1925
<Из Парижа в Москву,> 4/1 <1925>
Дорогой Владимир Германович,
Ваше письмо и обнадежило и обескуражило меня. Дело в том, что денег я до сих пор не получил. Очевидно кто-то подвел Вас. Очень мрачно, ибо госиздаты мне тоже пока что ничего не прислали и я пребываю в предельном безденежье.
Надеюсь, что теперь, получив рукопись (Вы ведь получили? ее повез Маяковский), Вы достанете денег и вышлете.
Я пойду завтра к Грюнф<ельду>[988] насчет Вашей визы. Кроме того, использую ходы в Мин<истерство> Ин<остранных> Дел. Время сейчас в этом отношении тяжелое, но я все же надеюсь, что удастся это устроить.
Страшно рад, что увижу вас здесь.
Насчет переиздания «Курбова» и «Жанны» («Трест» куплен уж Укргизом) — прежде всего, что за издательство? Что издает? Есть ли гарантия честности в отношении тиража? Заплатят ли сразу? (Иначе с частным и<здательст>вом теперь нельзя договариваться). Сообщите все это.
Насчет Пильки[989] очаровательно! Неясно лишь, привезена ли знаменитая корова из Коломны для украшения салона?
Здесь все по-прежнему. На днях надеюсь сообщить Вам нечто положительное о визе.
Сердечный привет от Л<юбови> М<ихайловны>.
P.S. Очень важно! Заставьте Ровинского <он же: Равинов. — Б.Ф.> выслать мне почтой 10 экз. «13 Трубок».
С Новым годом!
Впервые.
<Из Парижа в Ленинград,> 5/1 <1925>
Милая Мария Михайловна, все отечественные и иностранные «спасибо» Вам за заботливость и трудолюбие. Поэма Тихонова[990] действительно великолепна и оставляет позади все им написанное до нее. Я утешаюсь поэтому мыслью, что переписывать такие стихи не было для Вас чрезмерной мукой.
Спасибо также за более «грязное» дело, т. е. за беседы с <Я.Б.>Лившицем[991]. Не можете ли Вы озвереть? Пусть Вас разозлят дети или налоги, или формалисты из Зубовского <института>. Вот тогда пойдите к нему. Какое мне дело, нравятся ли ему мои рассказы? М.б., ему еще не нравится мой нос? Тоже возможно. Но ведь суть в деньгах, которые он не высылает. Поставьте ему ультиматум: или он немедленно выплачивает все деньги, или договор, подписанный сразу касательно 2 книг, считается расторгнутым и он возвращает на месте рукопись «Бубнового Валета». Сделайте это божеское дело! Если голос слаб, возьмите, пожалуйста, с собой какого-нибудь дерзкого мужчину.
Что Вы делаете? Пишете ли?
«Рвач» кончен и послан Ионову. Что с ним будет в дальнейшем — не знаю. Здесь он выйдет в конце февраля.
Попросите Федина прислать мне свой роман[992]. Очень хочется прочесть его. А здесь не продается.
С Новым Годом! (У нас ведь здесь по-старому не принято). Начался он для меня прозаически. Сижу в Rotonde и курю новую трубку (кубистической формы). «Mercredi lе mangera»[993] — так переводят французы русских авторов.
Впрочем, сегодня солнце, чудное солнце, прямо-таки замечательное. По кафе гуляет кот и даже уклон его поднятого хвоста свидетельствует о необычайности дня.
Эренбург же, как подобает этому опустошенному субъекту, продолжает курить трубку. Он ждет Ваших писем и жмет трогательно руку.
Прокляните Лившица!
Привет и пр. от Любови Мих<айловны>. Она пришлет Вам чудный рисунок.
Впервые — Диаспора IV, 578–579. Подлинник — ФШ, 43.
<Из Парижа в Москву,> 6/1 <1925>
Дорогой Владимир Германович, с Грюнфельдом видался. Он весьма любезен, но пассивен, т. е. советует подождать, т. к. теперь особенно трудно и т. д. У меня есть кой-какие надежды сделать это помимо него, через франц<узских> писателей. Ответьте тотчас же, окончательно ли вырешен срок — дата Вашего отъезда?
Вчера получил от Вас 60 долл, и расстроился — вижу, что кто-то (не то «Трубки», не то «Повести») снова подвел Вас. Кто? И когда заплатит? Получили ли Вы рукопись «Повестей»?
Деньги нужны до… Сами понимаете!
Как с «Кораблем»?[994]
Итак, жду известий.
Если есть какая-либо возможность, заставьте их заплатить и пришлите деньги!
Впервые.
<Из Парижа в Ленинград,> 13/1 <1925>
Дорогая, прошу тебя разгромить Лившица (и<здательст>во «Петроград»). Они не шлют мне денег и, судя по слухам, уже выпустили «Бубн<овый> Валет»[995]. Я им предъявляю ультиматум: или они высылают немедленно весь гонорар и авторские экз., или — суд. Поддержи это, получи ответ и сообщи мне. Книги пусть запакуют у тебя на глазах и вышлют заказной бандеролью.
