— Моя девочка, — шепчу, утыкаясь в ее волосы,
— Твоя, — вторит она мне и обнимает, зарывается своими пальчиками в волосы. Приятно, если бы не одно «но». Запах, мне кажется, или Арина пахнет иначе? Поднимаю глаза, смотрю на лицо, скулы. Начинаю предполагать, что схожу с ума.
Сказать бы, что тебе ещё надо, Савелий.
Пришла, она сама пришла к тебе. Льнет, обнимает, вторит, признаёт, что твоя. Радуйся, но что-то не даёт вдохнуть, расслабиться, мерещится подвох, а она словно чувствует: гладит тело, целует, клеймит, шепчет слова любви.
Мозг начинает отключаться, я отвечаю на поцелуи, растворяюсь в ней. Она быстро расстёгивает свои пальчиками рубашку. На секунду отстраняется от меня, в комнату попадают отблески лунного света, и я замираю. Смотрю и понимаю, что не ошибся, это не Арина, не Армина Огнева.
Глаза, глаза не ее. У неё они зелено-голубые, аквамариновые, а тут голубые.
Перехватываю девушку и опрокидываю ее. Смотрю внимательно в лицо и ни черта не понимаю. Похожа, чертовски похожа, только губы немного пухлее, и глаза…
Ответа не надо, я и так знаю, кто перед до мной. Но что она сделала? Раньше была схожесть, но не такая. Со спины, в профиль можно было перепутать, но, если присмотреться, они были разными, сейчас же словно передо мной была Армина, моя жена.
— Черт побери, что ты сделала? — рычу, хватая ее за горло и всматриваюсь в лицо. Оно родное и неродное одновременно. Я начинаю запутываться, но смотрю на кожу.
Точно не Армина, темнее. Это явно Алина. Отпускаю ее горло. Она не злится, не обижается, по ее лицу струится одинокая слеза.
— Не угодила? — шепчет с отчаянием и вселенской болью в глазах.
Я сглатываю, мысленно считаю до пяти, чтобы не сорваться, не убить ее.
— Что ты сделала с собою? — счёт не помог, потому что сам морщусь от своего рыка.
— Пластику. Мы ведь похожи, теперь я еёполная копия. Похожа во всём. Ты скажи, только скажи, что мне сделать ещё. Я буду такой, какой ты хочешь. Голос… она говорит ниже, да? Я научусь.
Я смотрю на неё, и мне становится страшно от этого дурдома. Чем забиты ее мысли, что она творит? В голову закрадывается мысль, не болен ли случайно этот человек. Маниакальность поступков пугает, наталкивает на мысли, страшные и непонятные.
— Савва, — она тянет руки, пытается обнимать, смотрит на меня, молит.
А меня воротит, раздражают ее поступки. Хочется навсегда выкинуть ее из своей жизни. Сдерживаю себя в желании навсегда убрать ее, останавливает малыш. Маленький, неповинный ни в чем малыш. Он не виноват, что родители не любят друг друга, не нужны, не важны друг для друга.
Дети должна рождаться в крепких любящих браках. Смотрю на неё и жалею. Почему у нас с Арминой не получился малыш, наш малыш, наследник или наследница. Неважно, кто бы это был. Девочка, мальчик. Я бы любил этого ребёнка больше своей жизни. Осознание этого приходит именно сейчас. Обхватываю руками голову. Я,наверное, едва ли не впервые не знаю, что делать.
— Уйди, — говорю отстранённо, не глядя на девушку.
— Почему?
Не отвечаю, я банально не знаю, что ответить на такой вопрос. Не люблю, не интересна… По мне, это и так понятно. Но, видимо, я ошибаюсь.
До Алины не доходит. Она смотрит на меня. Глаза наполняются слезами, а мне противно. Родное лицо, в груди начинает печь от данного факта, но тут же есть и понимание. Это не она. Не Армина. Подделка. Может, хорошо сделанная, но это не она. Не моя девочка.
— Почему? — слышу опять вопрос.
Вновь не отвечаю, мой взгляд направлен в окно. Дождь льёт стеной. Природа будто олицетворяет бурю, творящуюся у меня внутри.
— Ответь мне, — ощущаю легкие удары в спину. Оборачиваюсь.
Алина замирает с поднятыми маленькими кулачками, а потом, не сдерживаясь накидывается на меня. Бьет не глядя, удары попадают в грудь, плечи, руки. Не больно.
