Даниил Кайгородов

ГЛАВА 7

Жизнь на руднике шла своим чередом. Подростки поднимались рано. Кружка воды, кусок ржаного хлеба с луком, и ребята, разбившись на группы по четыре человека, принимались за работу. Грязные, оборванные, исхудалые от непосильной работы, они по выходе из казармы тесно жались друг к другу, не спуская испуганных глаз с пьяного Гурьяна. Пропуская мимо себя ребят, идущих на работу, он то и дело взмахивал плетью.

— Душа из вас вон, чтобы камень был на пожогах. Кто не выполнит, драть буду беспощадно, — грозил он подросткам. И так каждый день. Некоторые из ребят не выносили такой жизни и убегали.

Кругом лежала тайга с каменными громадами гор, узкими темными ущельями, сплошь заросшими густым непроходимым лесом.

…Как-то на рудники пришла мать Данилки — Федосья. Поднялась на выработку и, увидев Гурьяна, сидевшего на пеньке с трубкой в зубах, подошла к нему, низко поклонилась и промолвила:

— Мне бы сыночка повидать, Данилу Кайгородова.

— Убег, стервец, в тайгу, — сплевывая, сказал тот равнодушно.

В широко раскрытых глазах женщины сначала промелькнула растерянность, затем испуг. Она едва слышно спросила:

— Стало быть, не увижу его?

Гурьян поднялся с пенька и, не глядя на женщину, тяжело зашагал к казарме.

Перебирая узелок в руках, Федосья тихо побрела вдоль рудничных ям.

Навстречу ей шел подросток. Она едва узнала Артемку Рогачева, дружка Данилки.

Артемка опасливо посмотрел на широкую спину Гурьяна, который не торопясь шел к казарме, и зашептал:

— Данилка убег в тайгу с башкирином, — оглянувшись, он продолжал: — Гурьян начал пороть Данилку чуть не каждый день, да и работы стал наваливать на него все больше. Позавчера начал опять стегать, а откуда ни возьмись появился башкирин да как пустит в Гурьяна из казарги, так тот взвыл и схватился за глаз. А Данька в суматохе и убежал. Он, тетя Феня, жив. Днем на рудник не показывается, а ночью иногда приходит. Мы с ним хлебом делимся. Все ребята жалеют Даньку. — Помолчав, Артемка продолжал: — Я знаю, где он прячется. Ты иди на сверток, где дороги расходятся, а как только стемнеет, я к тебе прибегу и вместе пойдем к Даньке. Он недалеко.

Женщина вздохнула с облегчением.

— На, поешь.

— Я потом, — поспешно ответил Артемка и, спрятав хлеб за пазуху, полез в яму.

Окинув взглядом рудник и разбросанные по нему в беспорядке выемки, Федосья стала спускаться по северному склону Шуйды. Вот и развилка. Женщина опустилась на траву и стала ждать Артемку. Наступал вечер. Розовый закат, охватив полнеба, начал медленно угасать. Показались звезды. Стало прохладно. До слуха женщины донеслись чьи-то легкие торопливые шаги.

Вскоре Артемка был возле Федосьи. Они молча свернули с перекрестка в глубь леса. В одном месте Артемка настороженно прислушался к чему-то, и Федосье показалось, что недалеко от них между деревьями промелькнуло что-то. Над головой ухнул филин. Женщина инстинктивно ухватилась за Артемку.

— Это, тетя Феня, филин, — успокоил ее подросток, — их здесь много. Мы уже к ним привыкли.

— Господи, страсти-то какие, — Кайгородова перекрестилась. Мысль о сыне больно сжала ее сердце. — Сама вымолю прощение у надзирателя, приму любую муку, только бы выручить Данилку, — решила она и остановилась, прислушиваясь к призывному свисту Артемки.

Через несколько минут на небольшую поляну в сопровождении Ахмеда вышел Данилка. Увидев мать, он стремительно бросился ей навстречу. Федосья с трудом узнала сына.

— Данилушка, сынок, — прижав его голову к груди, женщина плакала, сотрясаясь от тяжелых рыданий. Ахмед стоял, молча опираясь на казаргу. На его красивом, точно выточенном из мрамора, лице промелькнуло страдальческое выражение и тотчас исчезло. Может быть, в этот миг он вспомнил свою мать, которой давно уже не было в живых.

— Мама, как ты не побоялась к нам идти? — уже окрепшим голосом спросил Данилка.

— Спасибо, Артем привел. Почему домой не пошел? — спросила она, успокаиваясь.

— Боюсь приказчика. Поймают, будут пытать, да и тяте за меня влетит.

— Но и в тайге жить боязно.

— Не-ет, — протянул Данилка, — мне с Ахмедом не страшно, — кивнул он головой в сторону охотника.

— Спасибо и тебе за сыночка, — произнесла с чувством женщина.

Ахмед приложил руку к сердцу. Плохо понимая русскую речь, он по интонации голоса чувствовал, что мать Данилки сказала что-то хорошее.

— Пошли к нашему балагану, — предложил Данилка. — Ты с нами пойдешь или обратно? — обратился он к Артемке.

— Мне пора в казарму, — ответил друг.

— Ладно, тебя проводит Ахмед. Пошли.

Мать с сыном направились к шалашу, охотник с Артемкой — к казарме.

— Мама, скоро крутояр. Держись за мое плечо.

Цепляясь одной рукой за кустарник, второй придерживаясь за плечо сына, Федосья осторожно стала спускаться в ущелье. Вот и шалаш. Данилка подбросил хворосту в костер. Яркое пламя осветило исхудавшее лицо сына и усталую фигуру матери.

Рассказывая о своих злоключениях на руднике, Данилка незаметно склонил голову на колени матери и уснул. Федосья долго сидела у огня, думая о горькой судьбе сына.

Вернулся Ахмед, подойдя к потухшему костру, опустился на корточки.

— Малай якши, — кивнул он головой в сторону спящего Данилки. — Шибко якши, — повторил он.

— Домой я его возьму, — сказала тихо Федосья.

— Латна. Надо помогайт, Ахмед зови. Моя здесь будет. Голова кладем — Данилка выручам.

— Спасибо, — женщина слабо улыбнулась. — Может, обойдется без греха.