилено тычется лицом в колени.

— Не могу.

Свист ветра режет слух. Что-то коснулось плеча. Она отмахнулась. Пальцы больно ударились о древко. Вигдис убирает растрепанные волосы с лица и смотрит.

− Лучше…, − произносит в сердцах она и осекается.

Спаситель отводит яри назад. Хараи[33]. Удар называется хараи. Снизу в среднюю линию.

«Он так и сделает!» − замирает дыхание.

Время ощущается каплей на разгоряченной коже. Капля катится, уменьшается в размерах, убывает влажным следом.

− Как скажешь, − соглашается спаситель.

Она переползла Мосток на четвереньках.

Вторая ночь далась ей легче. Может потому что не осталось сил возражать и думать о грехе. Она прижалась к нему плотней, покорно сунула руки под его куртку и забылась тяжелым коротким сном, ощущая, покалывание в согревающихся пальцах. Милостивый Сур простит её…

…Утроба Ночи. Самый легкий переход. Тропа ныряет в кромешную тьму тоннеля. Спаситель берет её за руку и ведет за собой. Она не вырывается. Так теплее и надежней.

… Берег Стрижей. Никакой это не берег и нет никаких стрижей. В отвесной стене углубления. Цепляешься двумя-тремя пальцами, больше не всунешь, и поднимаешься наверх. Он забрался легко. Вигдис не смогла. Действительно не могла, даже если бы захотела. Он не потребовал, втянул на веревке…

И вот они здесь. В Загоне. Тропу оттесняли от края торчащие скалы. За их маковками можно укрыться от ветра и передохнуть. Крошечный пятачок покоя и тишины.

Скоро пойдет дождь. Небо в тучах. Не видно ни звезд, ни нового месяца. У них один плащ на двоих и… и совсем нет еды. Вигдис судорожно сглотнула. От холода есть захотелось еще больше. Может они и доберутся до менгиров. А дальше? Хассады будут там быстрее их.

Костасу незачем отслеживать жест девушки, видит. Внизу. Четверо. С ними келаб, чуткий и недоверчивый. Пес нет-нет поворачивал в их сторону голову, тянул носом холодный воздух, словно чувствовал чужое присутствие. Хассады спешат к началу фаджа, перехватить беглецов. Сейчас пути и тех и других невольно соприкоснулись.

− Отдыхай, − посоветовал Костас девушке.− Переждем ночь.

Вигдис не удивилась бы, вздумай он идти дальше. Его не брала усталость, не тревожил холод, не пугали трудности. Он ей напоминал ожившую скалу. Из тех, что её окружали.

За время фаджа она не раз вспоминала свой побег. Стоило ли рисковать? Насчет побега сомнений нет, сделала правильно. Относительно путешествия уверенности меньше. Вполне очевидно, отсидеться в обители Харма ей бы не удалось. Рано или поздно, хассады добрались бы туда. Для них бросить дело, уронить свою честь. Потому прятаться у братии, все одно, что мыши прятаться от кота в мышеловке. Причины заставившие хассадов совершить похищение для нее ясны. Их нанял Нахор. Но избежав плена и едва не погибнув, не окажется ли она в ситуации сто крат худшей?

Скалы торчали над деревьями незыблемой стеной. Сверху представлялось, лес-море плеснул в гранит еловую волну. Зеленая сила не перемогла камень и застыла у подножий. Костас осмотрелся. Под ним, два скальных столба. В просторечье соседство называют «камином» или «дымоходом». Знакомо. И по службе и по тренировкам. О чем-то подобном ему рассказывал и Станев. Под Красноярском. Манская стенка, Ермак, Перья. Предпредпредпоследняя пассия Стаса, сибирячка, гордо величала себя «столбисткой». Подробности не вспомнить. Уже не вспомнить. Но используя силу рук-ног, в распорку, между столбов можно спуститься.

Хассады остановились на небольшой прогалине. От ветра их заслонял кустарник, а могучая ель, в случае необходимости, прикроет от дождя. Развели костер, греться и жарить мясо.

− Он чувствует себя в горах лучше шарзэ[34], − произнес Зейд, желая отвлечь Варая.

Тот пытался высмотреть в скалах беглецов. В такую-то темень? Зейд понимал друга. Сейчас его ненависть сильнее разума. Он умышленно сравнил врага с горной росомахой. Хищника хитрого, сильного и подлого.

− Может он и есть шарзэ? — усмехнулся Сукриш. Имя воина никто не помнил, потому и звали Сукриш. Человек с редкой бородой. Действительно, борода реже метелки пустынного овсюга.

Хосам держался чуть в сторонке от огня. Обваренная кожа саднила от малейшего жара. Особенно донимал левый глаз. Походу он ослеп окончательно.

