Что тебя ожидает после смерти

XXV. Адские муки

То, что Откровение нам говорит о блаженстве, уготованном искупленным — действительно, так как мы Христиане все являемся ими по выбору — позволяет нам предчувствовать, путем контраста, несчастную судьбу отверженных. Эта тема, тягостная и деликатная уже сама по себе, стала, уже в течение века, предметом скандала для большинства, в том числе для многих Католиков; об аде говорят как о Диаволе: с понимающим видом, с иронической миной дурака, который повторяет «да, презанятно», не замечая, что это касается именно его.

То, что характеризует человека этого века, как это увидел Честертон в слишком мало известном отрывке из Eugenics And other evils (Евгеника и другие виды зла), это — "дьявольский сентиментализм". Эта узурпация эмоционального объясняет непонимание современников по отношению к аду. Чтобы понимать таинственное негодование Yahweh — «гнев Голубя», говорит Боссюэ — надо начать с того, чтобы понять бесконечную Любовь. Гнев — лишь одна из сторон Любви: Я первою Любовью сотворён… надпись, которую видит Данте на широких Вратах. И, так как у Пламени этого божественного милосердия нет ничего общего с вялым и понимающим "доброжелательством" людей, то как хотели бы, чтобы они поняли негодование святого Бога? С тех пор, тема, которую надо было бы обсуждать лишь с терпением и сдержанностью, является предметом разгоряченной риторики и мы видим как люди, причисляющие себя к Иисусу Христу, восстают против того, что Он говорит по поводу "вечных" мучений. Так как фактически догма католической Церкви относительно наказание проклятых выводит всё своё содержание из слов крайне ясных, торжественных и грозных, столь часто произнесенных по этому поводу Самим Спасателем.

Чтобы составить себе представление об условии (существования) отверженных, достаточно перенестись мысленно к тому, что мы прочитали выше относительно состояния спасенных верных, и встать на противоположную точку зрения. Четвероякое совершенство избранных, дошедших до их окончательного завершения, сменяется четверояким хаосом: в них самих, по отношению к Богу, к космосу, в другим проклятым. Вместо, следовательно, здоровья, чистоты, равновесия и внутреннего единства всего существа, онтологической связности, отверженные узнАют опытно, говорит Христос, истинное "разложение", четвертование, разрыв «души и тела в геенне» (Мф 10:28). Так как «единственный Законодатель, способный спасти и разрушить» (Иак 4:12; тот же глагол, что и в Мф 10:28), их "заставит заплатить" их долг «вечным разрушением, далеко от Лица Господа и от Славы Его Могущества» (2 Фес 1:9). И Иисус цитирует Исаию в том, что касается "червя", который живёт непрестанно как паразит для их онтологического разложения: «Лучше тебе с одним глазом войти в Царствие Божие, чем иметь два глаза и быть брошенным в геенну, где червь не умирает, где огонь не угасает. Ибо всякий огнём осолится» (Мк 9:47–48; мы возвратимся далее к этому последнему концу фразы). Так как «огонь и червь — наказание нечестивого» (Еккл 7:17); «червь их не умрет, и огонь их не погаснет» (Исаия 66:24; червь и огонь следовательно являются типичным выражением, константой через века еврейской веры относительно конечной судьбы, и, как Он это делает часто, Господь наш принимает это, но нагружая это новым "духом"). Отверженные, здесь, — живые трупы, существующие гнили. Это — что касается их отношений с ними самими.

В то время как праведники наслаждаются обожающим видением, непосредственным зрением и опытным познанием Троицы, Слава Которой, боготворящее сияние блистает на этом Лице, которым является Христос (2 Кор 4:6), погибшие создания подвергаются «второй смерти», которой никакое воскресение не приносит исцеления (Откр 21:8). То, что характеризует жизнь, это — инициатива, спонтанная реакция, активное общение, которое выражается в "движении", в диалектике бытия (на "небе", это "движение" происходит «от славы в славу»). Отверженные находятся, следовательно, в состоянии абсолютной пассивности; они оказываются завязшими в самих себе. Таково их «вечное разрушение далеко от Лица Господа и от Славы Могущества Его» (2 Фес 1:9). То, что речь не идет об уничтожении, не об «условном уничтожении», как это поняли некоторые "либеральные" Протестанты, доказывается здесь применением существительного olethros, которое означает разрушение и потерю, в 1 Кор 5:5; 1 Тим 6:9; 1 Фес 5:3, где контекст как раз эсхатологический (см. глагол, olothreuô, в Евр 11:28 = губить; имя существительное olothreutês = губитель, в 1 Кор 10:10). Это — то, о чём Искупитель Сам учил, когда Он сказал: «Тогда Я им скажу громовым голосом: Я никогда не знал вас; отойдите из Меня» (Мф 7:23; см. там же 25:10–12; Гал 4:9; именно "зная" их, Бог сообщает бытие созданиям).

