Даниил Кайгородов

ГЛАВА 28

Даниил вернулся в отряд Кузнецова. Иван Степанович встретил его сурово.

— Не девок надо искать в такую пору, а бить супостатов. Что надумал?

— Поеду в Бреды.

— То-то, — помолчав, Кузнецов продолжал. — Одному дивлюсь. Подневольный ты человек, а служить крестьянскому царю большой охоты не выказываешь.

— У меня своя думка про царей, — хмуро ответил Кайгородов. — Все они одним миром мазаны.

Иван Степанович насторожился:

— Придержи, парень, язык, а то как бы не вырвали.

— А-а, мне все равно, — махнул Даниил рукой, — и так на божий свет глядеть тошно.

— Почто?

— Неправда да кривда гуляют по земле русской и нет от них спасения.

— Ишь ты, — усмехнулся в бороду Кузнецов. — А ты возьми саблю острую да отруби им головы.

— Придет время и без нас отрубят, — уверенно произнес Даниил.

— Ты что, от Иоанна Златоуста вычитал или из Апокалипсиса? — Иван Степанович нетерпеливо подвинул свой табурет к собеседнику.

— Нет, об этом писал ученый муж итальянец Кампанелла Томазо и полвека тому назад Мюнцер, немецкий священник, поднявший крестьян и городскую бедноту против князей. Оба они стояли за власть простого народа.

— Должно, умные были головы. Только вот что я тебе советую: всю эту блажь из своей головы вытряхни, не для нас она писана, — произнес сердито атаман.

— Почему? — невольно вырвалось у Даниила.

— Да потому, что нам без царя никак нельзя. Загрызут нас без Петра Федоровича дворяне да купцы. Съедят. Ахмедка видел? — перевел разговор Кузнецов.

— Нет.

— Зайди к нему и откланяйся.

— Не пойму, — Кайгородов пожал плечами.

— И понимать тут нечего. Остаешься у меня, — заявил он решительно. — Будешь смотреть за рудниками и заводами. Пушки нам нужны и другое оружие. Утре напишем бумагу. Назначаю тебя главным доверенным над всеми рудниками. Съездишь на Воскресенский завод. Есть наказ от полковника Хлопуши. Посмотришь, как идет дело с отливкой пушек. Если увидишь там Хлопушу, передай от меня поклон. Шибко не задерживайся. Нужен на рудниках, — отрывисто закончил Кузнецов.

Даниил повернулся к выходу.

— Постой, — рука Кузнецова легла на плечо штейгера, — этих итальянцев и немцев оставь, а то несдобровать тебе от наших и катькиных полковников. Живо вздернут на виселицу.

Вздохнув, Кайгородов вышел. Иван Степанович крупными шагами стал ходить по комнате.

«Чудной парень, — подумал он про Даниила. — Ишь, ведь что выдумал: без царя! Хотя почему бы и не так? — Иван Степанович остановился посредине комнаты. — Ведь выбирают же наши казаки станичных атаманов. Вот собрать бы Всероссийский круг и выбрать в правители подходящего человека. Тьфу! Полезут же в голову дурные мысли. А все это штейгер виноват. Ну его к лешакам. Не нашего ума дело», — сняв нагар со свечи, Иван Степанович помолился и начал укладываться спать.

Кайгородов был доволен новым назначением. Наконец-то он будет свободным человеком, его знания принесут пользу отечеству. Он сделает все, чтоб легче жилось рудокопам, чтоб рудники разрабатывались разумно, а не хищнически.

С отливкой пушек на Воскресенском заводе дело шло на лад. Пробыв на заводе дня три, Даниил повернул на Юрюзань. Остановился у Неофита. Марфа встретила племянника с жалобами на мужа.

— Мой-то чисто сдурел на старости лет. Целыми днями пропадает на заводе. Хватит, говорит, на господ робить, послужим Пугачеву. Слышала я, — понизив голос, продолжала словоохотливая Марфа, — бают, этот самый Пугач живет, как турка. Баб у него целый обоз. Куда ни приедет, беспременно женится. Неуж правда?

Марфа испытующе посмотрела на гостя. Даниил улыбнулся.

— Враки.

— Я тоже так думаю, — живо подхватила женщина, — не царское дело с сударками знаться, а должон одну законную жену иметь. Раз поставлен народом — служи ему, а беса тешить нечего. Слыхал, поди, наш-то немец стрекача задал. Убег проклятый в Уфу, сказывают. — Помолчав, Марфа, вытерла вспотевшее от шестой чашки чая круглое лицо и вновь затараторила: — Старика-то Сысоича помнишь? Ну так вот, когда подошли наши к заводской конторе, а он выскочил в одной исподней рубахе на крыльцо и давай ругаться: такие, сякие, чтоб вам ни дна, ни покрышки. Плетей, кричит, на вас голоштанников мало. Заводские не стерпели, сдернули его с крыльца и помяли маленько. А старику много ли надо? Ну и отдал богу душу. Гурьяна, что на рудниках надзирателем был, кричники в печь бросили. А эта распутница Серафима-то в Первуху к брату уехала, прижала хвост, — исчерпав весь запас заводских новостей, Марфа спросила уже деловито: — Ты что, начальником, я слышала, стал?

— Поставили, — ответил Даниил.

— Да, чуть не забыла. Автомон-то здесь теперь живет. Дочка к нему приехала, да такая худая — кожа да кости, — покачала головой Марфа. — Сейчас, ровно, поправляться стала. Недавно ее видела.

Даниил поспешно поднялся из-за стола и схватился за шапку.

…Прохожие с удивлением смотрели на взволнованного человека в расстегнутом полушубке и короткой куртке немецкого покроя. Вот и домик Автомона. Кайгородов вошел в сени. На кухне была только мать Фроси.

— Здравствуйте, — заслышав шаги Фроси, он почувствовал, как бешено заколотилось сердце.

— Даня! — раздался радостный возглас.

— Данилушка, милый, — Фрося нежно гладила его волосы, долго смотрела затуманенными глазами на дорогое лицо.

Даниил горячо поцеловал ее. Девушка прошептала чуть слышно:

— Пойдем в светелку.

Улыбнувшись своим мыслям, мать закрыла за ними дверь.