Что осталось после нее

ГЛАВА 17 ИЗЗИ

На следующее утро Иззи выкарабкалась из спального мешка и похромала в ванную. Все тело затекло и болело, словно она вчера подралась. Она умылась и, прищурившись, уставилась на себя в зеркало. Глаза опухли, волосы растрепались. Она села на унитаз и впервые заметила ушибы и царапины на коленях. Руки были покрыты синяками, кожа на костяшках пальцев ободрана до крови. Она так сильно колотила ногами по стенкам камеры, что пальцы на ногах посинели от ушибов. Ей вдруг показалось, что она снова в ловушке. Поборов страх, Иззи встала и прошла к окну. Небо было серым и мрачным — совсем как ее настроение.

Хорошо, что они решили вернуться домой к Алекс, а не остались ночевать на озере. Они бы наверняка промокли под дождем. А уж какой скандал закатила бы Шэннон, когда б до них добралась! После того как Иззи вытащили из камеры, она тряслась в ознобе. Спальный мешок она взяла слишком тонкий, в нем бы она не согрелась. По пути в город она до предела выкручивала ручку кондиционера, чтобы в машине стало теплее, пока Алекс с Итаном не запротестовали.

Они наспех позавтракали рисовыми хлопьями с апельсиновым соком, а потом Алекс высадила ее у дома, пообещав, что вскоре заглянет к ней в гости и они вместе посмотрят какой-нибудь фильм. Настроение у Иззи было ни к черту, но она испытывала благодарность к Алекс за то, что та старалась отвлечь ее от мыслей о случившемся в Уилларде. Иззи спрятала голову в плечи, пытаясь укрыться от дождя, и побежала по мощеной дорожке, лавируя между лужами. Она вспомнила, как Итан стоял на обочине, когда они вчера вечером высадили его из машины. Он наклонился к ней через открытое окно, и она отпрянула, вообразив, будто он хочет ее поцеловать. Но он всего лишь попрощался, и она залилась краской от смущения. Он в сотый раз спросил, как она себя чувствует, и предложил оставить свою кофту до понедельника. Но она отказалась. События развивались слишком быстро. Иззи не хотела, чтобы он подумал, будто она с радостью согласится с ним встречаться лишь потому, что он бросил Шэннон. Она сомневалась, что когда-нибудь этого захочет. Разве ему можно доверять? Ведь он знал о подлых выходках Шэннон и не помешал ей. И все же она оставила себе значок рок-группы, который нашла в кармане его кофты, и сейчас поглаживала его пальцем, собираясь с духом, чтобы открыть дверь на кухню.

По воскресеньям Гарри готовил на завтрак оладьи, и они втроем сидели за столом до полудня в пижамах, читая комиксы и разгадывая кроссворды. Это был ее любимый день недели. Они болтали и смеялись, а потом Пег и Гарри помогали ей делать уроки. В такие минуты ей и вправду казалось, что это ее родной дом.

Она подумала о поджаристом беконе и пышных оладьях из пахты, политых густым кленовым сиропом, и в животе заурчало от голода. Но когда она вошла на кухню, Пег и Гарри были уже одеты и сидели за столом с кружками кофе. Между полотняными салфетками лежала аккуратно сложенная газета. Пег, вздрогнув, подняла на нее глаза и сурово поджала губы. Гарри повернулся на стуле и серьезно посмотрел на Иззи. У нее упало сердце. Похоже, они как-то узнали о вечеринке на пляже. Она соврала им, что будет ночевать у Алекс. Сейчас они скажут, что решили с ней попрощаться. Ну что ж, этого стоило ожидать. Иззи сняла с плеча сумку и села. Она ждала приговора, боясь вздохнуть и разглядывая фотографию президента Клинтона и Моники Левински на первой полосе газеты.

— Ну как, хорошо провела время? — выдавив улыбку, спросила Пег.

— Нормально, — ответила Иззи. Может, они ее проверяют? Она решила рассказать все начистоту. — Но я…

— Мы должны тебе кое-что сказать, — перебил ее Гарри.

Он поправил очки и вытер ладони о брюки. Пег заерзала на стуле и крепко сжала кружку с кофе.

