Что тебя ожидает после смерти

XIV. «Прославленное тело»

То, чем является природа этого организма, мы знаем по евангельским рассказам, которые нам показывают воскресшего Христа, являющегося своим, и по выводам, которые св. Павел из этого делает. Именно Сам, восстав из мертвых, Христос «явил жизнь и бессмертие» (2 Тим 1:10). Тем не менее, применяя к нам то, что Писание утверждает о Нём, мы не можем абстрагироваться от двух важных соображений. Прежде всего, Его тело было телом воплощенного Глагола, истинного Адама: где находился Иисус, там находился Эдем, и, вместе с Эдемом, по крайней мере потенциально, способности первого человека до Падения. Вечный Сын, даже в Его кенозисе, мог сделать здесь в этом мире со своим телом, то, чего мы не могли бы сделать с нашим. С другой стороны, от Пасхи до Вознесения, его ученики не видели Его тела в его состоянии окончательной славы, но только в начальной стадии Его возвращения к Отцу.

Но, если мы примем в расчет эту двойную оговорку, мы найдем в последних главах Евангелий обширную жатву доктринальных элементов относительно нашего собственного будущего. Увиденное, услышанное, чувствовавшееся, ощупанное, Его тело не долго казалось "духом" (Лк 24:37): если "плоть и кровь" означает в Новом Завете человеческую природу после Падения (Мф 16:17; Ин 1:13; Гал 1:16; Eф 6:12; Евр 2:14), то как можно полагать, что для Господа, драгоценная Кровь, излитая на Кресте, не текла больше в жилах — если у Него была еще эта потребность! — Его славного "тела"? Этот организм радикально новой жизни, впредь, с момента Воскресения, приспособленный к условиям существования, которые должен нам всем принести olam habba, «грядущий мир», он, этот организм из «плоти и костей» (Лк 24:39). Конечно, он еще обладает, вместе с материальной вселенной нашего опыта такими связями, что ученики могли «есть и пить» с Учителем «после того, как Он воскрес из мертвых» (Деян 10:41; см. Лк 24:42–43). Это было, несомненно, то же тело, которое родила Дева, этот организм, рожденный в Вифлееме, выросший в Назарете, казнённый на Кресте. Иисус, чтобы это доказать, показывает Свои руки, Свои ноги, Свой раненый бок (Лк 24:40; Ин 20:20). Буквально, можно его осязать (Лк 24:39: psêlaphêsate; 1 Ин 1:1: epsêlaphêsan). Св. Игнатий Антиохийский сообщает этот аграф Господа: «Я – не дух без тела» (К Смирн., 3).

Более того: именно на эту опознаваемую преемственность между Его природным телом до Его смерти и Его славным телом после Его Воскресения, Спаситель ссылается чтобы показать Своим ученикам, находящимся во власти сомнения, что «это — действительно Он»; что Его Личность не изменилась, что они имеют дело с тем же Учителем — «Это Я сам, это действительно Я сам» (Лк 24:36–39) – как будто бы можно было поставить под сомнение Его личное тождество с момента, когда будет возможно отвергнуть Его телесное тождество.

Между тем, изменения, испытанные этим телом не менее очевидны, чем знаки преемственности. Те же самые, которые, уже давно Его хорошо знают, вновь постепенно привыкают к Нему, не всегда узнают Его, особеннона первый взгляд: для слуха как и для зрения часто Он является как незнакомец во время первого контакта, иногда даже после нескольких явлений. Похоже, что, даже объективно присутствующий, Он видим, и во всяком случае узнаваем лишь с точки зрения веры. Чтобы иметь об этом опытное знание, нужно как бы посвящение, как бы ученичество, духовная подготовка. Св. Марк (16:12) сообщает нам также, что Господь, по крайней мере однажды, явился «в ином образе». Даже, когда свои Его ожидали, созванные Им, как только Он явился, они «усомнились поверить» (Мф 28:17). Можно видеть, как Он вдыхает как вы и я окружающий воздух, пережёвывает и глотает пищу, которую Он потребовал (по снисхождению, а уже не по потребности), ходит, опуская ноги на почву. Но, видимо, воскресшее тело Иисуса Христа, хотя Он и подчиняется условиям земного существования, уже не является их рабом, может их избежать, и однако продолжать существовать в бытии. В комнату с закрытыми дверями Христос не входит, но «внезапно стал посреди них» (Ин 20:26); параллельно, он «становится внезапно невидим» (Лк 24:31). И Он один определяет своё тело, его "природный закон", вплоть до того, что Он может подняться в воздушное пространство (Деян 1:9).

