Чернильные цветы

22. Воины света, воины добра охраняют лето, бьются до утра [36]

– Роксана Григорьевна, как думаете, Миша сможет сдать ЕГЭ по английскому? – беспокойная женщина – мать ученика суетилась в прихожей, неловко протягивая преподавательнице деньги.

– Учитывая, что он еще только в шестом классе, у него есть все шансы, – пошутила девушка, но обеспокоенная мамочка юмор не уловила.

– Ой, знаете, мы с Витей так переживаем, так волнуемся. Все только и говорят, как это сложно. А вдруг он не справится? Без языка сейчас никуда.

– Анастасия, не волнуйтесь, Миша – очень способный мальчик, – заверила ее репетитор, натягивая на ноги сапоги. – Вы только давайте ему немного времени на игры и развлечения. Он же еще ребенок.

– А может, вы могли бы заниматься с ним почаще? Каждый день после школы?

Роксана с трудом подавила тяжелый вздох. Ее слова были как о стенку горох. Выпрямившись, она строго посмотрела на женщину.

– Анастасия, постарайтесь меня услышать, – медленно, но вкрадчиво сказала она, – вашему сыну не нужно заниматься пять дней в неделю. Лучше пусть смотрит мультики или передачи на английском языке. Это хорошее подспорье.

– Вам не нужны деньги? – непонимающе спросила Анастасия, потирая запястья.

– Нужны, еще как. А вот Мише нужно детство. – Роксана улыбнулась выглянувшему в коридор пареньку. Щупленький и бледненький, он помахал ей рукой, снова прячась в комнате. – Анастасия, поймите, он успевает по программе, до ЕГЭ еще пять классов. Не забивайте его знаниями, иначе рано или поздно занятия станут каторгой. Давайте двигаться постепенно. Если я пойму, что ему недостаточно трех часов в неделю, я обязательно предложу вам дополнительные уроки. Договорились?

– Ну, – женщина замялась. – Витя говорит…

– Если хотите, я могу поговорить с вашим мужем. Или мы с Мишей проведем для вас открытый урок, чтобы вы убедились, что он прекрасно справляется?

– Ну, если вы так считаете. – Она сомневалась, и Роксана это чувствовала. – Давайте попробуем так.

– Я буду держать вас в курсе всех наших успехов, – заверила ее Рокса, с облегчением выходя из квартиры.

Ее нервировала эта женщина, слишком обеспокоенная оценками и совершенно не замечающая, что ее сын глубоко несчастен и в гробу видел все эти занятия. Пока его сверстники развлекались, у него было по два-три допа в день. И это было чересчур. Детская нервная система – штука хрупкая, рано или поздно Миша просто не выдержит давления и сломается. Либо встанет на дыбы и пустится во все тяжкие. И родители, пытающиеся компенсировать недостаток любви и внимания учителями, будут посланы куда подальше.

Выйдя из подъезда, она подняла глаза и увидела Лу. Девушка стояла, прислонившись к стене дома, покачивая головой в такт звучащей в наушниках музыке. Глаза ее были закрыты, а губы беззвучно напевали что-то. Она барабанила пальцами по обтянутому джинсами бедру, не обращая внимания ни на что вокруг.

Роксана залюбовалась сестрой. Как бы ей ни нравились длинные волосы, она не могла не признать, что сейчас Лу стала выглядеть старше. И как-то более дерзко. Неизменная, потертая местами кожанка была небрежно распахнута, позволяя октябрьскому ветру пробираться под одежду. Но младшая словно не ощущала холода, растворившись в музыке.

Рокса неожиданно поняла, как глупо это выглядит. Она стоит у подъезда и наблюдает за сестрой. Она подошла к мелкой и легко тронула ее за плечо.

– Ты чего тут?

– Оно само, – сказала девушка, убирая наушники. – Ник прислал демо новой песни. Слушала ее, а ноги как-то сами принесли сюда.

Роксана покачала головой, улыбаясь. Лу как всегда. Они пошли в сторону дома.

– Слушай, и все-таки это такое феноменальное везение, что Ник таким хорошим парнем оказался, – проговорила Роксана, в очередной раз задумавшись о том, что мелкая крайне везуча.