Я зол и лют: денег нет. Долги. И пр. Представляешь? Потом, это меня никто не любит, а не Шкловского. Тебя, наоборот, все любят. Даже Семенов[996]. Даже бородатый итальянец (кажется, поэт) из «Ротонды»[997]. Он расспрашивал о тебе и взял твой адрес. Помнишь его?
Мою «Жанну», кажется, все без исключения хают. Что же, это я тоже умею, т. е. хаять. Напр<имер>, «Рвач». Только вряд ли пройдет это дело. Вскоре буду писать «Гид по кафэ Европы».
Пиши! Ты меня совсем забыла. Как твоя грядущая проза и актуальная поэзия? Как Серапионы? Как Шагинян? Всем привет!
Впервые — ВЛ. 2000. № 2. С. 247–248. Подлинник — РНБ ОР.
<Из Парижа в Ленинград,> 13/1 <1925>
Милая Мария Михайловна, вчера из газетной заметки узнал, что «Петр<оград>» уже выпустил мою книгу рассказов[998]. Это предел! Заклинаю Вас предъявить от моего имени ультиматум Лившицу: или он немедленно высылает мне все следуемые за 2 книги деньги и авторские экземпляры или я оглашаю дело и прибегаю к суду. Без ламентаций: «да» или «нет». Ответ мне тотчас же сообщите. Книжки пусть вышлют незамедлительно заказной бандеролью с пометкой: «авторские экземпляры». Не сердитесь за лапидарность стиля! Я зол невероятно. Подумайте — сижу без денег. Все издательства увиливают и т. д. Что будет с «Рвачом»? не знаю и сильно боюсь за его судьбу. Все меня ругают, что есть силы. А здесь то же самое. В Дании печатание «Треста» произвело скандал, оборвали на середине. Франц<узский> перевод «Хуренито» обкорнали. И т. д. Видите, как я умею жаловаться! Хвораю. Уже скучно без работы и вскоре, наверное, засяду за свой «Гид»[999]. Хочется прочь из Европы, в Америку, что ли. Пишите, пожалуйста, не забывайте!
Если будут рецензии о моих книгах, пришлите, сюда ничего не доходит.
Впервые — Диаспора IV, 579–580. Подлинник — ФШ,45.
<Из Парижа в Ленинграда,> 13/1 <1925>
Дорогой Слонимский, очень прошу Вас оказать мне ряд услуг:
1) заставить Ленгиз выслать мне гонорар за «Рвача». Я получил 70 черв<онцев>, а следует 175 р. х 18 листов — 3050, т. е. остается получить 245 ч<ервонцев>. Я сижу без денег, весь в долгах. Нажмите на них! Ведь это же свинство.
2) разузнать, пойдет ли «Рвач» целиком? Если нет, то велики ли купюры?
3) заставить известного вам Лившица (и<здательст>во «Петроград») выслать мне немедленно весь гонорар за 2 книги и авторские экз. «Бубнового валета». Они ведут себя гнусно и на письма не отвечают.
Простите великодушно, что так утруждаю Вас: не могу ничего добиться письмами. Здесь нужны громкий голос и живой глаз.
Вскоре сажусь за «Гид». Ответьте касательно альманаха[1000](когда? сколько? сколько платят?). Пришлю в первую очередь.
Жду письма.
P.S. Правда ли, что мою «Жанну» все в один голос ругают? Если попадутся рецензии, пришлите их, пожалуйста, мне. Сюда ничего не доходит.
Впервые. Подлинник — ЦГАЛИ СПб. Ф.414. Оп.1. Д.65. Л.12.
<Из Парижа в Ленинград,> 13/1 <1925>
В Ленгиз
Настоятельно прошу выслать мне незамедлительно гонорар за «Рвача». Последние главы рукописи высланы (на имя т. Ионова) 29 декабря. Я получил всего 700 р. Мне же следует за 18 листов по 175 р. за лист. Мне крайне нужны деньги, и я надеюсь, что вы не допустите дальнейших проволочек.
Впервые. Подлинник — ЦГАЛИ СПб. Ф.2913. Оп.1. Д.237. Л.32.
155, B-d Montparnasse, Paris 6-е <в Ленинград,> 18/1 <1925>
Дорогой Евгений Иванович,
Вы ни разу не собрались написать мне в Париж. А я ведь очень ждал Вашего суждения о «Жанне». Несмотря на плодовитость, тиражность и прочее, я теперь в достаточной мере растерян. «Жанну» ругают напропалую все. Пока это шло только по линии политической, напостовской, я хранил спокойствие. Но на днях я прочел в Вашем журнале отзыв Каверина[1001] и усомнился. Действительно ли это настолько плохо? Что же я и вправду только «Вербицкая в штанах»? «Русск<ий> Совр<еменник>», видимо, думает именно так (Тынянов, некая Рашковская, Шкловский[1002], Каверин). Так ли думаете Вы? Чувствуете ли, что ошиблись в давней статье обо мне? Или я пропал, слинял? Напишите мне откровенно! Вашему пониманию я очень верю. От универсальности нападок, повторяю, растерялся.