Таковы указания, которые евангельские рассказы дают нам о том, что касается «тела воскресения» и в его связей с нашей физической организацией здесь в этом мире. Св. Павел пользуется притчей и затем обобщает, чтобы нас научить большему. Наше земное тело, говорит он, когда оно мертво — или, более точно, когда мы мертвы, а мы ими являемся до Воскресения, мы, кто являемся нормально, подлинно и собственно людьми лишь в качестве психосоматических составных существ — наше физическое тело, следовательно, по отношению тому телу, которое должно развить все его возможности, уже без какого‑либо негативного элемента после воскресения, является как бы голым семенем (gumnon kokkon) — без корня, ствола, листа, колоса — в отношении растения, которое родится из его разложения. Посмотрим этот текст (1 Кор 15: 35–50).

«Как воскреснут мертвые? С каким телом они придут?» — Сразу же отметим, что, для Апостола, формулировка очень проста: силою Христа, «Духа животворящего», противопоставленного «оживлённой душе», Адаму. И тело воскресших приспособлено к условиям, присущим жизни в Царстве. Кроме того, Апостол не говорит ни слова о судьбе, уготованной после окончательного Суда в этом отношении для отверженных. То, что его интересует, так это — "мертвые" в Hades'е, «усопшие в Господе»; то, что воскреснет, то, что поставлено на ноги, стоя, возвращённое к жизни, это ни душа, находящаяся в Schéôl'е, ни тело, которое тем более не есть человек, но этот последний, исполняющий, если я осмеливаюсь сказать, профессию, "состояние" умершего.

«Безрассудный!» восклицает Павел… Тот, кто ставит, действительно, вопрос стиха 35 остается нечувствительным по всей видимости к поистине универсальному закону: «Всё то, что ты сеешь, не оживёт, если оно прежде не умрёт». Это — то, что уже сказал Учитель: «Если пшеничное зерно, пав в землю, не умрёт, то останется одно; а если умрёт, то приносит много плода» (Ин 12:24). Будем осторожны: эта Павлова аналогия представляет собой только метафорическое развитие, мощно суггестивный символ, но не логический аргумент, который надо развивать буквально (дела обстоят так же, впрочем, с евангелическими притчами). На первый взгляд, семя, брошенное в землю, растворяется там: это — труп. Но, будем внимательны: оно содержит мельчайший зародыш, который, далеко от того, чтобы "умереть", развивается напротив вверх, чтобы стать стеблем, вниз, образуя корень. Можно ли довести до конца эту аналогию? Тело содержит ли также пребывающий зародыш, где укрывается его жизненность, после его разложения? Св. Фома склонялся к этому решению; также и Фарисеи, среди которых некоторые видели в "священной кости"[45], принадлежащей позвоночнику, и считающейся неразрушимой, ядро будущего тела в Olam habba (Трактат Sanhedrin, 91 A). Пусть об этом думают, что хотят…

