Что осталось после нее

ГЛАВА 11 ИЗЗИ

Иззи грызла ногти на заднем сиденье «мицубиси», разглядывая пробегавшие за стеклом здания Уилларда. В синем осеннем небе светило солнце, но похожие на наковальни грозовые тучи предвещали бурю. Слева мерцало озеро Сенека; его невысокие покатые волны плескались у далекого берега. Легкий ветерок качал верхушки деревьев. На прохудившуюся крышу лодочной станции, покрытую дранкой, слетались чайки.

А вот здания Уилларда и вся его территория выглядели абсолютно безжизненными. Казалось, здесь не шелохнется ни одна травинка, не дрогнет ни один листочек ядовитого плюща. И птицы сюда не залетали, не кружились над крышами и не садились на трубы. Лишь окна чернели на фоне красных кирпичных стен, как будто тут все выгорело дотла и солнцу было не под силу осветить застывшую внутри темноту.

Даже не верится, что она снова здесь, что ей предстоит войти в заброшенную больницу и прочитать старые истории болезней. Иззи глубоко дышала, чтобы прогнать страх. Лучше думать о том, что скоро она узнает, как сложилась жизнь Клары.

Три дня назад, после ужина, сделав уроки, Иззи призналась Пег, что взяла дневник Клары. Пег расстроилась, но не рассердилась. Она поняла, что Иззи была тронута судьбой незнакомки и обязательно вернула бы дневник на место. Пег похвалила ее за то, что она сказала правду, и прочитала короткую лекцию о том, как важно быть честной. Похоже, она сама была в восторге от того, что удалось разузнать Иззи.

— Я так рада, что ты не злишься, — сказала Иззи.

— Только давай договоримся: в следующий раз ты спросишь разрешения, — попросила Пег.

Иззи кивнула.

— Конечно, — ответила она.

— Ну и поскольку тебя так заинтересовал наш проект, — продолжила Пег, — поедешь с нами в Уиллард в субботу? Власти разрешили нам покопаться в историях болезни, представляешь?

— А в документы Клары можно будет заглянуть? — оживилась Иззи.

— Нет, к сожалению, — покачала головой Пег. — Благодаря вещам, которые нашлись в чемодане, мы легко представили, какой была ее жизнь. Мы хотим больше узнать о других пациентах. Кроме того, ты сама сказала, что ее дневник многое прояснил. Но если ты поедешь с нами, ты сможешь поискать ее историю болезни. Нам разрешили поработать в больнице всего несколько часов, так что придется торопиться.

Чем ближе они подъезжали к заброшенному зданию, тем быстрее стучало у Иззи сердце. Гарри свернул на узкую дорогу и притормозил рядом с четырехэтажным кирпичным зданием. Он заглушил двигатель и вышел из машины. Выбираясь с заднего сиденья, Иззи увидела, что еще два автомобиля, следовавшие за ними, припарковались поблизости. Пег и Гарри обошли «мицубиси» и открыли багажник. Из первой машины вылезли два сотрудника музея. Водитель второй остановился с другой стороны дороги. Иззи не видела, кто сидит на переднем сиденье, но она явно принадлежала отцу Итана, потому что Пег сказала, что фотограф тоже приедет. Дверь открылась, и оттуда грузно вывалился Питер. Из-за его размеров казалось, что крыша машины вспучилась, а ее остов заскрипел под тяжестью гигантского тела. Иззи сидела как на иголках: приехал ли Итан? Питер обошел автомобиль и открыл багажник. Больше из машины никто не вышел.

Сказать по правде, Иззи была даже рада. Хорошо, что ей не придется прятаться от Итана и она сможет сосредоточиться на поисках истории болезни Клары. Уже четыре дня прошло после скандала на уроке психологии, а он не сказал ей ни слова. Когда она проходила по коридору мимо него и Шэннон, они ее игнорировали. Другие ребята тоже не заговаривали о матери Иззи и не высмеивали ее. Она словно превратилась в невидимку. С ней общалась только Алекс. Сложно сказать, почему, но безразличие Шэннон казалось ей затишьем перед бурей. Алекс тоже считала, что она ведет себя подозрительно.

