Что тебя ожидает после смерти

V, Невозмутимость, присущая schéol'у

Мы видели, что, являясь результатом бесплотного состояния, невозмутимость свойственна как для "злых", так и для "добрых". Мы не перевозимые, сидящие в лодке Платона, не заключенные в их тюрьме. Психосоматический комплекс — более плотный, более жизненно сотканный. Edward Ingram Watkin, мирянин, обращенный из Англиканизма, пишет в The Catholic Centre (Нью–Йорк, 1945): «По всей видимости, научные исследования нашего времени обнаружили или сделали вероятными причины человеческого поведения, до настоящего времени неизвестные. Причины материальные и психологического порядка. Хотя можно найти некоторое преувеличение в психоаналитических теориях, и их немало, нельзя отвергнуть все результаты, приобретенные этой новой отраслью психологии. Подсознательные инстинкты, возможно животного, и разумеется иррационального и аморального характера, несомненно определяют, как было обнаружено, бОльшую часть нашего поведения, которое как считали до настоящего времени внушенным рациональными и моральными движущими силами; и эти движущие силы в реальности оказываются являющимися часто только рационализациями постфактум истинных мотивов. С другой стороны, такая чисто физическая причина, как секреции эндокринных желез (гормоны) играет важную роль в определении темперамента, и, следовательно, в выработке поведения, которое из этого следует. Когда специализированные врачи лечат подобающим образом соответствующие железы которые, можно из опыта значительно изменить не фундаментальную мораль пациента, радикальный и глубокий выбор его воли — единственный, который имеет значение для суда Божия — но важные моральные характеристики, вызванные темпераментом. Также, во многих случаях, где наши отцы видели в поведении индивида попросту свободную игру воли, ее хороший или плохой выбор, мы должны сегодня допустить, что действовали причины, делающие его поведение более или менее чуждым моральной сфере. В конце концов, Католики прежних времён не ощущали никакой трудности в том, чтобы допускать доктрину четырех жидкостей, согласно которой кровь, лимфа (флегма), жёлтая желчь и чёрная желчь определяли четыре главных типа темперамента и, следовательно, поведения, доктрина не менее материалистическая, что современная доктрина железистых секреций. Таким образом, факторы физические или психофизические могут ограничивать, изменять или искажать выражение природной воли… Поведение, вызванное причинами жизненными, физиологическими или психофизиологическими, темпераментом, инстинктами, железистыми секрециями, и т. д.. принадлежит поверхностной зоне поведения. Но именно из самых внутренних глубин души происходят фундаментальные решения морального порядка; и там господствуют идеальные факторы, разум, моральные принципы, идея и идеал. Поэтому любая подлинная реформа характера, и особенно действие благодати, которое начинается в этих центральных пучинах, где Бог пребывает тайно, идет изнутри кнаружи, затрагивая в самую последнюю очередь, как это заметил покойный P. Rickaby, темперамент и поведение в их поверхностных зонах, которые сами определяются факторами психологическими, психофизическими и жизненными. Поэтому человек мог бы действительно и искренне хотеть исполнить в его жизни волю Бога, в то время как внешнее поведение — темперамент холерический, нетерпеливый, мелочный, тщеславный — не кажется почти еще совсем этим затронутым. Эти дефекты были бы вылечены быстрее психоаналитическим лечением или лечением гормонов. Но как раз эти более поверхностные черты характера, эти самые внешние элементы поведения, вот то, что в социальных контактах, появляется и проявляется быстрее всего и легче всего. Кто не обладает и не принимает глубокой интуиции того, чем является религия, оценит моральную ценность человека согласно этим внешним чертам, которые его делают социально приятным или тягостным. Его наиболее внутренним состоянием не будут интересоваться. И тот, кто сам относится к религии только поверхностно, готовится обнаружить, вначале и главным образом, доказательства настоящей религии в этой периферийной зоне, где фактически она проявляется медленнее всего и менее всего. Итак, то, что имеет значение после смерти, это не "персонаж ", которого изобразили, на основании его темперамента, его инстинктов, всех этих материальных или полуматериальных факторов, которые смерть выметает, но истинный человек, скрытый под этой оболочкой» (стр. 90–93).