— Начнем с хорошей новости, — произнесла она дрожащим голосом и кашлянула.

Иззи недоуменно смотрела на нее: что можно сказать, чтобы смягчить удар? В горле разрастался горячий ком — еще чуть-чуть, и она не сможет дышать.

— Мне удалось отыскать медсестру, которая работала в Уилларде. Возможно, она помнит Клару. Если хочешь, мы можем к ней съездить.

Иззи кивнула. Сердце забилось чаще.

— Ты думаешь, она знает, что случилось с Кларой? — с трудом выдавила она. — Или с ее дочерью?

— Не уверена, — покачала головой Пег. — Надо ее спросить. Если она не в курсе, мы постараемся вместе это выяснить. Обещаю.

Вместе! Иззи чуть не расплакалась. Пег сказала, что они постараются вместе это выяснить. Значит, они ее не выгонят. Она набрала в грудь воздуха и с облегчением выдохнула. Но потом Гарри неуверенно взглянул на Пег.

— Это еще не все, — сказал он, сдвинув брови. — Твоя мать…

Иззи замерла. Гарри и Пег избегали разговоров о ее матери. Что собирается сказать Гарри? Явно ничего хорошего. Скорее, что-то очень плохое — по лицу видно.

— Что с ней? — спросила Иззи. Желудок словно завязывался в узлы.

Пег ласково дотронулась до нее. Иззи показалось, что в голове что-то заворочалось, словно мозг сжался, готовясь услышать шокирующую новость.

— Вчера ночью у нее случился удар, — сказал Гарри. — Она была в своей палате, и до утра никто не знал, что случилось.

Иззи проглотила слюну.

— Мне жаль, — со слезами на глазах сказала Пег. — Она в коме. Врачи сомневаются, что она выкарабкается.

Иззи потрясенно смотрела на Пег, не зная, что сказать. Язык налился свинцом, бесполезные тяжелые губы не слушались. Пег погладила ее по руке, нежно коснувшись разодранных костяшек. Она опустила глаза и ахнула.

— Что случилось? — воскликнула она.

Иззи отдернула руку и спрятала ее на коленях, сжав кулак.

— Ничего, — ответила она, — упала, когда каталась на роликах. — Удивительно, как легко она соврала. Что изменилось со вчерашнего дня?

Она взяла сумку, встала и придвинула стул к столу.

— Как ты? — обеспокоенно спросил Гарри. — Хочешь знать, что говорят врачи?

Иззи затрясла головой. Она словно онемела.

— Нет… не сейчас, — выдавила она.

— Мы можем отвезти тебя к ней завтра после школы, — предложила Пег. — Если хочешь…

Иззи вцепилась в спинку стула. «Какой в этом смысл?» — подумала она.

— Я правда устала, — сказала она. — Если вы не против, я пойду в душ, а потом немного вздремну.

— Может, сначала поешь? — предложила Пег.

— Я испеку оладьи, если ты голодна, — подхватил Гарри.

Иззи покачала головой и вышла из кухни. Ноги подгибались, будто резиновые. Дойдя до середины лестницы, она остановилась и схватилась за перила. Сердце громко ухнуло в груди. Она побрела наверх. На последней ступеньке коридор качнулся у нее перед глазами. Она вцепилась в стойку, чтобы не упасть. Постояв минуту, Иззи поковыляла в свою комнату, уронила сумку на пол и бросилась в уборную.

Она едва успела поднять крышку унитаза — ее вырвало хлопьями, которые она съела на завтрак. Рвотные позывы были такими мучительными, что ей казалось, будто пищевод вот-вот выскочит из нее и кровавым червяком скользнет на дно унитаза. Наконец она перевела дух. Иззи долго отплевывалась, потом вытерла рот и выпрямилась. На раковине стояла открытая банка с колой. Она выпила выдохшуюся газировку, надеясь, что карамельный вкус поможет избавиться от кислого запаха рвоты.