Если есть обожающее видение, то можно говорить, по аналогии, о невыносимом, ужасно ослепляющем видении, поражающем слепотой? Солнце духов, Солнце правды не имеет ли в качестве видимого символа это светило, лучи которого для одних благотворны, будучи насыщены силой и жизнью, исцелением, плодородием, но, для других — жгучими, источниками рака или безумия? Все то, что обладает физической жизнью, стремится к свету, является фототропным. Все то, что принимает участие в жизни духа, ищет Бога инстинктивно, проявляет существенную и, значит, вначале бессознательную теотропию.

Но Писание учит нас искать в видимом мире суггестивные образы другого (мира); у обжоры, например, настолько повреждён желудок, что вид заманчивой бурды вызывает в нем это двойное движение: он хочет есть, он облизывается, хороший запах пищи сладострастно расширяет его ноздри; но, от его пресыщенного, усталого, непослушного желудка, поднимается к его нёбу незнамо какое отвращение, доходящее до тошноты. Блестящий пир горой пробуждает одновременно желание и отвращение. Откуда бессильная и мрачная ярость… Бог, существенная пища душ — и тел, возвращенных к исконному порядку — наконец, когда невозможно для грешника уже больше обманываться, ощущается осужденной душой как сама цель глубокой воли, которая его полагает в бытии. Но констатация этого требования не вызывает никакого влечения. У человека, пресыщенного в том, что касается существенной части, для больного духовной диспепсией[58] любовь Бога проявляется как, по словам св. Иакова, вера у демонов: «Они веруют, но они трепещут!» Можно сказать о нем, что он привлечен, но без любви. Следовательно, без радости. Но что это за головокружение от Бога, которое наводит на нас ужас и нас парализует — как пропасть — в то время как в самой глубине нас самих голос шепчет: Прыгай! (Vis fugere a Deo, fuge in Deum[59])?… Это безличное, почти механическое, отключение в нас влечения, резко остановленного в его порыве, потому что мы здесь в этой жизни отвергли любовь, эта начинательная и бесплодная пародия, совершенно формальная, милосердной любви, это и есть противоположность обожающего видения, что наши отцы призывали dam (лишение созерцания Бога).

Если Святые призваны жить в новом мире, также совершенном, и им управлять, окружающая обстановка проклятых, согласно Иисусу Христу, состоит в «геенне огненной» и в"печи огненной", которую Он идентифицирует с «тьмой внешней» (Мф 5:22; 13:42; 25:30). Это — момент чтобы спросить себя, чем является этот «адский огонь». Он включает в себя, любопытная вещь, коннотацию грохота. Каждый знает, какой грозный шум, более дикий чем шум бури, проявляется при большом пожаре. И известно о казни шумом, который препятствует всякой сосредоточенности, миру или концентрация. В немецком концлагере Бреендонк одной из самых худших пыток был шум, пронзительный и оглушительный, целый день, пневматической дрели на сжатом воздухе. Итак Исаия — первый, который в Писании открывает истинное имя геенны, или долины сынов Еннома. Это — Topheth (Тофет), на иврите военный барабан (сравни семантически: topheth — тамбур (барабан) — греческое tuptô; английское dumb (глухой); немецкое taub (глухой) и betäuben (оглушать)): «Topheth, давно уготованный (ср. Мф 25:41). Он также готов для Царя (= Сатаны, см. Лк 4:5). (Yahweh) сделал его очень широким и глубоким (см. "широкие" Врата и "пространный" Путь Погибели в Мф 7:13). На этом костре преизобилуют дрова и огонь. Как поток огня Дыхание Yahweh воспламеняет его (Дух Святой, digitus Dei (перст Божий); Любовь, как мы увидим далее, есть непосредственная причина ада)… Там, их червь не умрет и этот огонь не погаснет» (Исаия 30:33; 66:24). Ибо «негодование Yahweh проявится к его врагам. Вот Он приходит, действительно, в огне, чтобы излить гнев свой в большом пожаре, чтобы осуществлять свои прещения с пылающим огнем. Ибо Yahweh производит суд огнем» (там же 66:15–16). Исторически, именно в Тофет–Геенне при Ахазе и Манассии Евреи приносили в жертву своих детей Молоху (4 Царств 23:10; 2 Парал 28:3; Иер 7:31–32; 19:5–6). Называли также это место «долиной трупов» (Неемия 3:11; 4 Царств 19:35; Исаия 34:3).

