– Я дома! – крикнул Рома, захлопнув за собой дверь, но никто не откликнулся. Он тяжело вздохнул и повесил припорошенное снегом пальто на вешалку.
Настроение из среднеговнистого скатилось в откровенно дерьмовое. Уже вторую неделю дома была настоящая холодная война. Кирилл напрочь отказался объяснять ему, что произошло, отец отмалчивался, а Андрей перестал приезжать в гости. Совсем.
Не то чтобы Роме его не хватало на работе, но мать была в расстроенных чувствах. Она каждый день требовала, чтобы Кир извинился перед братом за свой взрыв, но тот только поджимал губы и молчал. Психолог работать с ним отказался, сказав, что у него нет никаких проблем с агрессией, и посоветовала позволить братьям самим разобраться в конфликте.
На все попытки Марго допросить его Кирилл уходил либо в комнату, либо из дома. В зависимости от настроения. Рома, который последний месяц пребывал в своем собственном аду и неистово нуждался в поддержке семьи, снова остался один. Он опять чувствовал себя никому не нужным ребенком, который пялится в книжки или телек. Было до одури паршиво. Ему ничего не хотелось: ни девчонок, ни алкашки, ни друзей. Он смотрел мелодрамы, читал Достоевского и страдал.
В гостиной было тошнотворно тихо. Обычно в это время мама читала, вязала или просто выходила его встретить, но сейчас тут было пусто. Не трещал весело поленьями камин, не играла приглушенно такая раздражающая, но любимая мамой классическая музыка. Даже ее любимый вязаный плед лежал аккуратно свернутым валиком в ее кресле.
В последние дни Марго все время плохо себя чувствовала и даже вызывала врача. Что-то с давлением, Рома не особо вникал, но видел, что мама страдает. И каким бы он взрослым ни был, сердце его разрывалось. Все смешалось, все шло не так. И он не понимал, кого в этом винить: Кира или Андрея. Он любил Кирюху, он видел его горящие от бешенства глаза и в упор не понимал, что мог сделать Андрей, который хоть и не был самым приятным человеком в их семье, но все же был их братом. Как ни крутил Рома эту ситуацию, получалась какая-то чушь.
На кухне он обнаружил Миру, хлопотавшую над плитой. Увидев его, женщина обтерла руки о передник и тут же предложила ему порцию жаркого на ужин.
– Не против, если я поем на кухне? Кажется, мама с Киром опять не выйдут к ужину, – тоскливо протянул Рома, усевшись за кухонный стол.
– Да не переживайте вы так, Роман Андреевич, – посоветовала женщина, наливая ему чай. – В семье всякое случается, но на то и есть семья, чтобы прощать. Нужно немного времени, и все будет как раньше.
Рома понимал, что как раньше уже не будет. Во-первых, как раньше – понятие растяжимое. Какое именно раньше? До Лу? Тусовки, вереница девчонок, выпивка и сомнительные московские друзья? Он не хотел возвращаться к этому, решив, что это давно и прочно пройденный этап. С Лу? Даже если по какой-то невероятной причине у них все наладится, то как раньше уже не будет. Они встречались четыре месяца, все эти четыре месяца они ссорились, а полтора месяца назад расстались. Статистика была неутешительной. Наверное, Рома действительно не создан для любви. Или Лу ему не подходит. Но почему же ему тогда так паршиво?
– Вы ничего не поели, – грустно заметила домработница, когда парень вышел из-за стола, оставив тарелку почти нетронутой. Аппетит куда-то пропал. – Возьмите кусочек пирога, – попросила она, протягивая ему тарелку. – Или, если хотите, я подам вам в комнату?
– Нет, Мира, спасибо, – качнул головой Рома, принимая у нее тарелку. – Не беспокойся, я просто не голоден, – улыбнувшись, он вышел из кухни.
Поднявшись по лестнице, он замер у двери в родительскую спальню. Скользнув пальцами по ручке, он пошел дальше, не решившись зайти. Почему-то он немного винил мать за ту ситуацию с Лу. Конечно, мелкая повела себя отвратительно, но где-то глубоко внутри Рома считал, что мама не должна была делать из этого такой громкий скандал. В конце концов, она могла сказать ему, чтобы он принял меры. А когда это разлетелось по всей семье со скоростью звука, результат не заставил себя ждать. Андрей брызжал слюной, Кирилл закатывал глаза, отец молчал. И только мама смотрела на него с таким укором в глазах, что он не смог ничего сказать ей.
Остановившись у двери в комнату младшего, Рома постучал, но Кир крикнул, что разговаривает с бабушкой. Чертыхнувшись, он ушел к себе. Развалившись на кровати, он открыл книгу и стал лениво читать, время от времени откусывая от пирога. Книга шла плохо: строчки прыгали, буквы не складывались в слова. Ему было до одури одиноко. Это чувство давило на него, лишая трезвости рассудка.