Вараю не важно, кто его враг. Он умрет! И пока этого не случилось, он не может спокойно сидеть у огня!

− Сядь, поешь, − пригласил Зейд. — Ему с ней никуда не деться, − и добавил с пренебрежением. − Дочь джуки не мужчина. Обуза.

Сукриш потянулся за мясом. Нанизанный на прут кусок зайчатины, зарумянился корочкой.

− За то хлопот с ней…, − усмехнулся он, впиваясь зубами в еду.

В конце лета, Вигдис, дочь джуки орды Хоу потеряла мужа. Луна не успела убыть и нарасти, а погребальный костер принял тело молодого красавца Ашея. Он обещал ей вечную любовь и зависть всех женщин степи. Любовь оказалось короткой, а вдовьему плату вряд ли кто из степнячек позавидует. Увидев молодую вдову на тризне, Нахор, сын данху Нань, обратился к хассадам с предложением выкрасть её, пообещав денег и свое покровительству. А когда сам станет данху, примет в орду. Ашер Барам откликнулся сразу. Сорок добровольцев отыскать не сложно. Соррэ[35] полон денег. Они дождались когда Вигдис отправится к Воде Мира[36], совершить корр — ритуал очищения. На подходе каравана к Гале, вонючему городишку, пропахшего рыбой и солью, хассады напали. Бой получился тяжелым. В свете ночного пожара, ашер носился между повозок разыскивая Вигдис. Он обещая пощадить оставшихся, если она перестанет прятаться. Барам пообещал бы что угодно, достать небеса или поцеловать гремучую змею, лишь бы Вигдис услышал. Она выскочила из огня на храпящем коне. Прежде чем пуститься в бегство, её стрелы достали Янго, преградившего путь. Хассад принял смерть от руки женщины. Но что стоит женщина в бою? Где видано ей тягаться с воином? Даже если она из орды Хоу. Барам выбил Вигдис из седла на первом заходе. Она упала и покатилась в пыли, собирая репье и грязь на одежду.

− Чабеш! Возьми её! — скомандовал Барам.

Чабеш соскочил с лошади. Когда склонился, Вигдис воткнула ему в бок нож. Между доспехом и поясом.

Барам свесился из седла и, схватив её за пояс чагчур[37], втащил к себе в седло. Потом была гонка к разлому Нау. Ашер вез её в обитель Харма, очиститься от греха вдовства. Так она сказал всем.

− Хлопот было бы меньше, − заключил Сукриш. Прожевав кусок, облизал жир с пальцев. — Стоило только подождать её возвращения.

Хассад швырнул объедки в темноту. Хрястнули челюсти келаба. Незримый страж поймал подачку и сглотнул.

− Она бы возвращалась с караваном Хаджи. У него сотня стражи, − вступился за друга Варай. − А нас сорок. Перебили бы как щенят.

− А так все целы, − рассмеялся Сукриш, обведя рукой присутствующих. — И ашер тоже.

Его приподнятое настроение казалось странным и неуважительным к памяти товарищей. Впрочем Зейд Сукриша товарищем не считал. Хосам не обмолвился с ним и словом за весь поход. Варай? Для него он обыкновенный подчиненный, о котором практически ничего не известно. В хассады идут многие. Кто от скуки. Кто, спасаясь от наказания. Да мало ли причин податься в вольницу. Были они и у Сукриша. Однако, каковые не назови, все они искупались небольшим кожаным соррэ с семнадцатью изумрудами. У каждого своя цель в жизни. Кому-то потребна Вигдис, дочь джуки орды Хоу, кому-то достаточно изумрудов торговца.

− Ты говоришь о моем побратиме, − напомнил Варай.

− Чтобы он не сказал… Сур справедлив, − отстранено произнес Зейд. — То, что делаешь и то, что думаешь не должно разниться.

Варай уставился на него.

− Барам выполнял обязательства перед Нахорам.

− Этот чванливый ублюдок не причем? — Зейд переглянулся с Хосамом. Тот отвернулся.

«Я тебя за язык не тянул.»

−… Барам старался ради себя. Девка нужна была ему самому, а не для Нахора. Он не собирался её ему возвращать.

− Он обещал выкрасть дочь джуки! — закипел Варай.

− Обещал. Но только выкрасть. Отдавать нет.

− Зачем же он тогда принял предложение?

− Сколько бы пошло за ним объяви он, что собирается украсть Вигдис во время корра? Ты да я, да Хосам. Когда за тобой деньги и покровительство сына данху орды Нань, можно рисковать. А так…

У костра воцарилось недолгое молчание. Варай все еще не верил услышанному. Не верил!