Во времена Иисуса, «непрерывный дым» погружал во мрак эту долину (Erubhin, 19 A): откуда евангельский намек на "тьму внешнюю". Она оказывалась впрочем «за горой темноты» (Tamid, 32 B). Это было «в действительности место тьмы» (Targoum на 1 Царств 2:9, которое упоминает Псалом 87:12–13, идентифицируя таким образом эту долину — "знамение" с местопребыванием умерших). Когда придет этот «День Yahweh», который Амос 5:20 видит как «тьму, а не свет», туда будут брошены враги Бога (Yalkouth Schiméoni, II, 42 C). Такова эта «тьма внешняя» (по отношению к Святому Городу, см. Мф 8:12), вначале чисто географическая концепция которой быстро приняла эсхатологическую и духовную коннотацию: Дом Отца освещается Глаголом–Светом, причём верные не должны были бы скрывать его сияние, человеческое отражение, под сосудом: «Светильник его — Агнец, Слава Бога освещается светом этого светильника» (Откр 21:23). Вне, это — Геенна, где господствует и нависает ночь без надежды и без конца, ледяная темнота (известно, что лёд "жжёт"). Там будут «плач и скрежет зубов» (ho klauthmos kaï ho brugmos tôn odontôn), печаль по преимуществу и совершенная ярость; так как "скрежет" происходит не от страха или тревоги, но от бессильной ярости (см. Schémôth Rabba, 5; Kethubin, 35B; Псалом 101:10; Деян 7:54). Эти талмудические тексты вырвали у Бенгеля этот крик: «В этой жизни, боль это еще не боль!»

Но, так же, как идею огня, эта пропасть здесь привлекает понятие другой пропасти, льда — где Данте видит как горит Сатана и, в Обмане Бернаноса, аббат Шеванс говорит Сенабру: «В кощунстве есть некоторая любовь Божия, но ад, в котором вы живете, более холоден» — таким образом бессвязный гам, о котором я говорил, эта теснота, полная криков, оставляют каждое из проклятых созданий в одиночестве и молчании. Дело в том, что нет общения, koïnônia, жизненного круговорота в этой куче; ни смысла, ни понимания, ни логоса в этом трагическом гвалте. У Эдгара По было предчувствие этого очевидного противоречия в Человеке толпы, что Бодлер перевел как Абсолют во Зле: среди городского кишения, ужасный герой По бродит, более одинокий, чем на Северном полюсе, изолированный его абсолютным эгоцентризмом, лучше охраняемый этим полным уходом в самого себя, чем стеной из айсбергов.

Но если человек по существу теотропичен, а «небеса поведают славу Божию» непоколебимой гравитацией на месте их бытия: то после окончательного обновления всего творения больше ничего не будет противиться тому, что гармония сфер выразит, по–своему, pondus amoris (тяготение любви) Святых. Вселенная, уже не преданная человеком, её вице–королем, но верно выраженная им, становится полностью гимном хвалы. Её дирижёр наконец задаёт истинное ЛЯ. Но эта музыка может только терзать некоторые уши. Для мрачного и угрюмого духа, разъедаемого завистью, и который «не любит себя самого», есть ли худшая казнь, чем простая радость, облегчение других? Посмотрите на его угрюмую мину в разгаре бала, оскорблённую смехом, блестящими глазами, звуками музыки и вальсов? Таким образом, этот обновленный мир, лежащий уже не как сегодня «во власти Лукавого» (это — формулировка ап. Иоанна), но в славе Божией, которая его покрывает, говорят Аввакум и Исаия, как океанские воды дно моря, этот наконец совершенный мир, откуда струится счастье, он есть, для проклятых, образ не бесконечной Любви, а неумолимого Закона. Можно сказать о вещах: Volentem ducunt, nolentem trahunt[60]. И даже: Amantem serviunt[61]. Но, для nolentes[62], увязнувших в отказе, которым они стали, вселенная Ecce nova facio omnia[63] может быть только геенной.

