Глава 41

Проходят долгие минуты, но ничего не следует. В дверь ко мне не ломятся, из окна, выходящего во двор, ничего не видно.

Я расслабляюсь, завариваю чай, но изредка всё же бросаю взгляд в окно. Во дворе никого нет, видны только макушки вековых дубов.

Мелодия звонка пугает, я напрягаюсь. Медленно, до чего медленно, буквально крадусь к двери. Замираю возле защелки. Открыть не открыть, посмотреть в глазок?

— Арин, открой, — слышу голос и замираю, обхватив живот рукой. Происходит это непроизвольно, автоматически. Качаю отрицательно головой, словно меня можно увидеть и отступаю на несколько шагов.

— Я ничего не сделаю, открой.

Я молчу, ничего не говорю, спускаюсь по стене. Сажусь на пол, он тёплый с подогревом, опираюсь о дверь, глажу живот. Это немного успокаивает, даёт ощущение защищённости, хотя я понимаю, что никакой защищённости нет. Если он захочет, войдёт. Дверь — это ненадежное препятствие.

— Маленькая, открой, мы просто поговорим. Я ничего не сделаю. Не скажу, не подойду.

Молчу, никак себя не выдаю. Просто слушаю. Его голос, как наждачка по сердцу. Больно, очень больно. Каждое ласковое, родное слово отзывается болью во мне, но встать и уйти не могу. Почему-то зачем-то слушаю. Отрываю одну руку и кладу ее на входную дверь.

— Ариш, — волоски встают дыбом от того, как он по-своему произносит «ш» и «р». Нежно, чувственно, но при этом с легкой толикой жёсткости. Так, как умеет только он.

— Савелий, Саввочка, — слышу женский голос, который заглушает его. Он что-то говорил мне, но его перебили. — Ты чего сидишь на полу? Ключи забыл? Давай ко мне, подождёшь Армину.

— Спасибо за предложение, но не стоит.

Следующие минуты проходят в тишине, Савелий ничего не говорит. Не обращается ко мне, можно бы предположить, что он ушёл, но я слышу его дыхание. Прерывистое, но такое знакомое.

Слегка приподнявшись, я дотягиваюсь рукой до защелки и тяну ее, дверь щёлкает и открывается.

Мы видим друг друга. Одинаковые позы, взгляд глаза в глаза. Секунда, и Савелий встаёт, оказывается рядом. Я неуклюже поднимаюсь и отступаю. Вспоминаю его глаза, затуманенные кровавой поволокой.

«Я его убью» — слышу будто наяву его рык.

Он замечает мои движения и останавливается. Смотрит на меня, а я, как и много лет назад, как и всегда вижу в его глазах своё отражение. Он смотрит нежно с затаённой очень глубоко грустью.

Мне хочется подойти к нему и бить кулачками в его грудь, а ещё кричать, выть: «Зачем, зачем ты это с нами сделал?»

Но не делаю ни шага в его сторону, гашу в себе этот порыв, кусая себя за губы. А Савелий, наоборот, подходит быстро, я не успеваю среагировать. Он вжимает меня в себя, зарывается носом в волосы.

— Не бойся, я ничего не сделаю, — шепчет, успокаивает, ощущая, как я напряглась и пытаюсь выпутаться из таких плотных объятий. — Я ничего не сделаю, — повторяет как мантру, — дай мне немного подышать тобой, потом поговорим.

Первые мгновения я жду, думаю, что он нарушит свои обещания, но он действительно ничего не делает, просто обнимает, крепко, бережно. Становится тепло и уютно, я растворяюсь, обмякаю, сама отвечаю на объятия. А потом начинаю натуральным образом обнюхивать, вертеть головой в попытках увидеть, унюхать другой, не его аромат. Ничего не вижу, не ощущаю. Просто белоснежная рубашка без единого следа, аромат сугубо Савелия с лёгкими нотками сандала, всё, как он любит, все и всегда. Его аромат, ничего больше.