Головокружение так и не прошло. Она поплелась в свою комнату и рухнула на кровать. Лежа на боку, Иззи прижала к себе подушку. Она крепко зажмурилась, чтобы остановить слезы, но без толку. За десять лет она ни разу не навестила мать в тюрьме. Она боялась. Боялась того, что мать скажет или сделает что-то не так, как все сумасшедшие, или не узнает ее, Иззи. Теперь она горько сожалела об этом. В глубине души она всегда надеялась, что в один прекрасный день ее мать вылечат или признают невиновной. А может, произойдет чудо и вдруг выяснится, что убийство отца — это какое-то недоразумение. Например, что его застрелил грабитель, а мать Иззи, став свидетельницей трагической гибели мужа, временно потеряла рассудок. Когда правда выйдет наружу, ее выпустят из тюрьмы, и они снова будут жить вместе. За эти годы она представляла подобное тысячи раз, но всегда прогоняла эти мысли, понимая, что это всего лишь фантазии несчастной маленькой девочки. Ну а теперь все. Ничего этого точно не будет. Вскоре она осиротеет. Шансы на то, что они воссоединятся с матерью, были ничтожно малы. А теперь их и вовсе не осталось.

Иззи, содрогаясь от рыданий, закусила подушку. Она не ожидала, что так расклеится. Она привыкла быть гордой и невозмутимой и сама поверила в свою неуязвимость. Но защитные стены рухнули. Конечно, она знала, что когда-нибудь это произойдет. Но не так быстро, не сейчас, не так! Она моргнула, прогоняя слезы, подняла глаза и посмотрела на шкаф. Там, в плотном конверте, за ее носками и нижним бельем, лежали мамины открытки и письма.

Иззи села и вытерла глаза. Сердце громко стучало в груди. Если она прочитает ее письма, ей станет лучше. Или хуже. Конверты в чемодане Клары… Если бы их отправили, если бы Бруно их прочитал, ее жизнь сложилась бы иначе. Может, ему удалось бы забрать ее из лечебницы Лонг-Айленд, прежде чем ее отвезли в Уиллард. Может, они бы поженились, родили детей и жили счастливо до самой смерти.

А если бы она прочитала раньше, что писала ей мать? Вдруг ее жизнь сложилась бы по-другому? Она так долго искала ответы на свои вопросы. А если они всегда были здесь, рядом? Ее снова затошнило. Не важно, что написано в письмах. Все равно уже слишком поздно, ничего не изменишь. Но она должна знать правду. Может быть, эти письма написала женщина, которой была когда-то ее мать, — любящая и ласковая. Или же, прочитав их, Иззи поверит раз и навсегда, что она безумна.

Девушка встала, вытащила письма из верхнего ящика, села на кровать, скрестив ноги, и положила увесистую папку перед собой на одеяло. Она щелкнула металлической застежкой, открыла клапан и высыпала письма и открытки. Расползающаяся стопка разноцветных конвертов, больших и маленьких, напомнила ей о том, как она с одноклассниками писала записки на День святого Валентина. Ей всегда было интересно, сколько карточек получили другие дети: больше, чем она, или меньше? Она с любопытством смотрела на подпись: что там, просто имя или еще и большие буквы «ЛДН» — «Лучшие друзья навеки», а может, хотя бы «ЛД» — «Лучшие друзья»?

Иззи переворачивала конверты и, глядя на штемпель, раскладывала их в хронологическом порядке. Она решила, что будет читать письма по годам, начиная с тех, что были отправлены в первые месяцы после того, как маму посадили в тюрьму. Сначала она писала раз в месяц. Затем письма стали приходить три-четыре раза в год. Помимо обычных писем мама присылала ей поздравления на день рождения и Рождество. Обратный адрес всегда был один и тот же: тюрьма Бедфорд.

Иззи сделала глубокий вдох, взяла первое письмо, полученное в июле 1986 года, спустя месяц после отправки матери в тюрьму, и надорвала конверт. Сейчас или никогда! Она прижала пальцы к дрожащим губам и прочитала:

Слезы обжигали глаза. «Тысячу миллионов раз…» Она говорила так каждый вечер, когда укладывала ее спать, подтыкала одеяло, а потом тихо выходила в коридор. Надо же, а она совсем забыла. Иззи открыла следующий конверт. Это было поздравление с днем рождения.