Вытащив из кармана телефон, он зашел в сообщения. Лу так и не ответила ни на одно из тех, что он ей отсылал. По одному каждый день с тех самых пор, как она сбежала от него тогда в отеле. Он до сих пор не мог себя простить за то, что отрубился, так и не поняв, как это произошло. Если бы он не уснул, то мог бы поговорить с ней, ведь он знал, что после секса она всегда ласковая, расслабленная и сговорчивая. Он бы обнял ее и сказал, что ничего не имеет значения, что это все фигня. Тогда он готов был это сказать.
А сейчас, листая оставленные без ответа сообщения примерно одного и того же содержания, он чувствовал, что уже не знает, что хочет ей сказать. И какого хрена она ему не отвечает, он тоже не знал. Разве все, что было, совсем ничего для нее не значит? Почему в такой ситуации он чувствует себя брошенной школьницей, а она его игнорирует? Может, это карма за все разбитые сердца?
«Лу, поговорим?»
«Мелкая, давай встретимся?»
«Лу?»
«Я хочу тебя увидеть»
«Мелкая?»
«Я так не могу. Давай поговорим?»
Тридцать два сообщения. Тридцать два дня, не видя Лу. Не слыша ее голоса. Не чувствуя ее тонкий, но такой родной запах, не ощущая ее легких, нежных прикосновений.
Может, если бы он не уехал в командировку на несколько недель, это все так не затянулось бы. А может, все к лучшему? Возможно, Лу права, и просто не надо было начинать?
– Или так глупо заканчивать, – простонал он в подушку.
Ужасное чувство всепоглощающей пустоты, полное отсутствие интереса к чему-либо. Даже его привычное, приклеенное к лицу жизнелюбие отказало. Он больше не мог, как раньше, улыбаться вопреки всему. Он вообще ничего не мог.
Если эту погань называют любовью, то Роме жаль тех, кто в нее верит. Тяжелое, удушающее чувство, оно не окрыляло, а убивало, выедая мозг. Найдя наушники, он врубил музыку и стал бездумно переключать треки. Наткнувшись на старую-старую песню Билана, он усмехнулся, вспомнив, как когда-то давно слушал ее, когда Маша из параллели предпочла ему Виталика из «Б» класса. В тот момент ему казалось, что это конец. А сейчас это было просто смешно.
Он лежал, вспоминая, как прыгал, подражая кумиру тех лет, а мама с папой тихо посмеивались над ним. Захотелось проверить, сможет ли он снова повторить знаменитый прыжок. Вскочив на ноги, он встал напротив напольного зеркала, придирчиво себя осматривая.
Когда-то у него даже была жутко модная в то время прическа, как у Димы. Он пытался уничтожить все фотографии, когда вырос, но Кир сохранил пару, чтобы его стебать. Прибавив звук, Рома сжал в руках расческу, имитируя микрофон. Вспоминая на ходу слова, он подвывал, что-то вытанцовывая до самого припева:
Baby now it’s happened with us, we are dancingon broken glassCan’t stand no more!Never, never let you go, you are the one I’m searching forFlesh of my flesh, bone of my bone![110]
В тот самый момент, когда он попытался изобразить легендарный прыжок, произошло несколько вещей. А точнее, одна повлекла за собой вторую. Кирилл распахнул дверь, как обычно не постучавшись, и испугал Рому, который вместо того, чтобы удачно приземлиться, шмякнулся на бок, ударив себя расческой по голове.
– Ты че, совсем с горя ебнулся? – скептически спросил Кир, подпирая дверной косяк.
– А тебя мама стучать разве не учила? – возмутился Рома, чувствуя стыд и боль в правой ягодице.
– Ты выл, как раненое животное. Я думал, помираешь.
– Ну, спасибо, – скривился Рома, вынимая пачку сигарет. – Как думаешь, если покурим в окно, мама спалит?
– Да плевать, – поморщился Кир.
Его раздражала и расстраивала сложившаяся ситуация. Хотелось встряхнуть мать и заставить ее открыть глаза и осознать наконец, что Андрей – не идеал, а ровно наоборот. Но это было не его дело. Как обычно. Но его задевало то, что его она сразу объявила сумасшедшим, а великомученик Андрей, как всегда, ни при чем.
– Кир, я не понял особо, что у вас там, но Андрей, хоть и говно, все-таки наш брат.
– Слушай, Ром, ты со своей жизнью разберись сначала, а? – устало протянул Кирилл, выдыхая дым в окно. – Тебя ломает, а ты продолжаешь разыгрывать какую-то нелепую гордость. Кому и что ты доказываешь?