Не сердитесь за надоедливость вопросов.
Работаете ли Вы? Где должны появиться Ваши новые вещи? Я уж писал Вам, чтобы вы прислали мне Ваши книги: весьма рассчитываю устроить французский перевод.
Здесь теперь явный интерес к современной русской литературе, но переводят без толку и безграмотно по большей части.
Французы пишут (как всегда) добротную прозу. Знаете ли Вы Girordoux? Paul Morand? (О последнем в «Р<усском> Совр<еменнике>» зряшний отзыв[1003]. Правда, «Irene et Lewis» много слабее его первых книг «Quvert la Nuit» «Fermé la Nuit»[1004] Но все же Morand крупный мастер, о котором нельзя писать как о Слезкине). Delteil? Орнаментализм здесь не народный (этнографический), как у нас, а современный. Причем этим удовлетворяется естественная жажда поэзии (стихов ведь никто здесь теперь не читает).
Я закончил роман психол<огический> и нравов «Рвач». Здесь он выйдет через месяц. Помышляю о новой книге неопределенного типа — гид по кафэ Европы.
Жду письма!
Сердечно Ваш
Впервые (с купюрой) — ВЛ.1973. № 9. С. 203–204; печатается по рукописи. Подлинник — ИМЛИ. Ф. 146. Оп.1. № 11. Л.4.
<Из Парижа в Ленинград> 20/1 <1925>
В Ленгиз.
Сегодня 20-го января, а денег я еще не получил! Прошу Вас, если еще не высланы, выслать их незамедлительно телеграфным переводом. Ведь последняя глава рукописи выслана Вам месяц тому назад.
Далее: просмотрев копию рукописи, я увидел множество описок. Поэтому обязательно одну корректуру вышлите мне. Без моей корректуры книга выйти не может.
Впервые. Подлинник — ЦГАЛИ СПб. Ф.2913. Оп.1. Д.237. Л.35.
На оригинале резолюция: «Ответить, что не издам. Ангерт».
<Из Парижа в Ленинград,> 23/1 <1925>
В Ленгиз.
Решительно настаиваю на немедленной высылке телеграфным переводом гонорара за «Рвача». Дальнейшая задержка высылки денег ставит меня в критическое положение.
Впервые. Подлинник — ЦГАЛИ СПб. Ф.2913. Оп.1. Д.237. Л.33.
Резолюция: «Нет! Ангерт». 29 января 1925 г. зав. редсектором Ленгиза Д.Н.Ангерт сообщил ИЭ: «тов. Ионов, ознакомившись с содержанием вашего романа, пришел к заключению, что выпуск его в пределах СССР невозможен…»
<Из Парижа в Ленинград,> 26/1 <1925>
Милая Мария Михайловна,
не казните меня за редкость и главное скудость писем: тьма всяких внешних и внутренних напастей.
Главная: Ионов отказался от «Рвача»[1005]. Следовательно, он вряд ли выйдет в России. Это мне очень досадно. Да и денежные дела в связи с этим аховые.
Очень прошу Вас принудить Лившица выслать мне деньги и авторские экз<емпляры> «Бубнового Валета». Неслыханное с его стороны свинство!
Ваш отрывок слишком мал, чтобы понять, как и что Вы пишете. Но я радуюсь прежде всего — прорыву. Это полно радости и надежды.
Еще раз перечел Тихоновскую поэму. Она прекрасна и Вы бесконечно трогательны, что способствовали моей с ней встрече.
Роман Федина не читал — здесь его нет.
Что у Вас? Как Ваше здоровье? Как дети?
Ирина «парижеет». Впрочем, закваска у нее весьма ориентальная.
Я старею, злюсь. Мои пальцы стали темно-коричневыми от дыма. Курю вероятно так же.
Читал как Каверин меня выругал за «Жанну»[1006].
Все в порядке.
Не забывайте! Пишите!
Все приветы.
Весь Ваш
Впервые — Диаспора, IV, 580. Подлинник — ФШ, 44.
<Из Парижа в Ленинград,> 30/I <1925>
Дорогой Николай Семенович,
спасибо большое за письмо. Вновь на днях перечел Вашу поэму (дал ее также для прочтения кружку местных молодых поэтов). Она очень, очень хороша. И ее цвет — мутный горного потока, — м.б., лучшее в ней (а не слабость ее). Сочетание «беспорядка» с протокольностью, внутреннего лирического хребта с прозаическими пятнами мяса меня в ней особливо волнуют. Кажется мне, Вы в России единств<енная> наша надежда. Обязательно присылайте новое, что напишете!
