Дышу, стараюсь дышать спокойно. Успокоить себя. Понимаю каким-то шестым чувством, что это сон. Страшный, ужасный, но сон. И он закончился. Я у себя в квартире. Стены, на которую натыкалась, больше нет. Глаза привыкают к темноте, и я вижу тёмный силуэт в кресле. Открываю и закрываю в ужасе глаза в глупой слепой надежде, что это лишь морок, и силуэт исчезнет.
Но он не исчезает, а приподнимается с кресла. Медленно с обманчивой ленцой в шаге силуэт, а точнеемужчина приближается ко мне. Осматриваюсь по сторонам в попытках что-то найти, схватить, защитится, но, как назло, на диване ничего кроме пледа нет. Накрываю живот рукой и понимаю, что ещё шаг и человек будет возле меня.
Смотрю на этот последний шаг и боюсь не за себя, а за малыша, который во мне. Неизвестно, кого могло принести, но, как ни странно, больше всего боюсь, что это Георгий. Очень не хочу, чтобы это был он. Непредсказуемый человек с поломанной судьбой. Жаль ли мне его? О, да. Но что-то подсказывает, мне от такого, как он, надо быть подальше. Он не слышит слова «нет», прет как танк.
А танков я не любила, точнее, любила, но только в Савелии…
Последний шаг, и я узнаю… по аромату, лицу, всему. Выдыхаю с облегчением, но тут же мучает вопрос, зачем он пришёл, что ему надо.
Савелий садиться рядом с диваном и смотрит мне в лицо.
— Двери не для тебя? — почти шепчу, не до конца отойдя от стресса.
— Испугалась, — не спрашивает, констатирует он.
Не отвечаю, а что на это ответить? Раньше Громов так никогда не делал, хотя бывало пару раз, но там была романтика, и мне даже нравилось. Сейчас нет. Стрессы и потрясения вредны малышу, да и мне ничем хорошим не аукнется.
— Я звонил, ты не открывала, переживал, — он говорит, не отрывая от меня взгляда и неожиданно кладёт свою ладонь рядом с моей на живот. Теплота тут же разливается по всему низу живота. Я замираю, это так необычно, но и не менее приятно.
— Почему сбежала? — задает он вопрос, так и не убирая руки, а я словно ощущаю лёгкий толчок, словно малыш чувствует родную кровь и так приветствует. Пугаюсь таких чувств, смещаю руку Саввы с живота. Он сразу же убирает, замечая мои попытки. Теплота пропадает, и я готова попросить вернуть руку, но сдерживаюсь, это неправильно. Противный голос в голове шепчет: «А он держал так свою любовницу, когда она носила под сердцем их ребёнка?»
— А я должна тебе рассказывать? — почти огрызаюсь в ответ на его вопрос.
— Да, мы не чужие люди.
— Чужие, — вторю ему. — Развод оформлен, у тебя новая семья.
Он морщится от моих слов, но не перебивает, даёт все сказать.
— Ариш, ты у меня такая дура, — выдаёт неожиданно, чем ставит в замешательство, да чего там взамешательство. Настоящий шок. То есть сделал все он, а дура я.
— Ты взрослая и давно понимаешь — мужик не будет просто так бегать без чувств.
Я смотрю на него и понимаю, что он прав. Взрослые мужики бегать просто так не будут, тем более такой, как Громов. Провожу рукой по его лицу. Выбрит, гладко, впрочем, как и всегда, никогда не помню его небритым. Руки помнят, знают каждый изгиб, но тут же вспоминаю ее, Алину, она встаёт в памяти, словно перед глазами. Отрываю руку от его лица. Жжет, но не руку, где-то внутри, в сердце… прикрываю глаза и закусываю губу, чтобы сдержать слёзы, они сами непроизвольно просятся, но я не хочу, чтобы он видел и знал, какую бурю может вызвать во мне.
— В нашей истории неожиданно появился третий человек, — говорю тихо, так и не открыв глаза. — И я не хочу и не буду задавать себе и тебе ежедневные вопросы: где ты был, с ней, с ребёнком, как ее целовал, гладил… Это мерзко и грязно. Ты дал развод, поступил красиво и правильно. Я поступлю так же. Уйду. Давай расстанемся красиво. Наша история началась красиво, пусть и закончится так же.
Последние слова с болью отзываются глубоко в сердце, но я понимаю, они правильные и верные. Я не могу и не хочу любви на троих.
Раскрываю глаза и замечаю, как Савелий держит мою руку, точнее, держал ее все это время, пока я говорила. Хочу ее вырвать, но он не позволяет, сжимает не больно, скорее, ощутимо давая понять, что забрать я ее так просто не смогу.
— Поговорили и хватит, — выдаёт неожиданно. — Собирайся.
Я смотрю на него, а потом отрицательно качаю головой и только открываю рот, чтобы указать ему на дверь, как он перекидывает меня через плечо и выходит под мой крик и удары кулачком в широкую накачанную спину.