Чернильные цветы

51. Не заплачу, не грузи [76]

Рокса сидела в учительской и чувствовала, как голова медленно наливается свинцом от боли. Все тело вибрировало от нарастающей температуры, а «Терафлю» и календула совсем не помогали. По-хорошему надо было остаться дома под теплым одеялом, но на этой неделе у всех классов начинались контрольные работы, и заменить ее было некем. Она уже несколько дней ходила в школу, усугубляя свое состояние. Рокса шмыгнула носом, достав из сумки очередной бумажный платок, и в сотый раз пожалела, что дважды промокла под декабрьским дождем, а заодно прокляла себя и Андреева.

Кое-как собравшись с остатками сил, она допила чашку «Терафлю» и пошла в класс. Четверг обещал быть долгим, а первым же уроком был класс Андреева.

Рокса вошла в класс со звонком, поздоровалась с ребятами и стала объяснять суть контрольной, которую прислала администрация города. Девушка скривилась от того, как гнусаво звучит ее голос, и раздала всем листки с печатью города.

– Эти контрольные пойдут в администрацию и будут иметь большой вес в выведении оценок за четверть. Постарайтесь. И не списывать, Козлов, – Рокса строго посмотрела на одного из учеников, слыша, как кто-то в классе уже начинает шушукаться.

На Андреева смотреть не хотелось. Рокса подозревала, что он злится на нее за отмену уже трех занятий. Причиной была не только простуда: училка не особо хотела его пока видеть, а потому закидывала письменными тестами. С одной стороны, совесть ее не гложет, потому что с устной речью у него проблем не было, а вот с грамматикой была полная беда. Несколько тестов пойдут ему на пользу.

–Долго от меня шарахаться будешь?– спросил ехидно Кирилл, когда она проходила мимо его парты, раздавая чистовики.

– Говори на английском, Андреев, – равнодушно ответила Рокса.

– Пошла ты в задницу, Роксана, – Кирилл сказал на английском, и даже без акцента.

– Андреев, если хочешь остаться в классе и написать контрольную, замолчи, – так же спокойно сказала Рокса, возвращаясь за учительский стол.

Класс тихо загудел, когда все увидели задания для контрольной.

Для учеников время потекло крайне быстро, все пытались успеть сделать все до звонка. А вот Роксе было настолько плохо от затянувшейся болезни, что под конец урока уже было плевать, что Козлов списывает у Евдокимовой, а Мукин шелестит страницами учебника под партой. Рокса наслаждалась тишиной и всеобщим нервяком, потому что, если бы они галдели, ее голова взорвалась бы от боли. Даже Андреев молча что-то усердно писал, пряча на коленях телефон.

Со звонком все сдали контрольные. Рокса сжалилась над ними и собой и не стала задавать домашку. Настроение учеников немного улучшилось, и они дружной гурьбой высыпали из класса. Андреев сдал листок последним. Рокса хотела обсудить с ним график занятий по подготовке к экзамену, но он так быстро ушел, что она ничего не успела сказать.

И все же что-то дернуло ее, и учительница открыла его контрольный лист. Прошло несколько секунд в тишине. А затем Роксана почувствовала, что краснеет не от температуры, а от подкатывающей к горлу ярости.

– Имбецил! – заорала девушка в пустом классе.

На контрольном листке с печатями администрации вместо ответов было послание ей от Андреева на русском языке.

«Я приду к тебе домой и выебу тебя еще раз, если сегодня же не получу график занятий. Или нет, я выебу тебя прямо в школе, если ты не начнешь снова заниматься со мной французским на этой же неделе, куколка».

Рокса разорвала листок на клочки и достала телефон. Андреев сразу же взял трубку.

– Ты совсем больной?! Ты понимаешь, что я могла не посмотреть листок, а это отправилось бы в запечатанном конверте в администрацию города?!

– Ой, – голос Кирилла звучал крайне насмешливо, – был бы небольшой скандал. Но тебе же не привыкать.

– Я убью тебя!

– Разумеется, но после того, как я получу сертификат. Целую. – Андреев бросил трубку.

Рокса, громко матерясь, спрятала разорванный лист, а потом взяла запасной бланк и, старательно копируя почерк Андреева, написала за него контрольную на четверку. После этого она так же старательно написала объяснительную в администрацию. Все было под учет, за каждый бланк надо было отчитаться. Если кто-то из учеников портил официальную бумагу, можно было выдать запасную, но нужно было прикрепить к конверту испорченный лист и объяснительную.