А так у нас нежирно. Если Сейфуллина[1007] — Флобер, то куда же дальше? Здесь в литературе сейчас мало объема. Она плоская. Сказывается известная духота. И все же это — литература. У нас не понимают, что максимализм, м.б. (да и наверное), чудесный в жизни, не существует в искусстве. Там он не плох и не хорош, там он — ничто. Как привить нашим «чувство меры» — этот аршин лавочника, в руках художника превращающ<ийся> в благодетельный циркуль?
Федина я не читал (романа).
Моего «Рвача» ценз<ура> (как я и ждал) зарезала. Мне очень больно. Он выйдет здесь, но для кого и зачем?
Вообще я скулю. Меня ругают все, партийные за одно, писатели за другое (вот и Каверин). Начинаю не на шутку сомневаться, стоит ли писать. М.б., поэтому начать халтурить (хотя многие думают, что я и до сих пор халтурю, но это не так — я, честное слово, писал всерьез, а лучше не умел).
Пишите мне — очень радуют Ваши письма. Любовь Михайловна пишет Вам отдельно. Горячий привет.
Париж, Монпарнас.
Впервые — ВЛ 2003, № 3. С. 234–235. Подлинник — собрание наследников Н.С.Тихонова. Подробнее о взаимоотношениях ИЭ и Тихонова см.: Б.Фрезинский. Какие были надежды! (Илья Эренбург — Николаю Тихонову: 1925–1939 и о Николае Тихонове: 1922–1967). ВЛ. 2003. № 3. С. 226–257.
<Из Парижа в Ленинград,> 3 <февраля 1925>
Дорогая! Спасибо за штурм Лившица! Денег я еще не получил, но верю, что ты его живым до предъявления квитанции не оставишь.
Дела мои прескверны;
1. «Рвача» Ионов не берет по внятным мотивам. Это бьет и по душе, и по карману.
2. Вышел франц<узский> «Хуренито» в гнуснейшей переделке, причем именуется это даже не adaptation, a traduction[1008].
3. Из «Hotel de Nice» меня выселяют, а других комнат найти не могу.
4. Ежедневно меня ругают «Вербицкой», «нэпачом» и т. п. словами.
5. Денег нет, и я бегаю в Mont de Piété[1009] со всякой дрянью.
Вот тебе табло! Пожалей!
Писал ли тебе бородатый итальянец из Rotonde’ы?
Я начал свой «Гид». Но думаю бросить литературу и поступить гарсоном в кафэ. Sic transit[1010]. А ведь так хорошо начал…
Жду от тебя обещанного блистательного и утешительного письма.
Целую,
Если увидишь, что какой-нибудь издатель или редактор хочет мне дать денег, одобри его, ободри его и дай ему мой адрес.
Впервые — ВЛ. 2000. № 2. С. 248–249. Подлинник — РНБ ОР.
<Из Парижа в Ленинград,> 3/2 <1925>
155. B-d Montparnasse.
В и<здательст>во «Петроград»
Уважаемый Яков Борисович,
Ваше запоздавшее на ½ года письмо, разумеется, все же лучше Вашего эпического молчания. Денег для Элленса я, однако, до сих пор не получил. Надеюсь, на этот раз Вы не подвели и выслали их. Так как одно лицо может сразу выслать не более 200 р., то, вероятно, у вас остался остаток, который прошу Вас передать Е.Г.Полонской — она перешлет.
Прошу вас также выслать мне все авторские экземпляры «Бубнового валета» — как полагается. Вышлите их 2 заказными бандеролями, не откладывая дело на 6 месяцев, — в день получения этого письма.
Что касается числа листов, то в книге (6 рассказов[1011]) около 4 листов — 3 ½.
В последующем менее всего виновен автор. Вряд ли от этого страдает и<здательст>во. Вы заплатили мне 240 р. при 10 тыс. <тиража>, т. е. ровно 6 (шесть) % номинала. Это разорительный гонорар?
С уважением
Впервые. Подлинник — РГАЛИ. Ф.1255. Оп.1. Ед.хр.12. Л.2.
<Из Парижа в Москву,> 3/2 <1925>
Дорогой Владимир Германович,
вчера я получил от <Т.И.>Сорокина телеграмму, что Ионов не выдает рукописи «Рвача». Телеграфировал Ионову. Выяснили ли Вы что-либо?
Как с «Кораблем»? Уж не летучий ли это голландец?
Почему не шлете денег за «Повести»? Мое безденежье стало космическим, перейдя через ломбарды и пр. и соприкасаясь с небытьем. Выручайте! Я получил от Вас 60=75 долл., т. е. 270р.+170р. сестре. А ведь следовало, кроме 200 «трубочных», примерно 320 за повести.
Как с отъездом и визой? Обратитесь обязательно к Paul Morand’у во франц<узском> представительстве, который сейчас в Москве. Он устроит это в два счета. (Это крупный писатель из молодых.)
