Давай начнём все с начала

Глава 24

Отключая мелодию будильника на телефоне, не могу понять, а спала ли… кажется, нет, таблетки снотворного с успокоительным так и не подействовали. Всю ночь я пролежала как мумия, единственное, что они сделали — это убрали мысли, а может, это я сама так устала, что просто не хотела думать, иссякла, выдохлась. Бросив взгляд на мигающий телефон, смотрю на дату и понимаю — ещё девять дней, и я окажусь на приеме у врача.

Донор, эко и я — счастливая мама с малышом.

Эта мысль греет внутри теплом, я поднимаюсь, иду в ванную и вздрагиваю от своего собственного отражения. Огромные синяки под глазами, красные глаза, бледная словно белая бумага кожа. Такой я себя не помню не разу.

Умываюсь и достаю свою коробку с косметикой. Красится я не любила, хоть и умела. Выступления, торжественные вечера, туда да, а просто на работу к детям, в поход по магазинам не видела смысла. Природа, спасибо, не обделила, и я выглядела очень неплохо и просто без косметики.

С наложением тонального крема и румян лицо становится более-менее приемлемое, точно никого не напугаю — подвожу итог и ухожу на кухню. Кружка ароматного кофе, и в целом жить можно.

После кофе одеваюсь, захватываю солнечные очки и выхожу. В подъезде окликает консьерж.

— Армина, доброе утро. Для вас передали, я помню ваши предпочтения, не пустила курьера, он оставил тут.

— Здравствуйте, спасибо, а что там?

— Посмотрите, какая красота.

Я смотрю на огромный букет сирени, который показывает женщина, и улыбаюсь.

Запах весны, запах детства…

Сразу вспоминается небольшой домик, в котором я выросла, и куст сирени под моим окном. В тёплые весенние вечера я любила открывать окно, запах сирени проникал, окутывал комнату, и я засыпала, полная мечтаний о том, как стану знаменитой балериной…

— Спасибо, я заберу вечером.

Женщина кивает, желает хорошего дня, а я иду к машине и еду на работу.

У входа вижу Георгия с Лилей, которые синхронно улыбаются, малышка машет рукой.

— Доброе утро, Армина.

— Доброе, привет, Лилечка, — улыбаюсь малышке.

— Вы говорили, Лиля может присутствовать на занятиях.

— Да, конечно. Думаю, мы пойдём, — перевожу взгляд на телефон, намекая на время, но, кажется, и я, и мужчина понимаем, что я не опаздываю. Мне просто не нравится его взгляд и настрой сейчас. Он явно хочет перейти черту дружеских отношений, а мне не хочется отношений, тем более, что я не разобралась ещё со старыми.

— Армина, я бы хотел пригласить вас на ужин. Нет, нет, только не отказывайтесь сразу, — чувствуя, что я откажусь, мужчина сразу же отбивает мою попытку, — ничего такого. Просто дружеская встреча, благодарность, что вы подарили Лиле такой вечер.

Я таю и улыбаюсь, смотря на малышку.

— Я подумаю, — отвечаю, настроенная уже не так отрицательно.

— Тогда жду вашего звонка или смс и не смею задерживать.

Мужчина уходит, а я с Лилей иду в здание. Пока поднимаемся, Лиля без умолку тараторит, а я смотрю на неё.

— Арминочка, — догоняет меня тетя Глаша, наша вахтёр и гардеробщик. — Подожди минуточку. Это тебе передали, сказали лично отдать. Женщина возвращается с таким же большим букетом сирени и вкладывает его в мои руки.

Я киваю в знак благодарности и захожу с цветами в кабинет, примечая записку в цветах.

Ставлю букет в вазу и пробегаюсь глазами по записке.

«Надеюсь, мне удалось хотя бы на секунду вернуть тебя в детство»

По телу одновременно пробегает боль и что-то екает приятное в душе. Это мило….

Можно многое сказать о Савелие Громове. Кто-то скажет: беспринципный бизнесмен, идущий по головам, владелец алмазных шахт, заводов, пароходов и коллекционер всего редкого; кто-то вспомнит его тысячи любовниц и громкие дела отца, о которых и сейчас нет-нет, да шепчутся до сих пор, передавая как тайну, что все богатства Грома неспроста и отец строил на крови бизнес, который и передал впоследствии сыну. Я сказала бы другое. Он всегда был внимателен, нежен со мной, и вот сейчас. Сирень, детство… не забыл. А я когда-то очень давно рассказывала ему о детстве и доме…

Зарывшись в букет, я вздохнула аромат и смахнула слезу.

Перед глазами проплыл вчерашний вечер. Его новая семья, избранница.

«Ты обещала» — я будто снова услышала слова девушки.

— Армина Богдановна, вы плачете?

Я повернула голову и посмотрела на Лилю. Я совсем забыла, что она была тут.

— Нет, нет, малыш. Тебе показалось, — наклонилась я к девочке, а она ловко стёрла слезинки.

— Соринка, но ты ведь маленькая феечка, одним движением смогла все исправить.

Девочка подарила улыбку, а я обняла ее. Стало легче, а потом дверь открылась и вбежали другие девочки. Занятие быстро поглотило меня, как и девочки, которые требовали внимания.

По окончании занятия я подарила букет Раисе Витальевна, бывшая прима приняла его с грацией истинной богини сцены.

— Арминочка детка умеешь ты дарить подарки, — выдала она обнимая меня и зарываясь в огромный букет.

— Давно не дарили таких букетов, воистину королевский.

Я улыбнулась на последние слова женщины. Савелий Громов воистину любил роскошь во всём. Сразу же вспомнилась ванная комната, когда я впервые попала в его дом. В углу зеркала были выложены бриллиантами инициалы заглавных букв его имени и фамилии. После того случая я не удивляюсь ничему, что связано с Савелием. Роскошь была его вторым «Я», причём во всём. Он не любил ею кичиться, но с лёгкостью и каким-то обычным состоянием излучал и создавал ее возле себя.

Отбросив воспоминания, я переоделась, закрыла кабинет, попрощалась со всеми, кто встретился на пути, и направилась к своей машине.

Хотелось домой, залезть под плед, посмотреть душевный фильм и больше ни о чем не думать. Выруливая с парковки, я всё обдумывала, какой фильм я хочу посмотреть, как приметила знакомый ранее тёмный джип. Он неотрывно следовал за мной, что напрягало. Возникло знакомое состояние будто я нахожусь на витрине, и меня со всех сторон рассматривают. Пару раз я попыталась оторваться, но, осознав бессмысленность своих действий, забросила эту идею и, включив погромче музыку, продолжила путь к дому и перестала смотреть, едет ли за мной машина.

Войдя в подъезд, я бросила взгляд на консьержку, которая подалась ко мне с вынутыми из вазы цветами.

— Оставьте себе, — отрезала я тут же холодно, что не скрылосьот женщины. — И пожалуйста, впредь, если будут цветы, не принимайте их или забирайте себе, мне они не нужны.

Если консьержка удивилась моим словам, то промолчала.

Как показала неделя, цветы были, и много. Их приносили домой, где я каждый раз отказывалась их принимать у консьержки, и на работу, где вахтёр тетя Глаша строила догадки, кто мне дарит такие букеты. Хоть я их не принимала, но душу они грели. Моя эгоистичная черта, которая вырывалась в такие моменты, ликовала. Что-то мне подсказывало — своей любовнице Савва не дарил таких букетов.