Даниил Кайгородов

ГЛАВА 1

Неласковы Уральские горы. Край малообжитой, человеком почти не тронутый. Лишь кое-где по берегам говорливых речушек раскинулись небольшие деревушки пришлых людей. В глухих урманах спрятались скиты — там раскольники, хоронясь от никониян, строго держались старой веры. Кочевали по тайге башкиры — темный, забитый нуждой народ.

Ясный летний день. Солнце казалось неподвижным. По узкой тропе, которая вела на Иркускан, ехали два всадника.

Они пробирались к Шуйде, изредка перекидываясь короткими фразами.

— Далеко до башкир? — спросил один из них.

— Спустимся в ложбину, тут и улус будет.

— Дорогу запомнил?

— Знаю. Раньше тут хаживал. — На заросшем лице всадника с низким покатым лбом, с приплюснутым носом, толстыми, мясистыми губами появилось нечто похожее на улыбку.

— Поди, по мокрому делу здесь баловался? — продолжал допытываться его спутник.

— Об этом знает только ночка темная. Однако скоро улус. Дым чую, — ответил первый и стал поторапливать коня.

Сосны уступили место густому черемушнику, зарослям ракитника, и под копытами лошадей зачавкала грязь. Проехав вброд небольшую речушку, всадники оказались на широкой поляне, где стояло несколько лачуг.

Встреченные яростным лаем собак, спутники повернули к большой избе, принадлежавшей, по-видимому, главе улуса. На окрик вышел тощий старик с трахомными глазами. Прикрыв их рукой от солнца, пытливо посмотрел на приезжих.

— Тархан?[1]

— Тархан, тархан, — старик торопливо закивал головой и, цыкнув на собак, подошел ближе.

— Купес? Чай есть? Ситес есть? Таракан тащил?

— Привез маленько, — слезая с лошади, степенно произнес приезжий, одетый в богатый кафтан, и, сняв с головы стеганый картуз, пригладил стриженные под кружок волосы.

— Веди в избу, а ты, Гурьян, расседлай коней, занеси торбаза и смотри в оба.

Тон и осанка говорившего выдавали в нем властного человека. Это был зять и единственный наследник известных купцов — братьев Твердышевых, владельцев нескольких железоделательных и медеплавильных заводов на Южном Урале.

Гурьян являлся его неизменным спутником по тайге.

Собачья преданность Мясникову за спасение от грозившей петли, страшная сила, которой обладал беглый каторжник, знание лесных троп — сделали Гурьяна правой рукой купца во всех опасных предприятиях.

Мясников вошел в избу и, расположившись на низких нарах, подвинул к себе мешки.

— Все есть, — повторил гость, — чай, ситец, водка и тараканы.

— Уй, бай, эта латна. Тапир мало-мало кумыс пьем, — старик издал гортанный крик.

Разложив на нарах подарки, Иван Семенович вынул из бокового кармана перевязанную суровой ниткой коробочку и передал башкиру.

Тот поднес ее к уху и прищелкнул языком.

— Живой. Таракан-то. Тапир пускаем, — произнес он оживленно и потер руки.

Из открытой коробочки шмыгнули черные тараканы и, разбегаясь по избе, забились в щели жилья.

Иван Семенович, поджав под себя ноги по-татарски, спросил как бы невзначай:

— Слышал я, что охотник Ахмед видел на Зяр-Кускане тяжелый камень?

Старшина кивнул головой:

— Шибко тяжелый, ай-ай. Ахмед одна домой ташшил.

— А можно посмотреть камешек? — безразличным тоном спросил гость.

— Можно, можно, — торопливо ответил старик и полез под нары. — Вот, гляди, — подавая бурого цвета камень, сказал он.

Мясников взвесил находку в руке. Сомнений нет, перед ним железная руда, в которой так нуждались его заводы.

— Тебя Шарипом зовут?

— Шарип, Шарип, турхан Айлинской волости. Вот тамга.

Старик достал из обитой жестью шкатулки старшинский знак.

— А твоя кто?