— Ты же знаешь, выше Бараму, чем он стал, не подняться, − растолковывал Зейд другу. − То, что его сделали ашером большая удача. Сын воина и наложницы. На что он мог рассчитывать? Он хотел большего. Сам знаешь. Путь воина не самый длинный, путь хассада еще короче. Он искал другой. Барам хотел семью. Мечтал начать новый род. Но вот беда он всего лишь ашер хассадов. Никто не отдает своих дочерей за таких. Но мы… Ты, я, Хосам, Сукриш всегда можем вернуться в род. Три удара отцовской плети не самое позорное наказание и не самое тяжелое искупление. А куда бы вернулся Барам? Пасти овец у собственного брата, которому выбил зубы? За ним нет никого. Грехи хассада не позволили бы прожить ему и полную луну. Потому он решился взять Вигдис себе. Свезти её к святилищу, совершить корр там, а потом пройти фадж. В орду Хоу его бы взяли. У них имеет значение лишь кровь матери. А кровь Вигдис это кровь десяти поколений джуки.

− Отдать плеть бабе? — рассмеялся Сукриш. — Может еще и шалитэ[38] надеть?

− Это условность, − поморщился Зейд.

− Ты выдумываешь про Барама или говоришь правду? — спросил Варай, не зная, что и думать.

− С тебя следовало бы взять дийе[39] кровью. Но мы знаем друг друга много лет. Я когда-нибудь обманывал тебя?

− Почему же ашер не сказал мне?

− Об этом лучше бы спросит Барама. Но где он? Скачет по небесным полям на суре.

− А ты? Ты мог мне сказать?

− Мог бы. Если бы Барам попросил об этом.

− Хосам? — обратился Варай к товарищу. Ему требовалось услышать подтверждение.

Хосам предпочел отмолчаться. Его слово не понравиться. Ни Вараю, ни Зейду. Зачем злить и сеять рознь между друзьями, когда общее дело не сделано. А Сукришу и вовсе не следует его слышать. Барам умыкнул девку не за ради Нахора и его обещания принять в орду. И не для себя. Пусть Хоу и уважаемый род, но если потребуется его достанут и там. Ашер ведь не случайно повернул в горы. И вовсе не для того чтобы отвести Вигдис в обитель, совершить корр. Плевать он хотел на все. Он собирался продать ей горцам в Магар. Дорого продать. А потом свалить на побережье. Его можно понять. Выше чем он стал, Зейд тут прав, ему не подняться.

− Сур рассудит, − произнес Хосам, не надеясь, что его ответ устроит Варая.

В молчании поели. Варай достал фляжку. Открыл, но подумав, закупорил обратно. Сунул в мешок. Не тот случай пить. Вино печалит и веселит. Сейчас ему не до веселья. А печалиться? Не свершив мести, не садятся за поминальный стол.

− Стражу выставить надо, − закончил трапезу Варай.

− Я пойду, − вызвался Хосам. Ему у костра сидеть приятного мало. Шкуру на морде тянет хоть плачь!

Хассад полез в сумку за мазью. Открыл деревянную баночку и густо намазал лицо. Сукриш с насмешкой покосился на приятеля, но воздержался от подначек.

Убрав баночку, Хосам достал пенал из заячьей кости. Выкатил на ладонь маленький шарик. Чарс. Сгущенный сок конопли с маковым зерном. В ином случае, Варай не позволил бы принимать снадобье, но он понимал, друга беспокоит ожог. Один шарик не затуманит разум, но снимет боль.

Хосам сунул шарик под язык рассасываться. Встал, поправил плащ на плечах. Поглядел на небо. Разъясниться ли? Хотя бы к утру.

Люди у костра, завернулись в плащи. Зейд придремал. Сукриш долго устраивался, но тоже уснул.

Варай прислушивался к ночным звукам. Недалеко переступали лошади. Переминался Хосам. Его слышно за сто шагов. Тот, кто будет красться, с легкостью определит стража. Но того кто обманет Хосама, учует келаб. Пес, способен загрызть человека.

Варай подкинул сушину на уголья. Он должен отомстить за Барама. И добраться до Вигдис. Он не давал клятвы доставить её Нахору сыну данху Нань. Может, не стоило мешать Зейду, там у разлома?

Припустил дождь, беспокойный и шумный. Ветер мял и скручивал облака, заставляя высвободить накопленную влагу. Вскоре, то, что называлось дождем, превратилось в сплошной поток. Было не суше, чем при вселенском потопе. Воды столько, в пору захлебнуться!

Безумство длилось полчаса. Мир вымок до крайней сущности. Потом дождь ослаб, но не прекратился, а занудил в безвременье.

Капли падали в лужи, капли барабанили по листве, капли стучали по седлам, шлепали по намокшим плащам. Еще что-то? Визгнул келаб.