– Я не…
– Мне неинтересны твои оправдания. Посмотри на себя, – Кир ткнул брата пальцем в грудь, – времени уже сколько прошло, а ты все ходишь, как зомби. Сколько можно-то? Либо делай что-то, либо отпусти ситуацию. На вас смотреть тошно.
– Я писал ей, – заявил Рома, щурясь. – Но она не отвечает.
– Конечно, она же закинула тебя в ЧС. Я слышал, как она говорила об этом Роксе.
– Какого хрена?! – возмутился Рома.
Его никогда еще не кидали в черный список.
– Чтобы не отвечать тебе, я думаю. А ты, гений, мог бы просто приехать к ней, – заметил Кирилл. – Ты же знаешь, где она живет.
Его раздражало то, что Рома ведет себя как мямля. Не отвечает она ему, видишь ли! Кир привык добиваться своего любыми путями и не понимал всей этой меланхоличной фигни. Если бы он хотел вернуть себе девушку, то сделал бы это любой ценой. Схватив брата за грудки, он тряхнул его, словно желая вправить ему мозги.
– Вы ведете себя, как идиоты, а потом удивляетесь, что я агрессивный, – заявил он совершенно спокойно, что совершенно не вязалось с его руками, сжимающими Ромин свитер. – Если ты хочешь ее вернуть, то делай что-то, пока не стало поздно. А если хочешь страдать под грустную музыку, заперевшись в комнате, как плаксивая девчонка, то у МакSим вышел новый альбом, – сказал он, разжимая пальцы. – И на будущее: советую включать голову хоть иногда. Я люблю маму, но не бери на веру все, что она говорит, – бросил он, покидая спальню брата.
Рома снова закурил, глядя на заснеженный двор, прокручивая в голове слова брата. То ли дело было в том, что со стороны всегда виднее, то ли парня уже отпустили эмоции, но вдруг он подумал о том, что действительно сразу поверил маме, не задумываясь, что Лу, несмотря на все ее странности, все же старалась понравиться его маме во время семейного ужина. Она вела себя скромно, вежливо и не позволяла себе лишнего, даже когда мама и Андрей стали задавать не самые удобные вопросы. А даже если она просто чокнутая, он все равно ее любит. Просто ведет себя, как дебил. Кир прав на все сто. Эта мысль подстегнула его.
Выкинув окурок в окно, он вышел из дома, сел в машину и поехал к ней домой. Дорога пролетела как миг. Уже выходя из машины, Рома вдруг увидел, как Лу вышла из подъезда. Да не одна, а с каким-то дрыщеватым коротышкой, который что-то говорил, размахивая руками. Мелкая рассмеялась, глядя на него, а потом обернулась и увидела Рому, который так и стоял, замерев у машины.
Взгляды их встретились, и Рома на автомате сделал шаг вперед, но Лу покачала головой. Мимолетный, почти незаметный жест, как удар под дых, выбил из легких воздух. Не дожидаясь каких-либо действий с его стороны, она подошла к убитой старенькой иномарке и села на переднее сиденье. Дрищ уселся на водительское сиденье и стал прогревать машину. И все это время Рома тупо стоял и смотрел, не понимая, какого хрена происходит. Что этот урод делает рядом с Лу? Что Лу делает с ним?
Внутри все кипело от желания открыть дверь, вытащить ее из машины и потребовать у нее объяснений. А еще отпиздить этого додика, который продолжал говорить, не замечая, что Лу не слушает. Она смотрела на Рому, больно кусая ладонь, которую прижимала ко рту.
– Поехали, а то опоздаем, – попросила она Артема, отрывая взгляд от Ромы.
Сколько раз она представляла, что он приедет, несмотря на то, что она не отвечает. Постучит в дверь, скажет, что все еще любит. Или дождется у школы. Да что угодно, лишь бы знать, что ему не все равно. Да, она кинула его в ЧС, потому что знала, что если он вдруг напишет, то она ответит. Но он не писал. А если и писал, она не могла об этом знать. И это разрывало ее изнутри. Она каждый божий день проклинала себя за тот разговор. За то, что ушла. За то, что не позвонила ему. Она провела черту, которую было уже невозможно переступить. Словно сама вырвала сердце из груди и выкинула в помойку – так она себя чувствовала.
Глупая маленькая мазохистка, каждый день она листала его «Инстаграм», спрашивала о нем у Роксы, как губка впитывала все случайные слова Кира. Она знала, что он уезжал почти на месяц, но ждала. Ждала, что он приедет. А сейчас… он все-таки приехал. И просто стоял и смотрел, как она садится в машину с другим парнем.
Осел.
Если бы он взял ее за руку, она бы пошла за ним. Если бы он хотя бы ее позвал. А он просто смотрел. Лучше бы она вообще его не видела.
– Ты в порядке? – спросил Тема, обратив внимание на то, что Лу как-то странно притихла.