«И то, что ты сеешь, это не тело будущее, но простое зерно, либо пшеничное, либо другое какое случится; но Бог даёт ему тело, как Он хочет, и каждому семени свойственное ему семя». То, что Crampon переводит как "простое зерно", gumnon kokkon, это — голое, первоначальное семя. Естественное Провидение, творческая сила порядка которого нам является под видом "законов", разовьёт, стимулирует, активизирует возможности этого зерна. Оно умирает и растворяется чтобы предоставить полную свободу ростку; оно позволяет даже быть "съеденным" им: росток, действительно, привлекает к себе и включает в себя — если идет речь о злаках — молекулы мучнистой оболочки, которая его обволакивает; волокна, которые становятся стволом и корнем увеличиваются и растут, впитывая в себя твёрдые и жидкие частицы, получаемые прямо из окружающей земли и атмосферы, до тех пор пока колос не выйдет из ствола, не разбухнет и не созреет. Этот процесс, который ведёт от мертвого и гниющего семени к живому растению, следует неизменно порядку, правилу, игре "законов", где выражается воля Бога. Таким образом зерно пшеницы будет давать всегда только колосья пшеницы, а не другой зерновой культуры. Иначе говоря, так как все молекулы тела периодически возобновляются, то то, что образует тождество тела, это не "сырьё (первичная материя)", из которого оно развивается, но нематериальная "форма", которая сохраняет ему его специфический аспект. Волк, который ест только овец в течение двадцати лет, уже давно прекратил иметь в себе хоть малейшую молекулу волка. Он, что касается материи, наиболее овечий из животных овечьей породы. Что заставляет его оставаться волком?… В 1913, Эжен Леви, ученик Dastre, в Биологической проблеме, первом томе Евангелия Разума, пришёл также, путем чисто экспериментальным и в результате лабораторных работ, к понятию "субстанциональной формы".

Кажется, следовательно, что семя разложилось вплоть до того, что стало невозможным надеяться на всякое его возвращение к жизни. Но Богу угодно жизненность, которая там находилась изначально, "перевоплотить", не произвольно, но операцией неизменяемого закона, который соединяет росток с растением. Почему зерно пшеницы производит всегда только пшеницу, и зерно ячменя только ячмень, наука не умеет это объяснять. Но тот же принцип, констатированный неопровержимо, позволяет понять почему и как человек обретает, после воскресения, «его собственное тело» (1 Кор 15:38), не потому, что материальные молекулы были в нём тогда те же, что в течение его земной жизни — тогда как они не прекращали возвращаться в космический circulus (круговорот) или оттуда приходить — и также не потому, что внешняя форма была бы, по крайней мере grosso modo (в общих чертах, приблизительно), той же в этом мире и в «грядущем веке» — т. к. это соответствие было бы только вторичным и неизбежным следствием — но потому что тело воскрешенного человека будет единственным, которое смогло бы происходить из этого комплекса связей, из механизмов и способностей, который он называет здесь в этой жизни своим телом, и из того, как он его использовал на земле. В этом отношении есть правда в некоторых размышлениях E. Le Roy, когда, в Догме и Критике, он видит в физическом организме прежде всего совокупность привычек и механизмов, поведение, присущее такому‑то данному человеку, стаз действия, в материальном "плане".

Только тело, которое должно нас облечь в воскресении отличается от нашего настоящего организма намного больше, чем растение от семени. Не только оно его намного превосходит в отношении красоты, крепости или, как говорит Апостол, "славы" и "силы", но, «посеянное в тлении, оно воскресает в нетлении», возрожденным, оживляемым этим "нетленным семенем, которым является живое и пребыващее вовек Слово Божие» (1 Петра 1:23). Не будем больше бояться в отношении него ветхости, упадка и смерти. Человек, но тотальный, полный, цельный и следовательно реальный и подлинный, достигает на этот раз настоящего бессмертия. Если резюмировать в нескольких словах весь контраст, то «сеется тело одушевлённое», организм, наделённый жизненностью, «воскресает тело духовное» (1 Кор 15:44). Таково фундаментальное различие. Мы живем на земле «во плоти», в раю — «в духе». Итак, Воскресение нам возвращает симбиоз плоти и духа, но на этот раз как совершенный союз: душа, изучив все то, чему её мог научить мир чистой духовности, состояние развоплощения, повторно оживляет теперь, когда она не отделена больше от Христа животворящего, тело, которое не может, с тех пор, ни быть ей препятствием, ни положить границы её силе, но которое, без усилия и без труда выполняет все то, что она ему приказывает. Для тех, кто еще будут живыми во время Парусии, Св. Павел открывает, что они подвергнутся тому же преображению без прохождения через смерть.