Наконец, если праведники соединены между собой koïnônia (причастием) Святого Духа, взаимным отражением Славы и причастием любви абсолютно свободной и нетленной, общение осужденных совсем другого рода: «Отойдите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный Дьяволу и ангелам его… Во время жатвы, Я скажу жнецам: Вначале соберите плевелы и свяжите их в связки, чтобы сжечь их» (Мф 25:41; 13:30). Эти две фразы Бога, ставшего Человеком, заслуживают того, чтобы остановиться на момент… На пороге Бытия Бог "благословляет" создания. То есть Бытие сообщает существованиям, положенным Им в конкретное присутствие, эту положительную реальность, которая является "ценностью" и "благом", участием в Том, кто единственно является Благим, как говорит Иисус, потому что Он — единственный Источник всего "благого". У Бога нет ничего ни абстрактного, ни "платонического". Бытие и Псалмы соперничают с другими книгами Ветхого Завета — Юдифь, например — чтобы формулировать эту истину: всё что Он "говорит", Бог, который прост, в котором бытие и действие есть одно, Он это "делает" ipso facto (тем самым). Его "благословения" являются "благодеяниями". Если Он утверждает, что я — хорош, то это значит, что тем самым Он меня делает хорошим; если Он объявляет, что я праведен, то это потому, что действительно Он меня делает праведным (оправдание: Бог не играет комедии; Он, о Лютер, не выбрал философию als ob)[64]. Без сомнения Бытие нам передаёт, после Падения, эхо проклятия: Бог нас видит плохими, и утверждает это. Но если, в процессе творения человека единственная свобода которая была действующей, была свобода Творца, то не так это было в Едеме. Земля, то есть физическая природа, "проклята", «названа плохой», но это из‑за человека, а не из‑за Бога (Быт 3:17). Также Христос, который провозглашает избранников «благословленными Отца Моего» (Мф 25:34) — потому что действительно Отец их «благословил в небесах… избранных прежде создания мира» (Eфес 1:3–4) — Он же определяет отверженных "проклятыми", просто, не добавляя: «Отца моего» (стих 41) потому что они сами, обдуманно, с полной свободой (в рамках, разумеется, событий, образовавших обстановку их судьбы), отчуждены, удалены от Бога, изгнаны из Царства: «Вы хотели Сатану? Держите, вот он, обнимайте его, так как он — Бог, которого вы выбрали!» (ср. 2 Кор 4:4)… Царство было «уготовано от создания мира» (Мф 25:34), как избрание и спасение в прологе послания к Ефесянам; но ад, в том же тексте, был просто "уготован": с тех пор как гордость Злого требует, чтобы ее сокрушить, «восстановления всего» (Деян 3:21). Бог, следовательно, имеет, по отношению к праведникам, вечное намерение; но Его милосердие делается пассивным и говорит может быть (Лк 20:13) по отношению к злым людям. Собственно говоря, адские муки, и Иисус Сам нам об этом говорит, были "уготованы" только для падших ангелов; но есть здесь в этом мире люди несчастные, бедные (в обоих смыслах слова), которые ищут у демонов своё окончательное убежище. Такова следовательно компания, таково социальное общение, такова koïnônia погибших людей: плевелы брошены в огонь, связанные в снопы. Они узнАют, что это такое дьявольское причастие, знаком которого является участие в демонических Таинствах здесь в этом мире(1 Кор 10:20–21). Таковы "любодеи" и "чародеи", которых Апокалипсис исключает из святого Града (см. Втор 32:17; Прем 14:12.21.27; Иак 4:4–5, где "ревность" Бога напоминает 1 Кор 10:22; Откр 21:8, где этим «участникам бесовской трапезы» предвещается смерть вторая»).