Читал Ваши прекр<асные> очерки в «Кр<асной> Нови»[1012]. Книга «Норд», как видно, будет очень хорошей.
Как литературные дела в Москве? Правда ли, что стало плохо с и<здательст>вами? Или это затронуло только меня? Как Вы объясняете историю с «Рвачом»? Пишите и ради-ради шлите деньги! Сердечный привет от Л<юбови> М<ихайловны> и меня.
Впервые.
<Париж,> 3/2 <1925>
155, Б-р Монпарнас
Дорогой господин,
Сердечно благодарю вас за ваше письмо. Сожалею, что не могу представить вам русский экземпляр Хуренито: берлинское издание распродано, а из московского издания у меня ничего не осталось. Не думаю также, что можно достать его у русских книготорговцев в Париже.
Скажу вам только, что русский текст в два раза длиннее и что некоторые главы на французском — всего лишь резюме, сделанное переводчиками[1013]. Я говорю это для того, чтобы указать, где кончается ответственность автора. Я не защищаю книгу, у нее много недостатков, и я тоже это знаю. Так ли она плоха, как вы говорите? Возможно… В конце концов, каждый делает то, что может, и я вам искренне признателен за ваше прямо выраженное мнение.
Я только должен добавить, что когда я читал ваши книги, которые я попросту люблю, у меня возникла иллюзия (?), что мы с вами занимаемся предметами одной сути (если можно так выразиться). Выходит, иллюзия ложная.
Извините мой отвратительный французский и примите заверения в моих наилучших чувствах.
Впервые; публикация и перевод О.Хлопиной (Париж). Подлинник — Берн, Швейцарская Национальная Библиотека, Отдел научных архивов, фонд Блеза Сандрара, L 150, где датируется 1924 г. под вопросом.
С французским поэтом Блезом Сандраром (Фредерик Созэ; 1887–1961) ИЭ познакомился в Париже в 1913 г. (см. 26-ю гл. 1-й кн. ЛГЖ). Сохранилась книга Б.Сандрара «19 эластических стихотворений» (Париж, 1919) с дарственной надписью: «а' Ehrenbourg cordialement и с поклономъ Blaise Candrars le 22/2/1922» (собрание составителя); на подаренном автором французском издании «Хулио Хуренито» написано «От всего сердца Блезу Сандрару Илья Эренбург» (франц. текст сообщен О.Хлопиной). На этом экземпляре Сандрар зачеркнул слово «перевод» и написал «отвратительная адаптация».
<Из Парижа в Ленинград,> 7/2 <1925>
Дорогая, сообщаю тебе новый свой адрес: 64, av.du Maine (из старого выгнали, и, как видишь по району, сказывается «запустение Эренбурга»). Денег от Лившица я не получил (хоть деньги это Элленсу, но я должен их вырвать). Запри его и, не веря прекрасным словам, потребуй предъявления банковской квитанции. Я на днях писал тебе. Если скучаешь, не сердись. Сезон такой. А погода и здесь чудесная: сегодня сидят на террасе Rotonde’ы. Пиши и пространней!
Не забывай! Целую
Впервые — ВЛ. 2000. № 2. С. 249–250. Подлинник — РНБ ОР.
<Из Парижа в Москву,> 7/2 <1925>
Дорогой Владимир Германович, сообщаю Вам мой новый адрес: 64, avenue du Maine.
Жду, как влюбленный шагов девушки, Ваших писем!
Как с визой? Говорили ли Вы с Morand’ом и что мне предпринять здесь?
Как с деньгами за «6 пов<естей>» (с «Кругом»). Пребываю в мраке, в ожидании и в преданности
Впервые.
<Из Парижа в Москву,> 8/2 <1925>
Новый адрес: 64, av.du Maine
Дорогой Владимир Германович, сейчас получил Вашу телеграмму. Не совсем понимаю, какие рекомендации нужны Вам — письменные, чтобы представить там, или адреса, на которые сослаться при запросе. Сегодня воскрес<енье>. Завтра возьмусь за дело и надеюсь во вторник выслать Вам и то и другое. — Отсутствие в Вашей телегр<амме> сообщения о деньгах мне — похоронно. Я совсем погибаю. Почему не доплачивают Вам за «Повести»? Отказался ли «Корабль»? Нет и на «Рвача» охотников? Сообщите срочно и, если можете, вырвите деньги! Привет сердечный.
Впервые.
<Из Парижа в Москву, видимо, 10 февраля 1925>
Дорогой Владимир Германович,
посылаю при сем бумагу[1014]. Обратитесь непосредственно к Эрбетту[1015], который относится очень благожелательно к этому обществу. В случае необходимости личной рекомендации сошлитесь на Мориса Витрака, секретаря Национальной Библиотеки. Надеюсь, теперь вы быстро получите визу. Если нужно будет что-либо еще, сообщите.
Жду известий о моих книгах. Об этом писал Вам на днях. Спешу отправить письмо.
