Данилка лежал на холме, с которого хорошо был виден Катавский завод. Ему хотелось сейчас же спуститься и бежать. Отцовский дом был так близко… Но голос благоразумия взял верх, и Данилка решил дождаться темноты.
Как только сумрак окутал завод, подросток, чутко прислушиваясь, стал пробираться задами к своей избе. На стук вышла мать; узнав сына, торопливо впустила его в избу.
— Слава богу, наконец-то. Куда ты от Афони-то утек? — спросила она с укоризной. — Как сквозь землю провалился, — продолжала она. — Пришлось идти одной. Давай поешь, — заботливо сказала она и стала собирать на стол.
— А тятя где? — оглядывая избу, спросил Данилка.
— На работе, — вытаскивая горшок с горячими щами, ответила мать.
Беглец уселся за стол.
— Опять лоб не крестишь, чистый мухамет стал, — проворчала она и, нарезав хлеба, подвинула тарелку сыну. Усевшись рядом с ним, подперла подбородок рукой и с нежностью стала смотреть на сына.
Насытившись, Данилка подробно рассказал об Ахмеде и Фатиме.
— Да ведь ты мог упасть с крыши-то, а тут бы тебя собака сцапала. Давай ложись спать, — заботливо сказала мать, видя, что сына одолевает дремота.
Данилка так крепко уснул, что не слышал, как пришел отец.
В то время, когда Данилка спал, отец с матерью решали его судьбу.
— В Катаве ему оставаться нельзя. Увидят и опять пошлют на рудник, а там могут забить насмерть, — говорил отец.
— Что делать? — Федосья вопросительно посмотрела на мужа.
— Пускай поживет пока дома, а потом отправим в Юрюзань к Неофиту. Детей-то у них нет, они прошлым летом звали Данилку к себе.
Неофит был мужем старшей сестры Федосьи, Марфы, он работал на Юрюзанском заводе магазинером.
— И то правда, — обрадованно заговорила мать, — Марфа-то с охотой возьмет Данилку. Уберегет, а Неофитушка всегда был добрый к нему. Проживет денька два-три дома и отведу к сестре, — продолжала она. — Спокойнее там будет.
— Вставай, сынок, — видя, что Данилка поднял голову с подушки, сказала мать.
— Тятя пришел, — радостная улыбка озарила лицо Данилки.
— Ну, рассказывай, как бросил мать в тайге? — с суровой лаской заметил отец и привлек сына к себе.
Данилке пришлось повторить свой рассказ.
— Ладно, — выслушав сына, отец кивнул головой на стол, — садись, пей молоко. На улицу пока не показывайся. Понял? А я отдохну, — усталой походкой он направился к голбчику.
Первый день для Данилки прошел незаметно. Правда, ему хотелось повидать знакомых ребят, которые еще остались на заводе, но, помня наказ отца, за ворота не выходил. Так прошло два дня. На третьи сутки он отправился с матерью в Юрюзань. Вышли они рано утром. До окраины поселка их провожал отец. Крепко поцеловал сына и сказал на прощанье:
— Слушайся Марфу и Неофита, — оглядываясь, он понуро побрел обратно к заводу.
Данилка с матерью шли больше окольными путями, сторонясь проезжих дорог. На второй день в сумерках добрались до завода.
Марфа Матвеевна приняла их приветливо:
— Пускай живет Данилко у нас. Веселее будет. С приказчиком-то Неофит ладит. Парня сохраним.
— Давненько у нас не были, а мы уже с Марфой к вам собирались. Ишь, как вытянулся, — похлопал Неофит по плечу Данилку. — Настоящий парень стал.
— Парень-то парень, да приходится прятать его.
Федосья подробно рассказала Неофиту о Данилке.
— Значит, ты как колобок: от волка ушел, от лисы ушел, а от медведя мы как-нибудь убережем. — Неофит зажал в кулак свою бороденку и лукаво посмотрел на племянника. Данилке от слов Неофита стало на душе как-то теплее, не так пугала разлука с родителями.