Глава 62

Медленно, с трудом, отрываю глаза. В нос бьет запах спирта, дергаю рукой, становится больно. Смотрю и понимаю, что в вену воткнута игла, прекращаю попытки дергать рукой, чтобы не причинять себе боль. Пытаюсь осмотреться, но в глазах словно пелена, различаю белые стены и тёмный силуэт, который сидит рядом. Концентрируюсь, но выходит плохо, не понимаю кто это, пока не слышу голос и не узнаю моего Армена.

— Армина, — вздрагиваю. Так непривычно, неожиданно слышать за столько лет из его уст такое обращение к себе, — Ари, черт! — исправляется друг, и я улыбаюсь, кажется, все в порядке. — Ты… ты думаешь головой, что делаешь?! — распаляется друг, но, видя, как я морщусь, продолжает спокойно, без крика. — Что случилось? Расскажи, как ты оказалась без одежды на трассе. Черт, о себе не думаешь, так о ребёнке подумай, Ари.

Армен говорит что-то ещё, а я молчу. Перед глазами плывёт. Наша ночь, фотографии, пришедшие на телефон Саввы, мои блуждания по трассе. Как я могла? Как можно было забыть? Пытаюсь прислушаться, но я ничего не слышу, становится так страшно, а вдруг с ними, что-то случилось. Руки холодеют, машинально кладу свободную на живот. Страшно, Боже, как мне страшно. Я не переживу, умру, знаю это точно.

— С малышом всё обошлось, — слышу словно через призму, когда Армен берет меня за руку, и слегка трясёт ее в попытке привезти меня в чувство.

Смотрю на него и ощущаю, как по моим щекам текут следы.

— Ари, я тебя прошу, ну прекрати, тебе нельзя нервничать, вдруг кровотечение, мне голову твой врач открутит. И так не хотели меня впускать, еле откупился.

Смеюсь, когда Арменчик смешно трёт пальцами, указывая на способ откупа.

— Всё, мы их любим и все мы грешны, — произносит, словно священник. — Расскажи, что случилось? Кто обидел тебя и моего крестника?!

Слова друга вызывают такую приятную теплоту, но молчу, смотрю на него и не отвечаю. Что ответить? Армен, я такая глупая, что поверила ему? Смотрю на него и слушаю, как он ругает меня и пытается докопаться до истины, а я поглаживаю живот. Мне до сих пор не верится, и в ту же секунду страшно. Кровотечение, вот откуда такие боли, и воспоминание, что что-то тёплое текло по ноге. Это были не галлюцинации, не помутнение, а кровь.

— Сейчас как? — тихо шепчу, через боль в горле.

Армен подсаживается близко.

— Да всё хорошо сейчас. Но тебя хотят оставить в больнице на пару дней, посмотреть, плюс подлечат. Ты за малым воспаление легких не подхватила. Ари, я боюсь представить, что бы принесло это для ребёнка.

Армен всё говорит, говорит, а я плачу. Мне так страшно. Я так боюсь. Ларингиты, вечные спутники детства, их почти всегда лечили антибиотиками. Я могла его убить, убить крошку в себе.

Смотрю на Армена и шепчу:

— Ты знаешь, я поверила ему. Он умеет быть убедительным…

Друг не спрашивает, он знает, о ком я говорю. Сворачиваюсь клубком и продолжаю. Рассказываю без особых подробностей. А потом поднимаю глаза и спрашиваю:

— Армен, почему мужики такие?

Он молчит, ничего не говорит, наверное, вопрос риторический. Ответить на него просто невозможно. Все индивидуально, а может и нет.

— Может ты что-то хочешь? Из еды? — Армен нарушает тишину, которая возникла после моего вопроса.

— Не хочу. Помоги квартиру продать. Ключи у тебя есть, хочу, как выйду из больницы, чтобы все было продано или на сделку вышли. И подбери мне что-то на море.

— Может, не будешь спешить? Квартира хорошая.

— Нет, не хочу, — прерываю речь друга отказом.

Он больше не перечит, лишь кивает.

— Ари, я вечером заеду. Хочешь, Беллу пришлю?

Отрицательно качаю головой.

— У меня небольшая сделка, все быстро решим, вечером заеду, поправляйтесь.

Дверь палаты закрывается. Я прикрываю глаза. Наверное, в капельнице не только лекарство, но что-тои для сна.

Загрузка...