Апостол называет "природным (душевным — синод.) телом" или буквальнее «одушевлённым телом» — "душевным", тело, наделённое жизненносью, принадлежащее к биологическому "плану" — этот организм, такой, который после Падения и впрочем вместе с душой, носил очевидные знаки нашего наследственного упадка: болезнь, смерть и тление. Со времени первой Ошибки, действительно, «каждый из нас, одновременно с тем, что он родился, прекратил между тем быть; мы не показываем никакого следа прямоты», жизни сверхъестественной божественной, связанной с Бытием; «по нашему (врожденному) нечестию, мы отсечены», отрезаны от Источника всякой жизни (Премудрость Соломона 5:13). Св. Павел называет, напротив, "духовным телом" органическую структуру, которая должна нам служить для жизни в мире, который до настоящего времени является естественным местопребыванием Ангелов. Условия существования не преминут, как мы это увидим дальше, быть там очень отличными от того, чем они являются в этом мире, червивом со времени Падения. Наш нынешний комплекс веществ и органов, полностью сделанный здесь в этом мире для знания и действия, проходящего в любом случае через чувства, так как этот мир окрывается для нас лишь путём образов (и соответствующих абстракций) — до такой степени, что он для Carlyle, в Sartor Resartus, является «ничем иным, как одеждой» — этот деликатный механизм будет ли он еще необходим в «грядущем веке»? Тело, подходящее для небесной жизни, не будет ли оно, намного больше чем наша нынешняя оболочка, одухотворенным в его сущности и освобожденным от законов, управляющих становлением материальных элементов? Без сомнения более грубые винтики, сделанные для того, чтобы поддерживать здесь в этом мире жизнь и деятельность человека в качестве "животного", мы их потеряем, или мы обнаружим их эквиваленты, приспособленные к нашим функциям, которые сами будут одухотворены. Что касается механизмов, которые, на земле, служат чтобы отелеснять, проявлять и фиксировать в рамках пространства и времени нашу жизнь и наше действие чисто духовные — органы и способности, благодаря которым дух сообщается с миром духов — нельзя ли ожидать их стимуляции, их сублимации, чтобы царило совершенное согласие между обновлённой душой, отныне "небесной", как говорит Апостол, и телом, также "небесным" и обновлённым? Эти тела, объекты нового творения — и renovabis faciem terrae (обновиши лице земли) — будут соответствовать их модели, то есть будут по "подобию" воплощенного Бога. Так как человек, сохранив образ Божий, потерял его подобие, и так как Сам Бог воспринял тело, чтобы восстановить шаг за шагом это подобие, не могли бы мы заключить, что "духовное" тело прославленных Святых будет образом славного тела, в котором Христос живёт навсегда на небесах чтобы ходайствовать за нас? Так же, как в силу Падения мы носим в себе подобие земного Адама, так, с этого Воскресения Иисуса Христа, которое даёт первый звонок всеобщему Восстановлению, мы будем нести в себе подобие небесному Адаму (1 Кор 15:1.9). Поэтому «мы ожидаем, чтобы с небес пришёл Господь Иисус Христос как Спаситель» — так как Он должен «искупить также наше тело» (Рим 8:23) — так как «Он преобразит тело нашего (первоначального) уничижения, сделав его подобным Его славному телу» (Фил 3:21).