Если уметь слушать дождь, враг не воспользуется непогодой, как прикрытием. Варай вслушался. Вода шлепала, но… Капли тихо зазвенели по обнаженному оружию. Он здесь? Шарзэ? Капли зазвенели сильней, словно по ним ударили.

− Хосам! — окликнул Варай часового.

Тишина. Дождь шлепает, как и прежде. Ответа нет. Свистнул пса и вытянул руку, готовясь почувствовать горячий язык четвероногого. Нету!

− Ты чего? — спросил его сонный Сукриш. Завернутый в овечью шкуру он напоминал большущий муравейник.

− Хосам не отзывается. Проверю.

− Спит наверно от своей травы.

− А келаб? Тоже спит?

− Кормить не надо…

− Все равно проверю, − беспокоился Варай.

− Через полчаса смена. Я и проверю, − пробурчал Сукриш.

− Хосам! — зло крикнул Варай. Неужели действительно задремал от чарса?

Направился в темноту. Сукриш кряхтя поднялся за ним.

− Не мокни. Я сам.

Специально толкнул спящего Зейда.

− Шарзэ заявился.

− Скорее уж мави[40], − не желал просыпаться Зейд. Он не собирался растрачивать сон на ненужную перепалку.

Сукриш пропал за дождем. Варай вздрогнул. Вот! Сейчас! Звякнули капли по клинку.

− Он здесь! — рыкнул Варай и бросился догонять Сукриша.

Догнать не догнал, споткнулся о распростертое тело. Шумно плюхнулся в лужу, перекатился и затаился. Захрапели лошади. Они тоже чувствуют! Варай пошарил рукой по лежащему телу определить рану. Мысленно выругался, наткнувшись на торчащий срез ребер. Вскочил и кинулся обратно.

− Зейд! — позвал он, с трудом отыскав в темноте лагерь.

Ответил дождь, громко шлепая по металлу доспеха. Вараю стало жарко, никто на его зов не откликнулся. Он осторожно отступил в сторону деревьев к привязанным лошадям. Бежать он не думал. Так спокойнее, когда кто-то прикрывает твою спину. Пускай в этот раз будут лошади. Еще шаг назад. Наступил на что-то. Варай присел, легонько коснувшись предмета. Обутая в яловый полусапожек нога Зейда. Потянул к себе. Отрубленная конечность подалась к нему. Задержал дыхание не закричать. Шарзэ!

Варай встал, стараясь не упустить не одной ноты из песни дождя. Вслушался так, что запульсировала вена на виске.

− Ты не шарзэ! Ты всего лишь зэрте[41]! — выкрикнул он не в силах вытерпеть ожидания неизвестности.

Варай в ярости набросился на темноту. Рубил, крутился волчком, подскакивал, менял направление атак. Раз за разом его меч проваливался в пустоту.

− Ты умрешь, шарзэ! Ты умрешь! − сбивал он дыхание не нужным криком.

Напоролся на куст и изрубил его.

− Сдохнешь, здесь! — орал Варай во всю глотку.

Запнувшись о корень, упал, но и лежа не переставал рубить и рубить.

Безумный бой с дождем и ночью закончился ничем. Тяжко поднялся. Он выдохся, ноги разъезжались, руки плохо слышались. Вымазанная в грязи рукоять выскальзывала из пальцев.

Варай опять попытался свиснуть пса. Если тот жив, откликнется. Ему нужен нос келаба. Он учует невидимого врага. Губы еще не вытянулись и не напряглись издать призывный низкий свист, почувствовал прикосновения клинка к шее. Сталь легонько ткнулась, прорезав кожу.

− Я не вижу тебя. Давай дождемся рассвета, − произнес Варай, сглатывая подступивший ком. Произнес и вздрогнул. В темноте едва обозначились зелено-золотистые хищные глаза. Клинок, прижатый к горлу, сильнее порезал кожу. Кровь смешалась с дождем.

− Начинай, − приказали ему.

Варай глянул в небеса. Сур, пошли хотя бы короткую молнию! Самую малую! Освети! Небо услышало и сверкнуло. Все что хассад успел увидеть, летящую сталь. Клинок странного копья по дуге ударил в шею плашмя, разбивая гортань.

Мир как прежде прибывал во тьме. Небо лило воду. Капли падали в лужи. Капли барабанили по листве. Капли стучали по седлам спрятанных от непогоды лошадей. Глухо отбивали дробь по намокшим плащам и по остывающим телам. Замывали кровь павших и следы пришедшего во мраке. Шлепали в открытом, сведенном судорогой рту Варая, шлепали в раскрытой ладони Зейда, булькали в пустой глазнице Хосама, стекали по вываленному языку келаба, переполняли развороченную грудину Сукриша. Шел дождь. Нескончаемо долгий. Вечный.