Рокса не могла позволить, чтобы эти клочки попали в свет, потому в объяснительной указала, что она сама не досчиталась одного пустого листка и это ее ошибка. Запечатав конверт с контрольными, а заодно взяв свою объяснительную, девушка пошла к директору.

Витек встретил ее радушно и тут же посочувствовал ее состоянию. Рокса стала давить на жалость, объясняя, что не знает, как так вышло, и понятия не имеет, где еще один чистовик с печатями.

– Не волнуйся, – успокоил ее директор, – я знаю, как ты ответственно ко всему подходишь. Я все объясню, когда повезу конверты. Оставь все мне и иди домой. Возьми больничный на пару дней, пока в обморок не упала.

– Но как же? – растерялась Рокса, сгорая от стыда. – Кто проведет контрольные?

– Разберемся, ты не одна на всю школу. Все, иди.

Рокса покинула кабинет, когда директор договорился, что Марина Свиридовна заменит ее. Жалостливая преподавательница уже третий день причитала, что «больная девочка ходит на работу».

– Но это же биология, – сконфуженно сказала Рокса.

– Но не ей же писать городскую контрольную, – хихикнул весело директор и отправил Роксу домой.

Тем не менее, вернувшись домой, прежде чем лечь в постель и обложиться лекарствами, она пять раз позвонила в школу и убедилась, что без нее все нормально. За учениками присматривают, замена есть. Повезло.

Рокса устало легла на кровать. Температура поднялась еще выше, добавился непрекращающийся кашель, нос был заложен, а горло начало саднить. Стало совсем тошно. А злость на Андреева-младшего не проходила.

– Дебил. – Роксана накрыла больную голову подушкой. – Сказочный мудак!

Растормошила ее уже Лу, которая обеспокоенно смотрела на сестру. Мелкая тут же потрогала ее лоб, засунула ей градусник под мышку и побежала делать чай с малиной.

– Как ты написала контрольную? – прохрипела Рокса.

– Отлично, – фыркнула мелкая, – поставить надсмотрщиком биологичку было потрясающим решением. Все списывали, но есть шанс, что все хорошо напишут. И ты получишь премию к Новому году.

– Прекрасно, – пробурчала Рокса, надеясь, что доживет до своей премии.

Либо ее убьет кашель, либо доведет до припадка мерзкий Андреев.

Роксана сидела на кухне и проверяла тетради, время от времени оглушительно чихая. Голова была тяжелой, а глаза болели. Устав разбирать каракули шестиклашек, она положила голову на стол и стала тихонько стучать лбом о столешницу.

– Господи, это просто невыносимо, – заявила Лу, появляясь на кухне. – Парень, которому я била тату, вздрагивал от каждого твоего чиха. Наверняка подумал, что ты умираешь, – недовольно ворчала она, стаскивая с рук латексные перчатки. – Если он не приедет добивать, то ты возместишь мне ущерб.

– Боже, все, что хочешь, только дай умереть спокойно, – простонала Роксана.

– Может, начнешь уже пить нормальные лекарства? – предложила мелкая, подозрительно покосившись на чашку с каким-то стремным варевом внутри.

– Не нужны мне лекарства, я лечусь травами. Раньше все так делали.

– Да, да, и умирали в тридцать. Может, еще уринотерапию попробовать? И к повитухам вместо врачей ходить?

– Ты просто ипохондрик, – заявила Рокса, закрывая постылые тетради. – И я пью «Терафлю», кстати.

– Ты ведешь себя как ребенок! «Терафлю» пьют при гриппе, при простуде оно так же бесполезно, как и твоя календула! Ты уже неделю истекаешь соплями, чихаешь и ползаешь по квартире, как зомбарь. Не пора ли заняться своим здоровьем, пока не началось какое-нибудь воспаление легких? Ты ела бульон?

– Отвали. Я просплюсь, и все пройдет, – пообещала Рокса, выходя из кухни. – И от бульона меня уже тошнит, – объявила она, запираясь у себя в комнате.

– Идиотка! – возмутилась Лу ей вслед. – Я позвоню бабушке и все ей расскажу.