Впервые.
<Из Парижа в Ленинград,> 14/2 <1925>
Дабы ты не дышала преждевременными лаврами, знай: денег от Лившица я не получил и, думается, он их не высылал. Сделай ему налет!
Жду обещанного большого письма.
Мой новый адрес:
64, av. du Maine
Целую,
Впервые — ВЛ. 2000. № 2. С. 250. Подлинник — РНБ ОР.
64, avenue du Maine, Paris 14-е <в Москву,> 18/2 <1925>
Дорогой Владимир Германович, бумагу я Вам послал уж давно заказным. Сошлитесь, как я писал Вам на Vitrac’a[1016]. Адрес его 23, rue du Turin. Надеюсь, все устроится быстро.
Жду с нетерпением 50 долл, за «Повести» — вырвите! Очень нужно.
О «Рваче». Думаю, <Т.И.>Сорокин уладил дело с рукописью — я писал неоднократно ему и Ионову. Задерживать-то не вправе. Я получил вчера предложение от и<здательст>ва «Основа» в Ив<аново>-Вознесенске по предложению Когана (Петра)[1017], который читал «Рвача». Т. к. «Основа» и<здательст>во полугосударственное, им, м.б., легче будет протащить «Рвача». Если можно, выясните, пожалуйста, это с Коганом. Я пишу Сорокину также об этом. С «Основой» Вам снестись легко (Коган укажет как). Это вопрос не гонорара, а того, кто протащит роман.
Добудьте у «Нов<еллы>»[1018] аванс под «Курбова» — выручьте!
Жду писем, денег и Вас!
Впервые.
<Из Парижа в Москву,> 25/2 <1925>
Дорогой Владимир Германович,
вчера получил вашу телеграмму, а сегодня — письмо. Отвечаю согласием: деньги нужны и приходится принять цифры тиража при невысоких цифрах рублей. Однако есть мало обстоятельств, которые в телеграмме выразить трудно. Оговариваю их здесь, чтобы Вы, заключая соглашения[1019], приняли бы это во внимание:
1. Трудность провести «Рвача» частному и<здательст>ву. М.б., он легче прошел бы с соотв<етствующим> предисловием, что немыслимо для частного и<здательст>ва? Во всяком случае, следует оговорить возможность (т. е. свободу) дальнейших устроений его, в случае если «Новелле» не удастся провести (в той же «Основе» и т. п.).
2. «Д.Е.» — Укргизовский. Они только что выпустили 2-е изд<ание> — 10 000.
Следовательно, его следует перенести на конец, как и «Хуренито».
3. «Жанна» печатается в переделанном мной виде (ряд сокращений и стил<истических> поправок). Экземпляр вышлю вскоре.
4. Корректная внешность. Наборная обложка или как на Вашей «Лит<ературная> Россия».
(Фотографию в случае нужды вышлю хорошую).
5. Гарантии своевременных платежей.
6. Серьезный аванс, minimum ¼ общей суммы.
7. 5 авторских экземпляров с каждой тысячи.
8. О новых книгах — за и<здательст>вом остается лишь т. н. «преимущественное право».
Кроме того, оно не касается специальных изданий «популярных», художественных и т. п.
Например, я теперь пишу «Гид по кафэ Европы», который хочу издать в виде гида с фотографиями (трюкованными — восковые фигуры). В первом издании это никак не подойдет для тома «собрания сочинений». Конечно, если они захотят, я дам им, но как отдельный том, при условии хорошего издания, хорошего гонорара и затрат на «организацию» 11 иллюстраций[1020]. Во 2<-е> издание «Гид» может уж почти обычной книгой (по существу, это рассказы).
9. Очерк обо мне? Прямо затрудняюсь назвать автора. М.б., обойтись без этого? Если это необходимо, м.б., согласится Мариетта Шагинян?
Вот все наиболее существенное. Дорогой В.Г., оговорите, пожалуйста, все это, подписывайте договор и заставьте издателя как можно скорее выслать деньги, и (конечно) побольше. Но за «Рвача» Госиздату нужно возвратить аванс лишь в том случае, если роман пропустят (это точный смысл договора). В этом случае из первой получки им надо уплатить половину аванса, т. е. 350–400 р. Остальное же выслать мне.
Неужели Раввинов <так! — Б.Ф.> еще не додал этих 50 долл.? Я вовсе без денег (затрудняюсь теперь послать телеграмму).
«Огоньку»[1021] предложите перепечатку чего-либо из «Непр<авдоподобных> Историй» или «6 пов<естей>» — хотя бы «Бубн<ового> Валета» (напечатан в «Огоньке»[1022]) и «Веселого финиша» — напечатан в «Красной Ниве»[1023]. 2) Пусть за это дадут 50 долларов, и то хлеб.
Рекомендации и «доброе имя» Витрака посланы Вам еще 8-го февр<аля> заказным. Видались ли Вы с Paul Morand’ом? Надеюсь, с визой устроились. Жду Вас в марте обязательно (время хорошее).