Иззи подошла к багажнику и с удивлением увидела, что Пег и Гарри поверх одежды надевают медицинскую форму. Гарри протянул ей фонарик и комплект зеленой униформы.

— А это зачем? — спросила Иззи.

— В больнице придется дышать испарениями асбеста и свинцовой краски, — объяснил Гарри. — Так что лучше надеть защитный костюм.

Иззи оглянулась на другие машины. Все сотрудники музея облачились в медицинскую униформу. Питер, переваливаясь с боку на бок, с широкой улыбкой направился к их «мицубиси». На одном плече у него висел фотоаппарат, на втором — гигантский фонарь на широкой лямке. — Пег и Гарри нацепили на шеи хирургические маски и пошли к зданию. Гарри нес фонарь и спортивную сумку, а Пег повесила на плечо холщовый мешок. Иззи и все остальные последовали за ними. Когда они подошли к дверям, на которых висел замок на цепи, Пег раздала всем бахилы. Двери были заколочены снаружи.

— А ты ничего не взял, чтобы накинуть поверх одежды? — спросил Гарри Питера.

— Все нормально, — ответил тот, небрежно махнув рукой.

— Ну возьми хоть это, — предложила Пег, протягивая ему маску и бахилы. Питер надел маску, потом наклонился, чтобы нацепить бахилы на свои великанские туфли, но они оказались малы. Тогда он, к всеобщему веселью, напялил их на уши.

— Итан не приедет? — спросила Пег.

Он покачал головой.

— У него тренировка, — сказал он и с улыбкой повернулся к Иззи. — Он просил передать тебе привет. Еще сказал, что будет скучать по нашим исследованиям.

Кровь бросилась ей в лицо. Она наклонилась, чтобы надеть бахилы. Итан передал ей привет! С чего бы это? Какой смысл, раз у него кишка тонка поздороваться с ней в школе? Может, он стыдится признать, что они подружились? Или боится своей подружки? Иззи сжала зубы и разогнулась. Хоть бы никто не заметил, как она покраснела.

Гарри достал ключи, открыл замок и снял цепь с латунных дверных ручек.

— Это новая больница, — стала рассказывать Пег. — Сначала терапевтическое отделение, операционные и морг находились в Чапин-Холле. Потом пациентов с заразными болезнями перевели в здание старой фермы, а здесь построили главное здание.

Гарри вскрыл дверь, и внезапный порыв затхлого воздуха подхватил скрученный лист бумаги и перенес его через растрескавшийся порог. За черной дверью нарисовался косой прямоугольник солнечного света, озаривший стародавнюю грязь и плесень. Все дружно надели маски и прошли внутрь. Тусклый свет прокрался через открытые двери вестибюля, крест-накрест рассекая темноту в длинном коридоре. Гарри включил фонарик и оглянулся по сторонам. На плиточном полу валялись пожелтевшие газеты, отвалившаяся штукатурка, ободранная краска и пластиковые бутылки. У облупившейся стены стояла инвалидная коляска, а посреди вестибюля — сломанная и опрокинутая металлическая тележка. В воздухе, словно миллионы крошечных головастиков в речной воде, носились пылинки.

— Как ты думаешь, света фонариков хватит? — спросила Пег. Ее голос заглушала медицинская маска. — Мы хоть что-нибудь увидим?

— Хватит, — успокоил ее Гарри. — Питер принес строительный фонарь, да и через окна свет проникает. Все будет нормально. Архив — в комнате слева по коридору.

