Даниил Кайгородов

ГЛАВА 2

Находка железной руды на Иркускане обрадовала Ивана Семеновича, но вместе с тем тревожила мысль, что лесной участок, где залегла руда, принадлежит Строганову.

— Надо спрятать Ахмедку в подвал. Упаси бог, донесет Строганову, тогда все пропало. Да и Шарипку не мешало бы забрать в Катав, — размышлял Мясников, подъезжая к улусу.

— У тебя от Строганова бумага есть? — усаживаясь на нары, спросил он Шарипа.

— Есть, есть, — зашамкал старик. — Шибко хороший гумага, — кряхтя, Шарип поднялся с нар, подошел к сундучку и вынул из него завернутую в грязную тряпку бумагу.

— Сколько земли продал? — спросил Мясников.

— Не знам, моя не мерял.

Иван Семенович стал читать и чем дальше он читал, тем сильнее мрачнел. Купчая была составлена так, что Строганов оказался владельцем огромных земель, включая Иркускан и Шуйду.

— Гумага латна? — спросил Шарип.

— Хорошая, — усмехнулся в усы Мясников и подал знак Гурьяну.

На нарах вновь появилась баклага с вином. Купец достал из дорожного мешка стеклянные бусы и одарил женщин. Через час опьяневший Ахмед, поддерживаемый Гурьяном, ушел в свою землянку. Шарип, раскачиваясь на нарах, тянул какую-то заунывную песню и, казалось, забыл о своих гостях.

Мясников вышел из избы, окинул взглядом убогие землянки башкир и величественные горы, покрытые густым лесом. Иван Семенович опустился на бревно и расстегнул ворот рубахи. Свежий воздух после затхлой избы бодрил. Пахло лиственницей, травами и цветами, которыми так богаты Уральские горы.

Думы Мясникова унеслись в прошлое. Пять лет тому назад он вместе со старшим шурином Иваном Борисовичем Твердышевым купил у башкир несколько тысяч десятин земли с близлежащими рудниками, но их запасы были невелики. Не богат был рудой и соседний Троицко-Саткинский завод. Шуйда, Зяр-Кускан и Бакал принадлежат Строганову. Хорошо, что, кроме башкир, об этих залежах никто не знает. А вдруг наткнутся на нее строгановские штейгеры? При одной мысли, что руда может достаться Строганову, Иван Семенович вскочил на ноги.

— Башкир на первых порах надо запрятать в подвал, а самому ехать в Симбирск, — решил он и поглядел на небо, где уже показались первые звезды. Вернулся в избу. Через полуоткрытую занавеску он увидел спящего Шарипа и его жен.

Лунный свет, падавший из маленького оконца, освещал острый профиль старшей жены и молодое, точно девичье, лицо второй. Старик спал крепко, широко раскрыв беззубый рот. Мясников долго стоял у порога, не отрывая глаз от молодой жены Шарипа, Фатимы. Под его взглядом молодая женщина проснулась. Иван Семенович поманил ее пальцем, показывая на дверь. Испуганная Фатима натянула одеяло на голову и притворилась спящей.

Постояв в раздумье несколько минут, Мясников начал укладываться в постель. Ночью проснулся от собачьего лая.

«Надо посмотреть коней, как бы не угнали в тайгу», — подумал он и вышел из избы.

Кони мирно паслись, изредка позвякивая железными путами. Мясников хотел было вернуться в избу, но то, что он увидел, заставило его поспешно спрятаться за дерево. Мимо него промелькнула женская фигура. Сомнений нет — это Фатима. Женщина торопливо спускалась к звеневшему на дне ущелья ручью. Мясников осторожно последовал за ней. Вскоре Фатима села на камень у воды.

Опустив в ручей тонкую ветку черемухи, женщина, прислушиваясь к его журчанию, смотрела, как стремительное течение гнуло ветвь и, казалось, вот-вот сломит. Затем, подперев рукой щеку, замерла.

Спрятанный густыми ветвями тальника, Мясников не спускал глаз с молодой жены тархана.

Прислушался. Тишина. Лишь по-прежнему звенел по камням говорливый ручей, и где-то далеко за Иркусканом прокричал дикий козел.

Мясников бесшумно вышел из кустарника и шагнул к женщине.

Фатима быстро повернулась на шум шагов и прыгнула через ручей.

Мясников кинулся за ней. Настигнутая им недалеко от ручья, женщина сильным толчком отбросила его от себя.

— Ахмед!

— Ахмедку ждешь, погоди, запоешь у меня другую песню, — поднимаясь с земли, процедил сквозь зубы Мясников и повернул к улусу.

Зашел в избу. За ситцевой занавеской по-прежнему слышался храп Шарипа. Усмехнувшись, Иван Семенович начал укладываться спать. Долго лежал с открытыми глазами, вспоминая события ночи.

«С Ахмедкой разделается Гурьян, а с дикаркой как-нибудь сам управлюсь».

…Разбудил его голос Шарипа.

Мясников приподнялся на локте и, разыскав глазами недопитую баклажку, потянулся к ней.

Налил вина и подал Шарипу. Старик выпил.

Вошел Гурьян.

— Седлай коней, — распорядился Мясников.

— Почто, бачка? — заговорил Шарип. — Мало-мало ашаем, кумыс пьем. — Хлопнув в ладоши, он с досадой посмотрел на вошедшую жену и сказал ей что-то. Иван Семенович уловил имя Фатимы.

— Седлай коней, — повторил он Гурьяну и повернулся к тархану. — Ты, Шарип, приезжай с Фатимой ко мне в Катав, погостишь маленько и домой. Там халаты посмотришь, какие поглянутся — возьмешь. Скажи Ахмеду, пусть приезжает. Подарок получит, — Мясников скрыл недобрую улыбку.

— Латна, бачка, завтра едем, — согласился Шарип.

…Утреннее солнце ласково грело тайгу. Позолотило деревья и щедро разлилось на редкие поляны.

Проезжая знакомое ущелье, Иван Семенович увидел, как среди редких деревьев промелькнула чья-то женская фигура.

«Похоже, Фатима. Должно, шарипкиной плетки боится», — подумал он и направил коня на просеку.