Горячий привет от Любови М<ихайловны>1) и меня
1) Просит добавить: и Вольфу.
2) «Трубки» лучше не трогать из-за Укргиза — и так их подвели малость с допечаткой. Хотя в крайнем случае, если «Ог<онек>» требует обязательно «Трубки» — пущай.
3) Для грядущего тома «с<обрания> соч<инений>» можно объединить «Непр<авдоподобные> Ист<ории>», «6 пов<естей>» и «13 Тр<убок>».
4) Забыл еще — соглашение касается СССР и не касается издания книг за границей (для заграничного рынка — «Рвач» выходит здесь без купюр).
Впервые.
<Из Парижа в Москву,> 26 февраля <1925>
Дорогой Владимир Германович,
в дополнение к вчерашнему письму — получил сегодня телеграмму от Каганского[1024] насчет «Рвача». Хоть условия довольно выгодные, отказываюсь. Мотивы: предложение «Новеллы»[1025] и недоброкачественность Каганского (опыт «Жанны»). Однако если с «Новеллой» что-либо сорвется в последнюю минуту, обратитесь к Каганскому и выясните дело.
О новой книге. Она будет готова к апрелю. Это 15 рассказов, под общим названием «В кафэ». Около 8 листов. Хочу половину из них пропустить предварительно по журналам. (Название «Гид» и соотв<етствующая> внешность отпали). Книга, однако, должна выйти с иллюстрац<иями>, о которых я писал (фотографии с восковыми фигурами). Последнее должно стоить довольно дорого. Выясните с «Новеллой», интересует ли это их и сколько максимум они согласны потратить на 15 иллюстр<аций> плюс обложка. Мне же 175. Если им не подходит, предложу другим.
Послезавтра вышлю Вам фотографию, а также 3 рассказа («кофейных») для к<акого>-л<ибо> журнала. Тогда об этом напишу точнее.
Вчера получил письмо от Соболя из Сорренто. Конечно, хандрит и замерзает. Здесь архичудесно, и мы усиленно ждем Вас.
Впервые.
<Из Парижа в Москву,> 3/III <1925>
Дорогой Владимир Германович, только что получил копии Ваших бумаг. Постараюсь сделать все возможное. Жду со скрежетом денег. Также ответа о подписании с «Новеллой». Когда они выплатят первую часть? Сколько? «Кафэ» — для журнала и фотографию вышлю завтра. Постарайтесь ускорить высылку денег и укрупнить сколько возможно сумму.
Весь Ваш
Впервые.
<Из Парижа в Ленинград,>3/3 <1925>
64, av. du Maine
Милая Мария Михайловна, кажется Вы «питали» ко мне добрые чувства, когда-то — подарили метафизика с трубкой, присылали стихи, жаловали и баловали. А теперь!.. Месяца 2 от Вас ни строчки. Я в унынии. Что с Вами? Здоровы? Как все ленинградцы? Серапионы?
Я ни от кого не имею писем и изрядно хандрю. Ионов зарезал моего Мишку[1026]. Денег нет. Писать надоело. Уехать некуда и не на что. Что остается? «Трубки»? «Париж»? 2 негритянки? Ответьте же, утешьте бедную Вербицкую в штанах (кстати, драных).
<2–3 слова нрзб>
Впервые — Диаспора IV, 581. Подлинник — ФШ, 46.
64, avenue du Maine Paris 14-е <в Ленинграда 3 марта <1925>
Уважаемые граждане, прошу Вас известить меня, как обстоит дело со сценарием «Любовь Жанны Ней». Если он пропущен репкомом, то почему мне не выслан гонорар? Если нет, то каковы мотивы? И свободен ли я представить роман для инсценировки за границей?
Жду скорого ответа.
С уважением
Впервые. Подлинник — ЦГАЛИ СПб.
23 февраля 1925 г. директор конторы «Кино-Север» Ю.И.Брусиловский уведомил ИЭ, что «фильм по роману „Любовь Жанны Ней“ не может быть поставлен вследствие запрещения сценария цензурой» и потребовал вернуть аванс 250 р. (письмо было отправлено на берлинский адрес).
<Из Парижа в Ленинград,> 4/III <1925>
Вчера я направил Вам письмо о судьбе сценария, а сегодня получил Ваше, пересланное из Парижа[1027].
Я верну Вам аванс при первой возможности. Сроки, к сожалению, указать не могу. Если мне удастся устроить этот сценарий здесь, то — скоро. Если нет, Вам придется несколько подождать.
Прошу Вас выслать мне сценарий (копию я потерял), а также копию «запретительного отзыва репкома».
Впервые. Подлинник — ЦГАЛИ СПб.