Я ощущаю всю боль ее души. Вроде бы всёпонятно, ее чувства достойны хотя бы восхищения, но и его не вызывают, только раздражение. Ее можно сравнить с навязчивой мухой, от которой хочется отбиться.
Не знаю, сколько времени проходит, но я перехватываю ее руки, держу их вытянутыми, смотрю в глаза, полные слез, боли и обиды.
— Запомни: пластика, голос, походка, да, черт, что угодно. Для меня ничего не заменит в тебе Армину. Ничего, — выговариваю по слогам. — Есть такие ужасные понятия: страсть, похоть, любовь, наконец. А я не испытываю к тебе ничего, понимаешь или нет? Меня не интересуешь ты. Больше не приходи. Я не отказываюсь, ребёнка не брошу, но прекрати попытки. Не гоняйся за мной.
— Она ничего не может. Ребёнка родить не может, почему вы не сделали ЭКО?! Врачи сказали, чтобесполезно? Она словно мертвая. Ничего не может. А я могу. Посмотри на меня. Детей, я знаю, ты хочешь, так я рожу. Сколько? Кого ты хочешь, мальчика, девочку? Послушай меня, услышь, я умоляю, не бросай меня. Не бросай Сашу. Он твой, он даже похож будет на нее. Глаза, нос. Я очень похожа на нее. Ты сам нас перепутывал, бывали случаи. А девочку я могу. Я рожу, ты назовёшь ее Арминой, если захочешь. Я всёсделаю, скажи только, скажи.
Алина говорила, шептала, ластилась возле моих ног, а я потерялся в ее слова, в ее бреду. Она всёпридумала, всё решила, страшная девушка. Страшные поступки, роящиеся в ее голове.
Не знаю, в какой именно момент, что послужило спусковым механизмом, но я сдёрнул ее с кровати. Она упала на мягкий ворсистый ковёр, а я навис над ней. Она начала цепляться за руки, ноги, смотрела, молила, а я не понимал только одного: у неё совсем нет гордости? Встань, уйди. Я бы ушёл, Армина, уверен, тоже бы ушла. Она точно не стала бы терпеть такого унижения.
— Уходи.
— Нет, — я мать твоего сына, ты не посмеешь меня выгнать, я не она.
Рывок, и она поднята на ноги, а потом я потянул ее на выход. Вначале из спальни, потом из дома.
Охрана вышла на шум. Они непонимающее смотрели, как я тяну за собой девушку. Она плакала, пыталась отбиться, твердила как заведённая: «Я не она, я не она».
А для меня это было, как красная тряпка для быка. Я ускорялся от каждого ее слова сильнее.
— Выведи ее и больше никогда не впускайте, — бросил стоящему начальнику охраны.
— Я найду себе другого, слышишь, найду.
— Ну так выбирай, — кивнул на парней из охраны и ушёл в дом. Как же меня всё достало. Ее слёзы, вопли, попытки что-то доказать, попытки удержать ребёнком.
Женщины чертовски глупые. Они не понимают, что даже детей мужики любят по-разному. Ребёнок, напоминающий любимую женщину, автоматически будет любим сильнее. Ему многое будет прощаться. А если девочка, то это, считай, отражение любви. Она всем напоминает тебе ту, от одного взгляда которой тебя ведёт. Ты будешь видеть ее взросление, как она растёт, как всёбольше и больше становится похожей на любимую женщину. Даже в старости именно красота дочки будет тебе напоминать ваши былые чувства, историю вашей жизни.
Поднимаюсь в спальню, провожу пальцами по фотографии Армины. Какая она красивая, какая счастливая. Белоснежное платье оттеняет ее кожу, корсет приподнимает грудь. Какие красивые бы были дети, задумываюсь, смотря неотрывно на ее улыбку. Она всегда улыбалась, дарила мне свою улыбку и теплоту. С ней я чувствовал, что живу, дышу.
Поднимаю фото, сделанное не так давно издалека. Армина другая. Грустная, задумчивая. Ставлю рядом два фото и понимаю, что я виновен во всём этом. В отсутствии ее улыбки, слезах. Во всём, что происходит с ней. Но что сделать, я тоже не понимаю. Многие мужики изменяли, да и продолжают. Жены просто закрывают глаза, порой просят подарки повесомее. Так удобно, так проще. Закрыла глаза, и вот тебе новый Феррари или кольцо с бриллиантом.
Провожу по ее лицу и обещаю, что найду выход, он обязательно должен быть.