— Давай пройдём, — не разрывая объятий, одной рукой захлопывает дверь и заходит со мной в комнату.

Я сажусь в кресло, а он опускается у моих ног, обнимает их, кладёт голову на колени. Я провожу рукой по его лицу, опускаюсь к губам, он тут же целует мои пальцы, берет в руки мою руку. Нежно проводит по ней своими пальцами, перебирает, так приятно, так необычно. Теплота разливаемся по всему телу и опускается к животу. Он приподнимает голову и целует плоский живот, а я вздрагиваю.

«Почему он так сделал? — кричит мозг? — Он знает что-то? Он знает о ребёнке?»

Мне становится очень страшно, я смотрю на мужчину, всматриваюсь в его лицо, глаза. Они ничего не выражают, ноль эмоций. Сложно сказать, сделал ли он это специально или просто так. Но страх не отпускает. Я сижу словно на иголках, теплота ушла, на ее место пришёл страх.

— Ариш, — говорит мужчина, выделив буквы ш и р, тем самым перебив меня и осекшись. Я вижу, чувствую, как сжимаются его руки в кулаки.

— Ты хотел поговорить, напоминаю, — складываю руки на груди.

— Да, — он кивает. — Скажи, что мне сделать, чтобы ты меня простила?

Я смотрю на него, сердце бьется так отчаянно, словно ещё немного, и выпрыгнет. Руки холодеют. Это приятно и больно. Вопрос хороший, и я понимаю, что ожидается мною. Но, что сказать, что мне ответить?

— Я не знаю, — говорю честно.

— Я сделаю всё, это не пустые слова, только скажи, я просто не понимаю, как это убрать, что сделать, помоги мне, маленькая. Я часами готов сидеть с тобой, охранять тебя, целовать руки. Ариш, мне не хватает тебя, мне без тебя плохо.

Я глотаю воздух, мне так больно от каждого его слова, и так приятно. Что-то эгоистичное просыпается во мне. Что-то шепчет мне, что я на первом месте, он сидит тут рядом со мной, а не с ней.

— Я не знаю. Мне больно и приятно от каждого твоего слова. Мне страшно. Ты говоришь, — я заломила руки, — и я думаю, что это правда. А потом думаю — а вдруг нет. Там ребёнок, твоя кровь, а что могу дать я?

— Жизнь, мое существование, — вторит он мне.

— Мне очень тяжело, Савва. Даже сейчас. Ты пришёл, обнял, а я смотрю на рубашку, вдыхаю аромат, сканирую, нет ли женских духов, помады. Это конец, между нами — пропасть. Нет того, что было ранее, нет доверия. А так я не хочу, честно. Делить, быть первой, потом второй. Это не для меня, не про меня. Дай мне развод, — говорю, и сама умираю, но понимаю — так будет лучше для него, для меня, для Алины, для их ребёнка и моего.

— Я не могу, — шепчет он и целует мою руку, а я не выдергиваю ее, обвожу по контуру его губы, они у него такие красивые, такие сочные, такие вкусные…

— Отпусти, — говорю опять, но это больше похоже на мольбу.

— Не могу, но я сделаю, если ты так хочешь. Не сразу, дай мне немного времени. Я отпущу, обещаю.

Он говорит слова, которые я хотела, о которых только что молила, но больно становится всё равно. Какая-то часть меня хочет, чтобы он сказал «нет», обнял. А я плакала на его груди, но он поднимается, смотрит на меня несколько секунд, а потом говорит:

— Я отпущу, наступлю себе на горло, но отпущу, моя девочка, раз ты так сильно этого хочешь, только дай мне немного времени.

Уходит он после своих слов быстро, словно за ним кто-то гонится, а я закрываю дверь на все замки. Все внутри меня перевёрнуто с ног на голову. Вот я, кажется, и получила то, чего хотела, но почему-то радости от этого не испытываю.

Загрузка...