Савелий покидает палату, а мне почему-то становится смешно. Я начинаю смеяться, прикрыв рукой рот, потому что почти сразу ощущаю слёзы, они начинают литься из моих глаз. Вот и закончилось всё, подвожу итог. Чужие дети никому не нужны, и врут те, что говорят, если любишь женщину, и ее ребёнка полюбишь. Это ведь продолжение твоего любимого человека.
Всё это ложь. Никто никому не нужен. Так и у нас.
— Это был твой папа, — провожу рукой по животу и говорю негромко, точнее сказать, шепчу и поглаживаю живот, — но, как ты понимаешь, без него нам будет проще, не верит он, что ты его ребенок. Так, наверное, и к лучшему.
Мне ожидаемо никто не отвечает, а я глажу живот. Становится легче, я успокаиваюсь. Понимаю одно, главное — это свобода. Развод есть, можно смело продавать квартиру и уезжать, меня, а точнее, нас ничего не держит.
Тянусь за сумкой, не сразу нахожу в ней свой телефон, а когда достаю его, чуть не вскрикиваю. В кресле почти напротив меня у окна сидит Георгий.
— Привет, прости, я вас напугал.
— Зачем ты тут?
— Ты в моей клинике, я узнал, что ты тут, захотел навестить, уточнить, все ли с тобой хорошо.
Я затравленно смотрю на него. Почему так вышло, что хозяином, владельцем этой больницы является Георгий? Тут же возникает вопрос, а знал ли Савва? Он сделал это специально? Или… я не успеваю развить мысль дальше, ее прерывает сам мужчина.
— Армина, я совладелец этой клиники. Думаю, ты случайно попала к нам. Полный пакет у моего компаньона Озова Валеры.
Тут я все понимаю. Савелий приятельствовал с Озовым, вот и ответ, почему я тут. Не думаю, чтобы он допустил, чтобы я тут оказалась.
— Я видел анализ, все просмотрел, беспокоиться не о чем. Вс хорошо.
— Я знаю, спасибо, — стараюсь прекратить наш разговор. Мне хочется побыстрее остаться одной, а не вести этот разговор, он ни о чем и ни к чему не ведёт.
— Армина, по результатам анализов ты беременна, — я сглатываю. Началось то, чего я так не хотела, до дрожи боялась. Точно нужно быстро продать квартиру и уезжать, как же это надоело. Одним и те же вопросы, одни и те же эмоции. Мужики, мать их, самцы.
— Чей ребёнок, точнее, кто отец?
Я смотрю на сидящего мужчину, и мне становится смешно. Так и хочется сказать: ты же врач, посчитай, в чем проблема.
— Ты не отец, — говорю холодно.
— Значит, Громов, — тянет спокойно и смотрит на меня. Изучает, что-то подчёркивает для себя.
— Он рад? Или любовь заканчивается там, где появляются чужие дети?
— Я замираю на этих словах. Они болезные, но правдивые. Я сама пара минут назад думала об этом же.
— Так интересно, — продолжает Георгий, словно смотря и не смотря на меня. Будто больше рассуждая вслух. — Люди любят говорить, если любишь человека, то и детей примешь, они становятся родными, но всегда ли так? В природе животные точно знают, его или не его детеныш. Если нет, самцы часто уничтожают таких малышей.
Я смотрю и честно не знаю, что ответить. Георгий находит ко мне сейчас ключ, говорит какие-то слова. Они хоть и неприятные, но правильные, я понимаю это, принимаю, вероятно, поэтому и слушаю.
— Но люди гуманнее… Армина, Арин, — исправляется, а я смотрю на него. — Я не говорил это ранее, но скажу тебе. Я прекрасно понимаю тебя. Измена — это ужасно. Первые мгновения ты думаешь — нет, это не со мной, это обман, да что угодно…
Я начинаю глубоко дышать, мне становится неприятно, я словно возвращаюсь с каждым его словом в своё прошлое. Перед глазами всё плывет. Учебное занятие, звонок телефона и слова, которые раз и навсегда засядут на подкорку моей памяти:
— Алло, это Армина? — слышу из трубки молодой женский голос.
— Да, Армина.
Точно Армина? — переспрашивают, не веря.
— Точно, говорите, — мне начинает надоедать этот монолог.
— Тогда слушай, Армина, твой муж изменяет тебе.
— Что ещё? — смеюсь в трубку и собираюсь отключиться.
— Он изменяет тебе со мной. Что он сказал тебе? Выставка в Италии? — словно набатом.