Хотя «все люди должны воскреснуть в своём теле», воскресение, о котором мы здесь говорим, обещано только верным. Это особенная привилегия людей, которые питаются Иисусом Христом через приятие Его тела: Он заставит их появиться из земли в последний день (Ин 6:54). Таково это «воскресение из мертвых» (exanastasis hê ek nekrôn, Фил 3:11; Chasles переводит: вне–воскресение из мертвых), которого Святые алчут таким голодом, который ничто не может утолить здесь на земле; разделяя Его страдания, сообразуясь Христу в Его смерти, они стараются достигнуть его. Они будут иметь таким образом, опытно, сладостное познание о «том, что может Воскресение Христа». (Фил, 3:10). Это воскресение касается следовательно только «усопших в Господе». И не надо смешивать, у Апостола, это «вне–воскресение из мертвых», которое выводит верных из их умершего условия (существования), с «воскресением мертвых», где те предстают пред Богом, будучи таковыми.

"Злые люди", действительно, хотя они должны выйти также из чисто духовного состояния, останутся среди мертвых. Именно как мертвые, так сказать, и чтобы оставаться мертвыми, они воскреснут. Эта "жизнь", которую приносит Христос, совсем не для них. Если они остаются в бытии, то это — противо–бытие, эквивалентное «вечной погибели далеко от Лица Господа и от славы Его могущества», животворящего и воскрешающего (2 Фес 1:9). Тела, которые они получат, будут соответствовать их духовному и моральному условию, и его выразят; они не смогут, следовательно, способствовать тому, чтобы сообщить им свободу, полноту жизни, но напротив проявят их внутренний упадок, противоречивость, анархию и застывшую ветхость, из которых они сделали их закон, их энтелехию. Это будет образно говоря реанимация трупов, как трупов. С другой стороны, если мы присоединимся в самой буквальной интерпретации довольно темного текста, кажется, что некоторые люди, чересчур продвинувшиеся по пути естественного тления, чтобы мочь даже согласиться на «воскресение осуждения» (Ин 5:29), смогли бы видеть себя назначенными к компромиссу: они продолжили бы вести бесплотное существование, отделенное от людей, но не абсолютно отрезанное от Бога (1 Петра 4:6). Действительно, «было благовествуемо мертвым вот для чего: для того, что в том, что касается их плоти» — их тела, которое они должны были бы восстановить в Воскресении — «они подверглись бы суду по человеку», как действовали бы люди, «но что, в том, что касается духа, они жили по Богу»… Возможно это — концепция близкая к тому, что желал выразить Господь наш, когда Он говорил отех, которые не вошли бы "целыми" в " Жизнь " «грядущего века», но «увечными, хромыми или одноглазыми» (Мк 9:42). Во всяком случае, сама внешность воскресших откроет что‑то из их прошлой истории.

Эта последняя ново–заветная концепция «спиритуализировала» некоторые понятия, распространённые у Евреев, современных Спасителю. Для одних, чей тезис любопытно предвосхищает тезис некоторых современных спиритов (Sir Oliver Lodge, например, в Raymond), мы должны воскреснуть, нося те же одежды, как здесь в этой жизни во время нашей смерти (Kethubhôth, 35A); другие, напротив, это отрицали. Явление Самуила Саулу внушало другим убеждение, что воскресшие имели бы точно тот же вид, как в течение их земной жизни, в том числе увечья, паралич, слепоту или глухоту (см. 1 Царств 28:14). Мотив: если Бог их вылечил между смертью и воскресением, то можно было бы сомневаться, что эти были те же люди (Midrasch на Бытие, Bereschîth Rabba, 95). В итоге, Евреи верили в то, что Le Roy, в Догме и критике, называет «реанимация трупа», тогда как Бог не будит мертвых, но, говорит Апостол, их "изменяет". «Грядущий мир» не воспроизведет нынешний «образ мира, который преходит»: почему заставлять его "преходить", чтобы затем вывести его таким, какой он есть, из небытия? Есть, говорит Новый Завет, "новое бытие", восстановление и обновление. Что касается тела, в которое мы облечемся, оно будет подобно телу небожителей, Ангелов. Когда действительно св. Павел противопоставляет «земные тела» "небесным", речь у него не о звездах: эта концепция абсолютно неизвестна еврейским и греческим авторам Нового Завета. В 1 Кор 15:40, sôma обозначает именно организмы, служащие чтобы проявлять духи. Только лишь в стихе 41 Апостол начинает говорить о звездах. Итак, «в Воскресении… люди — Ангелы Божии на небе», они яв ляются «ангельскими»: isaggeloï=равноангельны, как Церковь "православная" называет Константина Великого isapostolos=равноапостольным: почти–апостол (Мф 22: 30; Мк 12:25; Лк 20:36). Понятно, что почти для всех Отцов Ангелы обладают также «небесным жилищем», аналогичным жилищу людей после Воскресения.