За то время, что они жили вместе, Лу постепенно рассказывала все новые и новые истории об этом странном парне, который так помогал ей все это время. Роксана даже пожалела о том, что накричала на него тогда на улице. Хотя она же не знала всей правды.

– Я думаю, это была судьба, – сказала вдруг Лу.

– Не думала, что ты веришь в такое, – удивилась Рокса.

– Все мы во что-то верим. Иначе жить невозможно.

Оставшийся путь они молчали, думая о чем-то своем. Потом у каждой нашлись свои дела. Лу позвонил Рома, Роксана готовилась к урокам. Незаметно наступил тот самый поздний вечер, когда спать еще рано, а что-то делать невыносимо лень. Роксана обнаружила мелкую на кухне. Она сидела на стуле, подвернув ногу, и рисовала. В пепельнице дымилась забытая сигарета, наполняя кухню дымом.

Распахнув окно, Рокса поставила чайник. Кофе обычно варила Лу, а старшая привыкла обходиться растворимым, потому что готовить ей было лень.

– Опять свою бурду навела? – хмыкнула мелкая, отложив блокнот в сторону. – Желудок испортишь.

– Отвали, – лениво отмахнулась Рокса. – Лучше скажи, почему тату?

Лу озвучила ей то же самое, что и Роме. То же самое, что и всем. Но сестра только фыркнула.

– Как будто нет заработка попроще, – заметила она. – Нелегально, дорогое оборудование и всякие приблуды плюс ответственность. Колись давай.

Лу молчала, бездумно вращая в руках зажигалку. Впервые они коснулись достаточно глубокой темы. До этого они в основном трепались о всякой ерунде, обсуждая новости, школьные сплетни и все такое. Иногда углублялись в прошлое, пытаясь наверстать упущенное. Роксана мало говорила о своей жизни в Москве, предпочитая слушать истории Лу. Но младшая рассказывала в общих чертах, не углубляясь в философию.

А сейчас словно настал тот самый момент. Всегда интересно, но и немного страшно раскрывать самое сокрытое, самое глубинное. Вдруг не поймут, осудят. Вдруг осмеют. Но Роксана никогда над ней не смеялась. Разве что чуть-чуть. По-доброму, слегка щуря свои лучистые глаза.

– Ну, вообще, все действительно началось с Ника, еще до того, как он отвел меня к Сереге. Когда мы только познакомились, меня поразила его одержимость музыкой. Сначала я подумала, что он с придурью, сама-то я всегда если и слушала, то фоном. Постепенно я тоже прониклась этим, научилась слышать, а не просто слушать. Я поняла, что порой песней можно сказать куда больше, чем просто словами. Симбиоз музыки и текста становится произведением искусства. И Ник горел этим искусством. Быть услышанным, признанным – вот чего он хотел. У него была мечта.

Лу вспоминала, как долгие вечера проводила в кресле с шатающейся правой ручкой, наблюдая, как Ник сочиняет. Она рисовала его, рисовала образы, которые он пробуждал в ее сознании, напевая что-то неразборчивое себе под нос. Глядя на него, она почти завидовала – ведь у нее не было мечты. Не было того, что заставляет становиться лучше день ото дня, заставляет двигаться. Ей было нечем пылать, кроме своей злости на сестру и мир, который отвергал ее. Она захлебывалась в своем одиночестве, в насмешках одноклассников, придирках учителей. Все ее существование сузилось до учебы и Ника, который позволял собачкой таскаться за ним.

– Однажды он сказал мне, что человек без мечты – ничто. Живой труп с потухшими глазами. И спросил, чего я хочу от этой жизни. Я сказала, что хочу, чтобы после меня осталось хоть что-то. Пускай даже какая-то жалкая мелочь вроде портрета медалистки на стене нашей сраной школы. Он долго смеялся, а потом предложил попробовать себя в рисовании и отвел к Сереге. Сначала я отнеслась к этой идее весьма равнодушно, но когда я увидела, какими люди выходят после своей первой татуировки… Тогда я решила набить это, – она привычно обвела пальцами контур лотоса на запястье. – А потом я поняла, что хочу заниматься тату. Хочу оставлять свой след, пусть лишь на чужой коже.

– Хорошая мечта, – одобрила Рокса.

– А у тебя есть мечта? Почему ты стала учителем?