Мы посчитали важным привести эту цитату, несмотря на ее длину, потому что она говорит бесконечно лучше, что мы могли бы это сделать почему смерть нам приносит "покой". Тело, действительно, есть инструмент морального действия; или скорее, в то время как инструмент имеет только искусственные связи с рукой, которая его держит, даже очки — изменяя зрение — не являются егопрямыми органами, жизненно соединенныеми с чувством зрения, как глаза, тело, само абсолютно информированное душой, которая оказывает влияние на него, ей отвечает тем же. В человеческом составе нет ничего от платоновского дуализма. Католик может с полным правом почитать Пресвятое Сердце, пронзённые руки, прободённый бок и, говоря словами восхитительной протестантской песни Александра Vinet, «величественную главу своего Спасителя». Но как только душа "отделена" от тела, субстанциональная форма, лишённая "информации", человек, человек реальный, сложный и полный, подлинный человек, «человеческий состав», как говорит Аквинат, следовательно достиг, на свое счастье или на свое несчастье, этой "ночи", о которой Иисус говорит, что в ней «никто больше не может делать» (Ин 9:4). Каждый из нас получает от Бога свои «двенадцать часов» (там же, 11:9), в течение которых он может проявить себя здесь в этой жизни действием. Но теперь уже нет больше мозга, нет больше нервной системы, нет больше желез и гормонов, нет больше кровообращения, дыхания, нет больше, тем более, образов ("фантазмы" св. Фомы), ощущений, основанных на физических воздействиях, физиологического элемента в чувствах, умственного труда, такого который мог бы всё фильтровать и организовывать мозг. Время, как и пространство, ритм и меру материи, связанные с движением жизни и тел, как бесплотная душа могла бы это познать в Schéôl'е, как на земле? Если мы делаем различие между осознанием, регистацией внешнего данного чувствами и, через чувства, чувствительностью и пониманием — awareness (осознанием), Bewusstsein, gewaarwording — и сознанием сознания, отражаемым сознанием, этим «я знаю, что я знаю» — consciousness или self‑consciousness, на немецком языке Selbstbewusstsein, на голландском языке bewustzijn или zelfbewustijn — если второе (самосознание) находит во внутренних источниках Я, или более точно Личности, нечто, что не зависит от тела так, чтобы исчезнуть вместе с ним, то первое (осознание) может быть только разрушенным, когда исчезают двери и окна, которые физический организм открывал для него во внешний мир. Отделенная душа должна следовательно покоиться — "видеть сны", как говорит Гамлет — до нового рассвета, до ее жизненного, внутреннего собрания в теле. Следовательно спала горячка, волнение этого существования. Когда мы видим, насколько соматические изменения изменяют содержание нашего знания, мы можем спросить себя о том, что последует из полной отмены для человека любого материального medium'а. Человек слепой, глухонемой, лишенный осязания и вкуса — это — предельный случай вполне представимый — как "испытывал бы" он мир, и как он представлял бы себе его и постигал? Давайте предположим, например, что наши глаза будут реагировать на другие вибрационные ритмы, чем сейчас, что вместо того, чтобы регистрировать цвета спектра, они были бы способны регистрировать только рентгеновские лучи (возможно также: ссылаются на рыб в этом случае; у других живых якобы только два измерения). Чем был бы тогда для нас человек, сидящий на стуле? Скелетом, присевшим на корточки, но устойчивым, в пустоте. Чем была ли бы телеграфная линия? Тонким туннелем, прорытым в непроницаемой и крепкой массе… Но что это было бы, если бы мы должны были знать мир без какого‑то вмешательства тела?

Так как организм, если он нам служит, чтобы сообщать миру наши собственные воздействия, также передает нам впечатления, которые из него приходят. Эти впечатления следовательно не больше доходят до души — по крайней мере как здесь в этой жизни — чем воздействия из неё исходят. Усопшие "покоются". Они, во время всей промежуточной стадии «отделенных душ», отгорожены от этой суматохи, которая никогда не прекращается здесь в этой жизни, от удовольствий и чувственных неприятности, от страданий и удовлетворений, передаваемых чувствами, следовательно от чувственного элемента, который окрашивает и изменяет наши ощущения и чувства, от возбуждений, от жадности, от сомнения, от заботы, от всего того, что могло бы здесь в этой жизни заинтересовать или возбудить «человеческий состав», психосоматический комплекс. Все это, что нас "отвлекало"(в паскалевском смысле), что нас отклоняло от существенных реальностей, нас расстраивало и нас опьяняло, сеяло в нас смущение, всё это в Schéôl'е исчезло. Откуда бы к нам пришли новые искушения? Без сомнения, мы не можем больше забыть самих себя, убежать от нас самих новой деятельностью ad extra; но ничто не может больше, из этого мира внешнего, этой материальной вселенной нас захватить и нас взволновать. Это абсолютное спокойствие, эта полная неподвижность смерти, вот то, что нас делает неспособными представить себе жизнь в Hadês'е, либо счастливую, либо наказыващую, либо очищающую иначе, чем путем символов и намеков. Чисто духовная жизнь, как хотели бы, чтобы мы смогли составить себе о ней конкретное представление? Все, что нам возможно честно об этом сказать, это то, что все условия существования психосоматического, чувственного и относительно полного могут в Schéôl'е только быть напрямую ниспроверженными, изменёнными, "свихнувшимися".