Если следовательно наше поведение должно быть в Olam habba поведением небесных воинств, то из этого следует, что наши средства выражения будут способны с этим согласоваться. Всё "земное": грех, тление и их последствия исчезает; то, что у нас есть уже инхоативно (начинательно) вечного продолжает существовать. И «сила Божия», как говорит Иисус Саддукеям, преобразует земное в небесное, уничижение в славное великолепие. Таково будет завершение всех вещей этим Всемогуществом, которое подчинит Себе творение, когда его победа поглотит смерть. И вот достоинство человека, в силу Искупления обещанного и начатого с Падения: он может согласиться на это обновление, на это завершение. Он на это способен, он в состоянии к этому приспособиться. Что касается «силы Божией», то она состоит в том, что Он нас "со–оживил" со Христом, так что отныне в этой жизни слабости и искушения, Церковь получает, через Крещение в Иисусе Христе, умершем и воскресшем, зачаток Воскресения, позже питаемый, укрепляемый, развиваемый верой, укрепляемый, стимулируемый, мощно "удобряемый" — это — язык Псалмов! — жизненным причастием Тела и Крови Христа в Евхаристии. Конечно, Христос, через Его собственное Воскресение дарует всем людям переход из «состояния смерти» к истинной Жизни. Но Крещение, через симбиоз, который оно нам сообщает с двумя природами Спасителя — различными, но жизненно, нерасторжимо соединенными — даёт возможность появиться в нас "зерну", ростку славного тела. И получение Святых Тайн способствует вызреванию в нас, невидимо, этого организма, который должен проявить однажды нашу сверх–жизнь воскресших. Несомненно, эта концепция отнюдь не встречается у св Павла, но, начиная с Иустина Мученика и св. Иринея, она приобрела право гражданства в христианской мысли. Церковь Востока дала ей уже в течении восемнадцати веков самые определённые разработки. Можно признать за этой концепцией по меньшей мере высокое правдоподобие.

Что будет тогда с этими связями, которые, на земле, нам одновременно ценны и священны (Eф 3:15)? Ответим, что все то, что «исходит от Отца» (там же 3:14; Иак 1:17), является хорошим, следовательно предназначенным продолжаться в «будущем веке». Но то, что в этих отношениях является чисто земным, будет преобразовано вместе с телом. Мы узнаем друг друга не только благодаря интуитивным сходствам душ, но — так как здесь в этой жизни дух уже отпечатлевает свой знак на чертах, но несовершенно, так как он здесь не господствует над материей — благодаря на этот раз нашему организу, ставшему «излучением нашей славы», «отпечатком нашей сущности». Душа выскажется полностью через физический аспект: видеть тело будет значить видеть душу, без того чтобы ничто в ней не смогло остаться сокрытым. Следовательно тогда только мы узнаем, мы действительно обнаружим, в их глубокой реальности, наконец обнажённой, тех, кого мы знали на земле лишь очень смутно, как бы путем сбивающего с толку символа. Мы их увидим как бы лицом к лицу, мы их узнаем, как мы познаны. Всё, что у них было земного, исчезнет; всё, что у них было божественного, следовательно истинного, хорошего, реального и положительного, достигнет полной зрелости, достигнет этой совершенной адекватности сущности и формы, которая называется красотой.