На открытке было напечатано: «Милая девочка, поздравляю с восьмым днем рождения!» Внутри мама написала: «Скучаю по тебе и целую тысячу миллионов раз!» «Интересно, где заключенные покупают открытки?» — мимоходом подумала Иззи. Следующее письмо было похоже на предыдущее: мама обращалась к восьмилетней девочке, жизнь которой пошла наперекосяк. Она снова просила прощения и уговаривала ее приехать в тюрьму. Наконец мама перестала умолять ее о свидании и просто писала все, что хотела сказать при встрече единственной дочери, давала важные советы. Иззи, затаив дыхание, искала то самое предложение, тот самый абзац, который станет доказательством душевной болезни матери. Но она ничего так и не нашла. Странно только, что мама никогда не упоминала об отце, словно его не существовало.

В груди рассыпались холодные осколки сожаления. Может, она зря так поступила? Напрасно боялась все эти годы? Судя по письмам, ее мать была совершенно нормальной. Когда Иззи их читала, ее терзало чувство, будто она снова прощается с матерью. В то же время она была так же далека от разгадки причины трагедии, как в детстве.

К трем часам дня Иззи прочитала примерно сорок писем. Пег несколько раз поднималась наверх, деликатно стучала в дверь и спрашивала, как она себя чувствует и не принести ли ей чего-нибудь поесть или попить. Иззи благодарила Пег, но отказывалась и добавляла, что хочет побыть одна. Если честно, она не могла бы проглотить ни кусочка, даже если бы захотела. Во рту стоял кислый вкус, словно она съела какую-то гадость.

Спустя еще час буквы начали расплываться перед глазами. Ее стало клонить в сон. Она нашла сложенное письмо в открытке, — которую получила, когда ей исполнилось тринадцать лет. Из-за заломов его было трудно читать. Она решила, что прочитает его напоследок, а потом примет душ и ляжет спать. Она скользнула по нему взглядом и вдруг, перестав дышать, одним махом села в кровати. Иззи перечитала написанное:

Иззи уронила письмо и зажала рот рукой, чтобы оттуда не хлынула кислая рвота. Нет, не может быть! Это был дурной сон! Как можно сказать тринадцатилетней дочери в день рождения, что ее растлевал отец? Зачем она врет? Выходит, мама действительно сошла с ума? Ее отец никогда бы такого не сделал! Иззи свернулась калачиком. Ее трясло, как в лихорадке. Заливаясь слезами, она уставилась на обои: пульсирующие алые лепестки розы были похожи на ее несчастное, истекающее кровью сердце.

Вдруг ею снова овладело кошмарное видение. Демон положил потную ладонь ей между ножек, прижав ее тяжелой рукой. Он приподнялся и оскалил зубы. Его черты исказила странная гримаса отвращения и исступленно-острого удовольствия. Вдруг маска превратилась в человеческое лицо. Иззи узнала демона. Это был отец.

Она вскочила с кровати, побежала в туалет и встала на колени перед унитазом. Ее рвало так долго, что заболели грудь и живот. Наконец она отдышалась и, прислонившись к ванне, прижала к глазам ладони. Вдруг сердце пронзил электрический заряд, по коже побежали мурашки, и ее охватил приступ паники. Ноги и руки дрожали мелкой дрожью. Она старалась дышать медленно и глубоко. При мысли о том, что все, во что она верила, оказалось ложью, у нее закружилась голова. Но ведь она сама придумала эту ложь!

Ее мать отдала свою жизнь и свободу ради того, чтобы защитить ее. Все эти годы Иззи думала, что мать — психопатка, а любящий отец заплатил за ее болезнь непомерно высокую цену. Столько лет потеряно, и все потому, что ей не хватило духу выслушать, что расскажет о произошедшей трагедии ее мать!

Вдруг что-то щелкнуло у нее в голове, словно деталь гигантского пазла встала на свое место. Теперь все ясно! Мама всегда страшно за нее боялась. Если вдруг что-то шло не так, если ей вдруг казалось, что Иззи в опасности, у нее начиналась паника. Однажды в продуктовом магазине, пока мама выбирала дыни, Иззи отошла от тележки всего на несколько футов, повернув за угол торгового ряда, к игрушкам. Но мама этого не видела. Она стала так громко кричать, что управляющий магазина прибежал к ней сломя голову. Иззи поспешила обратно и коснулась маминого локтя, в ужасе глядя на нее: она испугалась, что мать сошла с ума. А та упала на колени и зарыдала, умоляя Иззи больше никогда, никогда от нее не отходить.

