Четверть века с отвёрткой в руках

21. Послесловие

На этом я завершаю эти записки. Возможно, я упустил какие-то интересные события, а может, наоборот, написал о малозначительных. Об этом судить читателю.

После долгих изысков я примерно понял, как и для чего делалась советская вычислительная техника, и куда она в конце концов девалась. Этому немало помогли рассказы Людмилы Васильевны Власовой, супруги Олега Борисовича. Она в конце 1956-го года приехала на Пензенский завод счётно-аналитических машин, где под началом Рамеева начиналось производство первой серийной советской ЭВМ – "Урал-1". Уже названия первых организаций, получивших "Урал-1", объяснили мне многое. Это московский НИИ-108 (директор А.И.Берг), три воинские части из Капустина Яра, военные из Кзыл-Ординской области. Для непосвящённых поясню – Берг возглавлял комитет по радиолокации; в Кап. Яре находились авиационный полигон Владимировка, полигон баллистических ракет и полигон зенитных ракет. В Кзыл-Ординской области тогда полным ходом шло строительство полигона, позднее названного Байконур.

Более поздние образцы советской вычислительной техники тоже имели отношение к обороне – в первую очередь к противоракетным системам. К этой сфере я никакого отношения не имел, иначе написать об этом мне бы вряд ли удалось (по слухам, подписку о неразглашении в этих сферах давали на 50 лет). По отзывам в конференциях в Интернете, советские ЭВМ типа М-220 использовались в воинских частях уже в начале 2000-х годов.

Но, как я понял, позднее советские конструкторы перестали изобретать отечественные велосипеды, а стали использовать в своих изделиях (типа зенитных комплексов С-300 и истребителей Су-27) западные микропроцессоры. Я думаю, в этом проявился здравый смысл отечественных инженеров – зачем выдумывать всё с нуля, если можно взять готовые и проверенные узлы, а разрабатывать только действительно уникальные вещи.

Поворот к переходу на стандарты IBM наметился в Советском Союзе ещё в середине 60-х. Читая о том, как в Минске под руководством Виктора Владимировича Пржиялковского, главного инженера завода вычислительной техники, а позднее директора НИЦЭВТа (кстати, сокурсника Олега Борисовича Оржевского по Энергетическому институту), разрабатывался совместимый с IBM накопитель НМЛ-67, я был в полном недоумении. Откуда Пржиялковский в 1966 году мог знать, что через несколько лет магистральным направлением советского компьютерного производства станет копирование IBM-360 под маркой ЕС ЭВМ? А ведь споры были нешуточные. Например, Рамеев, конструктор "Уралов", предлагал сотрудничать с французами в противовес американцам. Но на высшем уровне было принято решение в пользу американской техники, и байт стал восьмибитным, а основным языком программистов – английский. Когда в 80-е произошло бурное развитие персональных компьютеров, в СССР уже были подготовлены сотни тысяч специалистов-компьютерщиков, с лёгкостью освоивших новую технику. А что было бы, если бы все инженеры учили французский? Или байт был 9-битным, как в "Уралах"? Я подумал, что советское руководство было далеко не таким глупым, как иногда пытаются представить. Какое-то время я даже думал, что в недрах Старой площади (где находился аппарат ЦК КПСС) стояла машина времени, и высшие функционеры иногда тайком заглядывали в будущее. Ведь как ловко получилось – только появились персоналки, а наши инженеры уже готовы: английский знают, к американской документации привычные. Даже нерасторопность советской промышленности по выпуску отечественных персоналок и косность чиновников не стали помехой – тысячи советских специалистов стали самостоятельно паять "Радио-86".

У меня даже появилась своя теория на этот счёт: "Запад – технологический придаток России". Западные фирмы разрабатывают новые образцы вычислительной техники, в первую очередь микропроцессоры, а Россия пользуется уже отлаженными изделиями. Все многомиллиардные расходы на НИОКР, на строительство кремниевых фабрик, на издержки в случае неудачи несут западные фирмы, а мы покупаем уже готовые процессоры по розничным ценам и столько, сколько нам нужно. А уж куда мы их приспособим – в игровой автомат или в "Су-27" – это наше дело. Правда, серьёзные супер-ЭВМ типа "Эльбрус" для нужд противоракетной обороны приходилось разрабатывать самим. Но со временем отпала нужда и в них – разработали алгоритмы параллельных вычислений, объединили в кластер сотню персоналок – и готов высокопроизводительный вычислительный комплекс для научных расчётов. Именно по этому пути сейчас и идут наши и белорусские разработчики. Затраты на оборудование небольшие, главное – алгоритм работы и программное обеспечение.

А что программное обеспечение наши люди делать умеют, я убедился, поговорив с Николаем Алексеевичем Жидяевым – программистом, работавшим в Дмитровском вычислительном центре. Его рассказы о применении методов оптимизации в решении экономических задач и описании системой диф. уравнений тепловых процессов (а эти программы Дмитровский ВЦ писал для Московского института теплотехники – разработчика твердотопливных баллистических ракет) раскрыли мне глаза на то, чем же занимаются настоящие программисты. Под этим впечатлением я сделал стен. газету об истории Дмитровского вычислительного центра, а в нашей комнате на работе в углу организовал музей вычислительной техники из двух витрин. Там я разложил лампы 6Н8С от "Урала-1" (нашёл на помойке в МИИТе), куски от полупроводникового "Урала-14" с базы МВТУ (остались у меня с детства) и другие интересные штуки. Посетителям больше всего нравится ферритовая матрица – ОЗУ образца 1966 года.

Что же касается людей и организаций, упомянутых в моих записях, то что-то изменилось, что-то осталось прежним. По-прежнему существует НИИМА "Прогресс", даже вывеска осталась прежней. НИЦЭВТ продолжает свою научную деятельность, но не в тех масштабах, как в 70-е. Запрудненский завод выходит из запустения, цеха ремонтируются, уже нет выбитых окон, но кинескопов там больше не делают. Виктор Андреевич Репенков продолжает работать в "Сигме". Сергей Вадимович Шабалин так и не стал начальником узла связи, а остался зам. начальника. Олег Борисович Оржевский умер 28 апреля 2002 года. Слава и Света Титковы с дочерьми уехали в Канаду осенью 2005-го.

Со временем я проникся уважением к "древним" людям, которые начинали работать на первых ЭВМ. Себя же я стал ощущать малой частью общей компьютерной истории, которая началась задолго до меня, и на мне не закончится. Возможно, я внесу в эту историю что-то своё (тешу себя надеждой), а может, так и останусь безвестным инженером. Короче, как сказал Майкл Науменко в "Песне простого человека":

Леонов Дмитрий 2002–2006 год.