Роксана задумалась. На то было много причин. В пед было нетрудно поступить. Ей нравятся языки. Репетиторство – неплохая подработка, если не халтурить и не лениться. Но все это меркло перед тем, что больше всего ей хотелось кому-то помогать. Помогать Лу, таким детям, как Миша, отчаянно нуждавшимся в чьем-то внимании. Хотелось делать их жизнь чуть-чуть светлее.

– Думаю, я хочу помогать другим. Наверное, это как-то связано с нашей матерью, – словно чужим голосом сказала она. – Я думаю, что могу помочь кому-то поверить в себя, почувствовать себя лучше. Знаешь, многим не хватает банального внимания и простой похвалы.

– Действительно, – согласилась Лу.

Роксана всегда была заботливой. Не гиперопекающей, а просто всегда рядом, как бы на стреме, готовая в любой момент подставить плечо. И на уроках она всегда старалась заинтересовать, помочь, подтолкнуть. Она частенько задерживалась после занятия, жертвуя перерывом, чтобы помочь кому-то с новой темой, или тратила целые вечера, чтобы продумать сюжет занятия для младших классов. Ни один урок она не проводила сухо, отстраненно, как другие преподы. Может, потому что еще не успела задолбаться, а может, просто горела этим. Сколько бы она ни жаловалась, как все ее достали, она никому не отказывала. Ворчала, но делала.

– В чем, по-твоему, смысл жизни? – спросила Рокса.

– Сделать что-то, чтобы о тебе помнили. След, – напомнила Лу. – А у тебя?

– Тут все зависит от того, веришь ли ты в душу, – протянула девушка. – Если абстрагироваться от религиозного контекста, я считаю, что душа – это свет. Каждый из нас должен гореть чем-то и делиться своим теплом. Касаясь других, ты отдаешь им капельку своего внутреннего сияния, помогая стать добрее, лучше. И он, в свою очередь, несет это тепло дальше. Моя теория маленького добра. Не обязательно вырезать свое имя на мемориале, достаточно просто поделиться тем, что у тебя есть. Если от твоего прикосновения кому-то станет легче, значит, ты живешь не просто так.

– Что-то я запуталась, – поморщилась Лу.

– Ну, смотри. Например, ты уступишь бабульке место. Бабулька будет в хорошем настроении и не нахамит сотруднице в сберкассе. Та, в свою очередь, не нахамит продавщице в мясном отделе, а та не накричит на ребенка, потому что ей весь день хамят. И все станут немного счастливее.

– А если нет? Не все же могут так?

– А начинать всегда надо с себя. Просто никто не хочет быть первым. Первым не наорать, первым уступить. Все боятся, запираясь в свою броню, не высовываясь. И поэтому все несчастные.

– Звучит, конечно, красиво, но ты сама-то в это веришь?

– А не надо верить, надо стараться, – просто сказала Рокса. – Не всегда будет получаться, будешь срываться, но это лучше, чем бесконечно бродить по кругу, не пытаясь его разорвать. Я как-то смотрела сериал, там чувак один был. Он сказал, что тьма бесконечна, но пока есть звезды, будет свет. И добро всегда будет побеждать.

– Ты сейчас в хлам разрушаешь свой образ стервы. Просто крах. Рассуждаешь, как инфантильная дура.

Роксана ничего не ответила, только залезла зачем-то в телефон. Лу узнала песню с первых аккордов, а Рокса тем временем забралась с ногами на стул и запела, вторя голосу солиста, наигрывая на воображаемой гитаре:

Лу усмехнулась, а потом, последовав примеру старшей, забралась на соседний стул. Нащупав руку Роксы, она крепко сжала ее и подхватила припев. Они орали во все горло, забыв о соседях, о том, как глупо выглядят. Музыка опутала их, сближая, сливая в нечто неделимое, прочное. Только они, полумрак кухни и хриплый голос Сида, вырывавшийся из динамиков старого телефона:

Лу всегда думала, что один в поле не воин, не величина. Но сейчас она была не одна. Она с Роксой. Такие разные, но такие похожие, нелепо выкрикивающие слова песни, они держались за руки, стоя на шатающихся стульях. И это было круче любого концерта, крепче любого коктейля. Вдвоем против всего мира. Вместе против дураков. Как раньше.