– Ты не посмеешь, – Рокса высунула голову из-за приоткрытой двери.

– Еще как, – пообещала Лу. – Либо я иду в аптеку и ты начинаешь пить таблетки, либо я звоню Нюте и…

– Ладно, – скрипнула зубами старшая. – Но это грязный и бесчестный шантаж.

– Да мне плевать, – отмахнулась Лу, обуваясь. – Если ты помрешь в этой квартире, мне будет неприятно тут жить.

Роксана только глаза закатила. Нет, ей было приятно, что Лу о ней заботится, хотя ее и удивляла смена ролей. И она все равно верила в пользу «Терафлю», сколько бы мелкая ни убеждала ее в обратном. Но ей действительно нужно было выздоравливать, потому что заменять ее было некем. Да и не хотелось ей лежать дома и есть чертов бульон. Лу с завидным упорством покупала у какой-то бабки домашних цыплят и пичкала ее отвратительным варевом уже неделю. Кто вообще придумал, что больному человеку станет хорошо от этой жирной бурды?

Угрозы, уговоры и подкупы на нее не действовали, так что Рокса кривилась, но бульон пила. Лу вынуждала ее спать под двумя одеялами и даже вытащила откуда-то страшного вида мохнатые шерстяные носки, от которых чесались лодыжки.

– И вообще, что за бунт на корабле, – возмущалась она, заворачиваясь в одеяло. – Можно подумать, это я укатила в Питер, оставив дурацкую записку. Это она безответственная, а не я. Так что нефиг.

Сказала и снова вспомнила, чем она занималась, пока Лу была у Ника. Нужно же было дойти до такого, чтобы переспать с Андреевым-младшим! А теперь этот маленький шантажист ее преследует. Но ничего, она не будет прогибаться под глупого школьника. Нужно выздороветь хотя бы для того, чтобы вправить этому поганцу мозги.

Продумывая планы изощренной мести, Роксана сама не заметила, как уснула. Когда Лу вернулась, то обнаружила, что старшая спит прямо в домашней одежде. Накрыв ее вторым одеялом, она осторожно закрыла дверь в комнату и пошла к себе.

Роксана болела уже неделю, и Лу скучала. Сестре хватало сил только на работу, поесть и поспать. Она даже почти не орала на нее за то, что уехала, не предупредив, и вообще, была какой-то тихой и задумчивой. А ей так много надо было с ней обсудить. Они с Ником так и не договорили, но всю дорогу домой она думала.

Думала о них с Ромой. Она очень сильно скучала по нему, но почему-то до сих пор ничего ему не написала. Прошла ровно неделя с их ссоры, неделя молчания. Лу как-то глупо надеялась, что он сам ей напишет, но с каждым днем эта надежда становилась все более призрачной.

Она понимала, что была виновата. Что нельзя было вот так вот кричать, уезжать – много всяких нельзя. Но ведь она всегда была такой, с самого начала. Лу говорила, что она такая. Предупреждала. И почему Рома решил, что ради него она станет другой?

Ей трудно говорить о чувствах, но ведь он говорил, что это не обязательно. Разве и так не понятно, что он ей нужен? Что он ей дорог?

Девушка раздраженно швырнула блокнот с эскизами на пол. Оттуда выпал лист с розой, которую она нарисовала еще давно. Расправив его, мелкая впилась глазами в цветок, который так тщательно рисовала. Та самая первая роза.

«Красивая, гордая и с шипами».

Проводя пальцем по контуру лепестков, Лу тяжело вздохнула. Она устала играть в молчанку. Может, если бы она поговорила с Роксаной, ей бы стало легче, но сейчас, сидя в своей комнате в полном одиночестве, она грустила. Раньше ей было плевать, кто и что о ней думает, одна она или нет. А сейчас все стало каким-то невероятно пустым.

Отложив рисунок в сторону, Лу вытащила из кармана телефон, намереваясь запостить очередную работу. Закончив, она принялась бездумно листать новостную ленту, а потом сторис. Виды, цитатки, глупости, цветы, туфли, танцы – все это она пролистывала, почти не глядя, как вдруг увидела Рому.

Он, кальян и какая-то смазливая незнакомка.

– Вот говнюк, – возмутилась Лу, отшвыривая телефон, как ядовитую змею.