Иззи пошла за взрослыми, направляя фонарик в открытые двери. Штукатурка и высохшая краска хрустели у нее под ногами. В помещении справа у заплесневевшей стены стоял ряд фаянсовых раковин, набитых кусками штукатурки и грязью. От покрытых солью кранов бежали ржавые струйки. К длинной трубе под потолком были прикручены душевые лейки с позеленевшими грязными кронштейнами. В следующей комнате громоздились инвалидные кресла, но вместо матерчатых или пластиковых сидений у них были стульчаки, как у унитаза, только без крышки. Другая комната была пустой, если не считать прогнившего матраса и свисавшей с потолка длинной ленты отсыревшей штукатурки. В коридоре был слышен звук капающей воды.

Наконец они подошли к запертой двери с табличкой «Архив». Гарри перепробовал три ключа, пока не нашел подходящий. Он открыл дверь, и все последовали за ним внутрь. В помещении имелось два высоких окна, но все равно внутри было так темно, что они почти ничего не видели. Воздух казался душным, застоявшимся. В лучах бледного света носились пылинки.

Пег, прижимая руку к груди, ошалело огляделась по сторонам. Комната была заставлена столами, шкафами, тумбами и полками. На них громоздились папки, бумаги и коробки. Потрепанные документы лежали и на полу. Они были сложены в высокие стопки и перевязаны вытертой аптечной резинкой. Под ногами валялись рентгеновские снимки и какие-то папки, словно кто-то швырнул их в комнату и захлопнул дверь.

— Господи, — ахнула Пег, — как мы тут что-то найдем?

— Не знаю, — ответил Гарри, — но придется поторопиться.

Питер поставил строительный фонарь в угол, осветив центр комнаты. Он снял несколько коробок с маленького столика, поставил его посередине и начал устанавливать фотооборудование. Пег направилась в дальний угол и достала толстую папку. Секунду она смотрела на нее, потом поставила на место и взяла следующую. Просмотрев полдюжины папок, она громко сказала:

— Похоже, они расставлены в алфавитном порядке.

— Давайте каждый выберет себе пациента и будет искать его папку? — предложил Гарри.

— Отличная идея, — поддержала Пег.

Она вынула из сумки список и раздала всем, кроме Иззи и Питера, имена и планшеты с зажимом для бумаги.

— Под именем пациента записывайте любые сведения, которые покажутся вам интересными. Попросите Питера сфотографировать важные документы. Второго шанса не будет, так что работать надо быстро. Иззи, ты будешь мне помогать.

Все разошлись в разные стороны и приступили к работе. Иззи пошла за Пег в дальний угол комнаты.

— Что мне делать? — спросила она.

— Фамилия пациента, которого я буду искать, начинается с буквы «К», как фамилия Клары. Так что, возможно, ее история болезни где-то здесь.

Пег вытащила толстенную папку, и они вместе уставились на первую страницу. К папке были приклеены две черно-белые фотографии. На одной была изображена женщина средних лет в блузке с кружевным воротничком. У нее была короткая стрижка и добрые глаза. Женщина застенчиво улыбалась. На стене над ее головой висела белая лента с пятью цифрами. На второй фотографии тоже была она, только ее кожа сморщилась и посерела, а под глазами появились темные круги. Она уныло куксилась, а ее нижняя губа просела внутрь из-за того, что выпали зубы. Иззи никогда не видела такого несчастного лица.

— Эстер Болдуин, — произнесла Пег, закрыла папку и поставила ее обратно на полку. — Значит, здесь стоят карты пациентов с фамилиями на «Б».

Она прошла вдоль стены, сняла с верхней полки еще одну папку и открыла ее. Иззи упорно смотрела на Пег. Она боялась опустить глаза и увидеть еще одного человека, изуродованного за годы пребывания в психбольнице.

— Дмитрий Кейбелл, — сказала Пег. — Ага, теперь пошли фамилии на «К».

Она вернула карту на место и тихо добавила:

— Ну давай, попробуй найти медицинскую карту Клары.