– Да, задумалась, – торопливо сказала она, пытаясь отогнать прочь мысли о Роме.
День пошел набекрень с того самого момента, как ей позвонила расстроенная Рокса и сказала, что не сможет пойти с ней на концерт. Какое-то срочное собрание в школе, от которого не удалось отмазаться. Лу понимала, что это не ее вина, но все равно злилась. Рокса позвонила ей во время вождения, и Артем тут же навязался пойти на концерт с ней. Лу была бы не против, но встреча с Ромой… Она смотрела прямо перед собой и думала: а если бы она была одна, может, все было бы по-другому?
Ей казалось, что пройдет какое-то время, она успокоится и забудет. Но этого не произошло. Внутри нее словно появилась огромная дыра, которую она пыталась заполнить игрой на гитаре, учебой, работой. Она даже начала готовиться к ЕГЭ, чтобы хоть чем-то себя занять. Рокса была вся в работе, и сил на Лу у нее как-то не оставалось. Да и мелкая старалась держать лицо при сестре, понимая, что не может вечно хвататься за нее, как за спасательный круг. Пора было взрослеть.
Наверное, именно поэтому она не побежала к Роме, хотя безумно хотелось. Нельзя было рушить все, что она так трепетно выстраивала. Кирпичик за кирпичиком, она возводила стену между собой и Ромой. У них все равно все шло наперекосяк, все было неправильно. И так идеально. Просто не могло быть по-другому.
От этих мыслей перехватило дыхание. Лу закусила губу и выхватила из пачки сигарету. Артем болтал что-то, привычно заполняя паузы, а мелкая выпускала струйки дыма в приоткрытое окно. Ее грела мысль о предстоящем концерте, но что в нем толку, если ей не с кем разделить эту радость, кроме Артема?
Нет, он определенно хороший и добрый парень, но он ее не цеплял. Лу замечала его взгляды, немного нелепые подкаты, но оставляла все это без внимания. Зачем ей все это было нужно?
Очередь, гардероб, самое сердце толпы. Она сливалась c людьми, теряя себя в потоке музыки и чужих голосов. Артем стоял рядом, постоянно ненароком касаясь ее. Слегка раздражало, но не более. Арбенина была так близко, щедро одаривая фанатов своей энергетикой, которую можно было почти реально ощущать.
Внезапно – очередная до боли знакомая песня. Начало мелодии пронзило Лу, словно открывая ей глаза, словно в этот момент песня звучала лично для нее.
Рука Артема почему-то сжала ее ладонь, но ей было все равно. Глаза девушки были прикованы к сцене, а губы беззвучно шевелились, повторяя слова, звучавшие, казалось, в самом сердце.
Словно слайд-шоу, перед глазами проносились последние месяцы. А точнее – моменты, которые были связаны с Ромой. Прикосновения, случайные встречи, ссоры, примирения – все это смешалось в кучу, а последняя ночь стала кульминацией. Рука Артема была липкой и какой-то вялой, совсем не похожей на сухую, но такую теплую и крепкую ладонь Ромы.
Камешек в воду, от тела круги;Спины изумительно нежный прогиб,Вчера целовались, сегодня – погиб.
Лу повернулась к инструктору. Он смотрел на нее. Перехватив ее взгляд, он потянулся к ней, но она отступила назад, высвобождая руку.
– Прости, – шепнула она одними губами и поспешила затеряться в толпе.
–Очень хотела – и мост проводил,– слова гвоздями вколачивались в грудь, причиняя боль. – И он по мостам никогда не ходил, но знает, узнает, что ждет впереди,– а впереди нет ничего, потому что там нет Ромы.
Но выживут только влюбленные,Только влюбленные, только влюбленные,Только влюбленные, только![111]
Арбенина выкрикивала слова в микрофон, а Лу вторила ей. Только влюбленные. Только с Ромой, только с ним. Ей больше никто не нужен. Лу стало стыдно за то, что она позволила Артему касаться ее, оскверняя тем самым то чувство, которое, пусть и причиняло нестерпимую боль, было самым реальным, что происходило с ней за всю ее жизнь.
Уже поздно вечером, когда она пешком шла до дома, Лу поняла, что больше не может оставаться тут. Весь город был пропитан воспоминаниями. В любой момент из-за угла могла снова вырулить синяя «Мазда». Ей нужно было бежать: от себя, от Ромы, от осколков чувств, которые так больно ранили.
Выхватив из кармана телефон, она посмотрела на календарик, прикидывая, а потом позвонила Нику.
– Привет, – почему-то шепотом сказала она. – Можно я у вас дней десять перекантуюсь?
– Кроха, что за вопрос, – фыркнул Ник, опуская приветствие. – Мой дом – твой дом, ты забыла?