— Мясников, — купец самодовольно погладил бороду.

— А-а, — протянул старшина и с уважением посмотрел на гостя.

— Ты пошто, бачка, молчал раньше? Тебя шибко знам, — зашамкал Шарип, — твой шеловек-та Петька Рябов недавно улус был. С Ахмедом Шуйда лазил, камень искал. Потом Петька земля покупал, пятьдесят рубля платил, бумага Уфа писал, шибко добрый Петька, только маленько хитрый…

Мясников подал знак Гурьяну, сидевшему у порога, и тот достал баклагу вина. Иван Семенович нацедил стаканчик и подал его Шарипу. Старик с жадностью выпил и обтер губы рукавом засаленного халата.

— Налей ему второй, — распорядился Мясников.

От выпитого вина язык у Шарипа развязался.

— Ахмедка ишшо камень на Зяр-Кускан нашел. Петьке не показал. Петька хитрый, Ахмедка хитрый, я тоже хитрый, — старик залился дробным смешком.

Иван Семенович подвинулся ближе к Шарипу.

— Много его там?

— Уй-ба. Пся гора камень. Тышша пуд.

— Как посмотреть? — спросил осторожно Мясников.

— Ахмедка тебе даем, сам едем, чичас мало-мало пьем, потом Зяр-Кускан гулям.

— Ладно, ладно, — Мясников дружелюбно похлопал хозяина по плечу. — Позови сюда Ахмедка.

Шарип вышел.

Вскоре старик и молодой охотник вошли в избу.

— Ахмед покажет камень Зяр-Кускана, — заговорил Шарип. — Ахмед сказал, что купес должен дать тархану два цветных халата, потом еще один Ахмеду. Ахмед говорит, тархану дать пять плиток кирпичный чай, бабам ситса, маленько муки, соли. Ахмед урус ёк бельмей.

Старик перевел глаза на молодого охотника. Тот кивнул головой и посмотрел исподлобья на Мясникова.

«С характером, должно, молодчик, — подумал с неприязнью Иван Семенович про Ахмеда. — Ничего, обломаем».

— Гурьян, подай ему стаканчик, — показал он глазами на молодого башкира. Ахмед выпил не торопясь.

Вошла старая женщина, она несла мясо на деревянном блюде. За ней внесла турсук с кумысом вторая, Мясников невольно залюбовался ее стройной фигурой, большими черными, как агат, глазами. Поставив кумыс возле старика, она бесшумно исчезла. Через час Иван Семенович вместе с Гурьяном в сопровождении Ахмеда и Шарила были уже на северном склоне Иркускана. Ехать верхом дальше было трудно. Всадники спешились. Коней привязали к деревьям. Шарипа оставили караулить лошадей. Первым шел Ахмед, за ним, едва поспевая, — Мясников, замыкал шествие Гурьян.

Наконец, показались первые гребни кварцитов. При виде их Мясниковым овладело волнение охотника, напавшего на след крупного зверя.

Вскоре спутники увидели мощные выходы железной руды и отходящую от них огромную темно-бурого цвета осыпь.

Иван Семенович прибавил шагу.

— Вот оно, богатство, — прошептал он, обходя огромную глыбу, и любовно погладил блестящую поверхность камня. — Хоть сейчас на пожог и в печь.

Иван Семенович поднял с земли небольшой с затейливыми натеками камень и подбросил его на руке.

— Тяжел. Чистое железо. Ну, Ахмед, удружил ты мне, — хлопнул он по плечу охотника. — Дарю тебе ружье, припасы и халат.

— Ёк бельмей, — тихо произнес Ахмед и поднял доверчивые глаза на купца.

Спускаясь с Иркускана, Мясников говорил своему подручному:

— За башкиром поглядывай, как бы не утек. Понял? — А оглянувшись на отставшего охотника, продолжал: — Надо заманить их обоих с Шарипкой в Катав, а там… сам знаешь, — сказал он строго своему подручному.

— Ладно. Не впервой, — ухмыльнулся тот.