Иззи прошла вдоль стены и взяла с полки чью-то карту. Она принадлежала пациенту по фамилии Кэхилл. Девушка поставила ее на место и взяла другую. Это была карта женщины по фамилии Каллахэн. Иззи вытащила еще одну папку, потом еще. Она стиснула зубы, чтобы не расплакаться при виде грустного лица и запавшего рта очередного пациента. Поразительно, сколько людей томилось здесь в заключении долгие годы, и многие из них — до самой смерти. Кто из них, так же как Клара, сошел с ума внезапно, хотя ничто этого не предвещало? Лучше бы пациентов спрашивали, что с ними приключилось, чем пытались добиться ответа на вопрос, что с ними не так. В комнате было полно увесистых папок — значит, эти люди находились в больнице много, много лет. В животе ворочалось что-то холодное и тяжелое, будто туда положили увесистый ком земли.

Зачем она это делает? Зачем пытается разузнать, что случилось с давно умершей, всеми позабытой женщиной? Ей так и не удалось пожить нормально, словно она этого не заслуживала. А ведь у нее, Иззи, своих проблем хватает. Почему же она решила разгребать чужие?

Один из коллег ее опекунов понес медицинскую карту в центр комнаты, где Питер фотографировал истории болезней, рентгеновские снимки и другие документы. Иззи посмотрела на них, а затем вытащила из-под тонкой папки толстую медицинскую карту. Она открыла ее и чуть не выронила из рук. Клара смотрела на нее испуганными глазами, сжав рот в тонкую жесткую линию, словно едва сдерживала слезы. Под ее именем жирным курсивом было написано: «Параноидальный бред и галлюцинации».

Иззи сглотнула набежавшую слюну. Ей хотелось плакать. Она присела на стремянку рядом со шкафами и достала фонарик, надеясь, что все увлечены поисками и не обратят на нее внимания. Иззи положила толстую папку на колени, открыла первую страницу и начала читать.

Иззи ахнула. Клара думала, что беременна? Почему она не написала об этом в дневнике? Неужели она так отчаянно хотела выбраться из больницы, что внушила себе эту мысль? Может, расставание с Бруно так на нее подействовало? Иззи перевернула несколько страниц. Ей не терпелось узнать, что было дальше.

Сердце глухо, как булыжник, упало в груди. Она не верила своим глазам. Так у Клары и Бруно родилась дочь! А отец Клары сказал врачу, что Бруно — бред сумасшедшей! Как мог родной отец отправить дочь в психушку за то, что она влюбилась в того, кто пришелся ему не по нраву? Мысли стали разбегаться. Что же случилось с новорожденной девочкой? Была ли она здорова, выжила ли она? Разве в Уилларде были дети? Она представила две таблички на кладбище: мать и дочь, которым было не суждено испытать счастья на земле, навсегда остались рядом в вечности. Глаза наполнились слезами. Что еще могло с ними случиться? Она пыталась придумать, но ничего не приходило в голову.

Иззи торопливо перелистывала страницы. Вдруг в медицинской карте найдется что-нибудь, проливающее свет на случившееся? Но там говорилось только о бреде, паранойе и галлюцинациях. Постепенно записи становились все более сухими и отстраненными, в них говорилось о физическом состоянии Клары, о том, как она общается с другими пациентами. Разные люди разными почерками делали записи с рецептами, медицинскими терминами, начальными буквами, обозначавшими дозировку. Иззи пролистала до последней страницы, ожидая увидеть посмертный эпикриз или свидетельство о смерти. Но она его так и не нашла.

Знал ли Бруно, где находилась Клара все эти годы и что она родила дочь? Может, он забыл о ней и жил себе припеваючи? Иззи вспомнила конверты в чемодане Клары, десятки писем, которые она так и не отправила Бруно. Она закрыла папку и достала фотографию Клары.

«Я обязательно узнаю, что случилось с твоей дочерью, — подумала Иззи. — И если она каким-то чудом осталась жива, я отдам ей твой дневник и фотографии. Я расскажу ей, как сильно ты ее любила. Ей нечего бояться. Она узнает о тебе правду».