Когда она увидела, что муж домогается маленькой дочери, у нее помутился рассудок. Впрочем, какая мать смирилась бы с этим? Конечно, другие позвонили бы в полицию, а не стреляли бы в голову из охотничьей винтовки. Ну что ж, теперь понятно, что произошло.

Мать Иззи писала, что, убив ее отца, она поступила неправильно, но в ту минуту она словно обезумела. Она понимала, за что ее наказывают, и считала наказание справедливым. Адвокат не мог просить суд проявить снисходительность, потому что у него не было доказательств вины отца Иззи. Мать возражала против медицинского осмотра дочери. Она предпочла пожертвовать своей свободой, потому что надеялась, что ее выпустят досрочно и они снова будут жить вместе.

Иззи кусала губы. Все эти годы она могла узнать правду, стоило лишь открыть конверт и прочитать письмо. Вот же, все написано черным по белому! А теперь ее мать в коме! Она никогда не сможет сказать ей, что все поняла. Никогда не сможет извиниться за то, что не пришла ее навестить!

Иззи подумала о Шэннон, чья мать притворялась, будто не замечает, что творит отец. Как она живет с ней, видит каждый день, зная о том, что та не захотела ее защитить? Что может быть хуже? Какой бы Шэннон ни была стервой, Иззи стало ее жаль. Если бы ее мать попыталась остановить отца, жизнь Шэннон сложилась бы по-другому. Как ее мать смотрит ей в глаза? Сможет ли Шэннон когда-нибудь простить свою мать?

Иззи закрыла лицо руками. А ее мать все эти годы мучилась в одиночестве, терзаясь мыслью о том, что дочь никогда ее не простит, что она ее больше не любит. Но она как-то читала, будто люди в коме слышат, что говорят им родные и близкие. Ее мать подключили к аппаратам жизнеобеспечения, она еще жива! Они все-таки смогут увидеться, смогут попрощаться! Надо попросить Пег, чтобы она завтра же отвезла ее в Бедфорд. Она будет молиться о том, чтобы мама услышала, как она просит у нее прощения.

Ноги дрожали, но Иззи, собравшись с силами, встала и стала медленно раздеваться. Колени, локти, ступни были покрыты синяками и ссадинами оттого, что она колотила по стенкам камеры морга. Еще и голова разболелась. Она забралась в пустую ванну. Твердый фаянс холодил кожу, как могильный камень. Она с трудом вставила пробку и включила горячую воду. Руки дрожали, как у древней старухи. Ванна стала наполняться, а она в ступоре уставилась в черную дыру слива, не думая и не чувствуя ничего, кроме холода. Но по мере того как набиралась теплая вода, она начала ощущать крадущееся вверх по телу тепло. Иззи взглянула на тонкие шрамы на руках. Может, она резала себя, чтобы прогнать воспоминания о том, что сделал отец? Иззи завернула кран и легла в облачко пены. Она почти не двигалась, слушая мерный стук тяжелых капель. Он отдавался у нее в голове, словно подводные часы.

Прошло несколько минут. Она провела руками по телу, коснувшись груди и кудрявых волос на лобке. Сколько раз она думала о сексе, представляла, как мужчина будет целовать ее голую грудь и теплую кожу, коснется нежных потайных мест… Сколько раз она фантазировала, как они с Итаном занимаются любовью… О, много, много раз! Хорошо, что она не помнит, что именно делал с ней отец. Но ведь этого никто точно не знает! Ей снова стало мерзко и тошно. Она потерла мылом внизу живота, потом встала под душ, подставив шею и плечи под горячую воду. Наконец она выключила душ и выпустила воду из ванны. Иззи вытерлась полотенцем, надела чистую пижаму и, вернувшись в спальню, спряталась под одеяло.

«Что бы ни случилось в прошлом, я буду счастлива, — пообещала она себе. — Тогда я была совсем другой. Я не собираюсь до конца жизни расплачиваться за грехи отца. Не хочу и не буду».