— Молчишь, — чувствую даже на расстоянии насмешку в голосе. — Не веришь?! Тогда посмотри…
— Пожалуйста, прекрати, — почти выкрикиваю. — Я не могу и не хочу это слушать, это ужасно — понимать, знать, что тебя любили, тебя боготворили, тебе чуть ли не возносили молитвы, а потом растоптали и бросили. Кинули в лицо обычно и спокойно: «Там ребёнок». Ребёнок! — закричала я, — ребёнок! Которого я хотела, о котором я мечтала, которого я вымаливала! Знаешь, сколько врачей, сколько всего? Я каждый раз брала тест и каждый раз молилась. Я заходила в зал, где тысячи малышек, я смотрела на них и мечтала о такой же. Самое ужасное — находиться среди детей и не иметь для себя ни одного. Я первые занятия заканчивала со слезами. Я хотела ребёнка, хотела, — на последних словах я закрыла глаза. Это мой ад, моя цена, ошибка, моя точка невозврата. Я никогда себя не прощу. И больше всего за то, что он…
Георгий просто обнял меня, и я плакала на его плече. Это так низко, так ужасно.
— Прости, что заставил тебя через всё пройти, довёл до слез, мне очень больно, поверь, я не хотел этого, не хотел твоего срыва.
Я слушала, но не поднимала глаза. Не хотела, не могла, это было больно, ужасно больно поднять их, встретится глазами с человеком.
— Ты знаешь, я начал говорить, потому что со мной такое тоже было. Я знаю и одновременно не знаю, каково это. Женщины устроены по-иному, они по-другому переносят. Но и мужчины — мы не бесчувственные. Моя жена, ты знаешь, я любил ее всегда, с первого момента, как она появилась в нашем классе. Две косички, рюкзак через плечо и тёмное платьице. Я тогда не понял как, но влюбился. Все вместе: школа, выпускной, мединститут. Я жил, дышал ею. Все вначале для неё, потом для Лили. Как-то мне намекали, а я не верил… Мол, присмотрись к жене. Но я не слушал, а как что-то можно понять? Я люблю, она любит. А, потом наступил мой ад. Я пришёл домой раньше, она была в спальне с водителем. Знаешь, такая красивая, такая родная, но с другим. Я несколько минут не понимал, думал, бред. Она надела халат, подошла ко мне, поцеловала в щеку, словно ничего не было, и сказала:
«Гер, я долго не понимала, думала, любовь, но ты пойми, ты мне как брат. Вроде люблю, но как-то не так. Прости. Надо было по-другому. Сказать, подготовить. Мы, как только обустроимся с Максимом, заберём Лилю, пожалуйста, не препятствуй».
На последних ее словах, я сорвал с руки обручальное кольцо, — Георгий поднимает палец и показывает мне шрам. Он, конечно, зарубцевался, побелел, но очень хорошо виден, кривой немного и с изломом.
— Я тогда вырвал с мясом, — продолжает он, а я молчу, боюсь дышать, я словно посторонний зритель в его мире, где не должна быть.
— Мы так и не развелись, она молча после собрала вещи, села в машину. Лил сильный дождь он стал источником аварии, так, по крайней мере, говорили судмедэксперты. Ее, а точнее, наш водитель исчез, я не знаю его судьбы. Лиля со мной. Ты знаешь, я словно законсервировался. Работа, дом и Лиля, больше ничего. Мужики, мы по-другому, в отличие от вас реагируем на другой пол. От красивой фигуры у нас может встать, это физиология, могу подтвердить это и как врач.
— Женщины по-другому. Вы любите глазами, потом ушами, а потом как выйдет, вы устроены по-иному. У вас другая физиология. Вы не возбуждаетесь так. В этом и ключевая разница. Мужик может оценить, что-то почувствовать. Это физиология, но спать не пойдёт. Это ключевое отличие человека, мужика от самца. Самец пойдёт и сделает. Он так устроен, а человек это психосоциальное существо, нас обучает и делает таким общество. Мы знаем любовь, свою женщину. Секс — это удовольствие, потом дети. У животных по-другому. Ответь сама себе после этого, любили ли тебя. Любовница, думаю, поэтому так и называется. Армина, я все понимаю, все знаю. О ребёнке, о тебе. Я… пойми одно, когда я тебя увидел первый раз, меня так торкнуло, я дышать не мог первые минуты… я любовался, я… я не могу объяснить, я хотел тебя себе. Но отступил, я уважаю любовь, чувства. А сейчас прошу тебя, дай мне шанс. Я никогда не скажу слова против, буду любить этого ребёнка, устрою твою жизнь так, как ты захочешь. Не попрошу, не прикоснусь. Только с твоего желания. Это моя гуманность, моя любовь. Пойми, ребёнку плохо без одного из родителей, ему тяжело. Лиля такой яркий пример, она тянется к тебе, ей не хватает женского. А если будет мальчик?
Мы замолкаем вместе. Слова, всё это слова. Такие правильные, мудрые слова. Но как будет дальше…
— Армина, ты можешь и, думаю, должна, все обдумать, принять решение. Я не тороплю тебя. Скажешь «нет», я соглашусь, — крутит головой, — поборюсь, но, если скажешь прямо «нет», отступлю. А пока я приглашаю тебя в ресторан. Давай просто поужинаем. Я помню, ты любишь мясо, — мужчина подмигнул мне и взял в руки телефон.