<Из Парижа в Москву,> 5/3 <1925>
Дорогой Владимир Германович,
доведенный до ничтожества шлю Вам сегодня телеграмму. Не сердитесь за то, что досаждаю. Здесь весьма трудно без денег — не одолжишь даже 100 фр.! Мои надежды — что Вы заставите «Новеллу» (если Вы подписали с ней) выслать мне немедленно первый взнос, т. е. 100 червонцев. <1 слово нрзб>, маленькая, — 10 черв<онцев> сэра Раввинова.
Не желая еще обременять Вас с устроением рассказов, я их выслал сегодня <Т.И.>Сорокину (для «России» или другого журнала). В том же пакете выслал 1) фотографию для «Новеллы», 2) отчаянное письмо к Ионову, на случай если рукопись еще не получена. Прошу его <т. е. Сорокина. — Б.Ф.> фотографию передать Вам, а также показать рукопись Вам, чтобы издатель «Новеллы» знал, о какой новой книге идет речь («Кафэ» — около 8 листов, писал Вам).
Ваши бумаги пущены в оборот. Надеюсь на благоприятный исход. Говорили ли Вы с Morand’ом?
Жду Вас!
Сердечный привет от Любови М<ихайловны> и меня.
Впервые.
<Из Парижа в Москву,> 10/3 <1925>
Дорогой Владимир Германович, завтра высылаю Вам бумагу от «Amities Franco-Russes»[1028], где указывается, что Ваш приезд как писателя полезен и желателен. Если нужно будет нажать здесь — сообщите. Я весьма надеюсь, что Вы повидались с Paul Morand’ом. Это вернейшее.
Деньги (75 д<олларов>) я давно получил. 50 черв., о посылке которых Вы пишете, еще нет. Тоскую о них, т. к. впал в ничтожество. Когда будут последние 50? (Если можно, вырвать силой и отправить!)
О книгах. Если и<здательст>во солидное, то в основе предложение приемлемо, однако со следующими поправками:
1) Тираж «Рвача» не свыше 8 тысяч.
2) Третья часть — через 2 месяца после подписания договора.
3) Пункт (формальный) о неустойке.
4) «Курбов» — либо 125 р. с листа (при тираже 7000), либо 100 р., но тираж не свыше 5000 экз.
5) 10 авторских экз. с тысячи, с обязательством выслать их мне.
6) гарантии выплаты (если лица «кредитолюбные» — векселя).
Пожалуйста, дорогой Владимир Германович, не ругайте меня за все это и составьте с и<здательст>вом обстоятельный тяжеловесный договор. Учитывайте, что я далеко и что я основательно обжегся на расчетах за «Лик», «6 пов<естей>» и «Трубки».
Что касается рукописи «Рвача», то выясните с Тих<оном> Иван<овичем Сорокиным>, в каком положении обстоит дело. Я телеграфировал и писал Ионову. От Госиздата я получил аванс (около 700 р.), который в случае продажи «Рвача» другому и<здательст>ву согласен погасить, частями. Когда получу от «Новеллы» первую часть (900 р.), из нее дам 400 Госиздату. Из второй — 300. Таким образом аванс погашается в 2 срока. В общем, это моя «глупость», ибо пункт 7-й моего договора с Госиздатом (№ 1596/1756, Ленингр<ад> 2/XI 1924) гласит: «Если в течение одного года со дня доставл<ения> рукописи в готовом для печ<ати> виде Гос<издат> не издает ее, настоящ<ий> договор расторгается, причем все деньги, полученные Эр<енбургом> от Гос<издата, обратно им не возвращаются».
Так<им> обр<азом>, у Ионова нет никаких оснований для задержки рукописи. Если Сорокин не добьется, пожалуйста, помогите ему.
Надеюсь скоро увидеть Вас.
Деньги! (хоть бы эта «Новелла» скорей Вам заплатила).
Пишу о вас в «Disque Vert»[1029].
Сердечный привет от нас обоих.
Впервые.
<Из Парижа в Москву,> 17/3 <1925>
Дорогой Владимир Германович,
получил Ваше письмо от 4-го (до отправки 300 р.) Узнал, что договор подписан, всячески Вас благодарю за это и рад буду служить на всех святых. Для меня остается только неясным, почему выслали столь мало. Неужто Ионов до сих пор не выдал рукопись? Тогда это принимает катастр<офический> характер и нужно прибегнуть к решительным мерам. Я жду экз. «Жанны» (от Каганского), чтобы выслать Вам переделанный экз. («Жанна» должна пойти обязательно в этом переделанном и слегка — на ½ листа — сокращенном виде). Курбов же готов — в прежнем виде. Предпочтительно использовать берлинское изд<ание> «Геликона» — в нем меньше опечаток. Фотографию я выслал Сорокину. С какой книгой пойдет она? Вышло ли в «Огоньке» (перепечатка)? От транспортников[1030] ничего не получал. В чем дело?
Насчет Вашей визы. — Я лично здесь (по причинам понятным) бессилен. Действую через Amities[1031]. Надеюсь, выйдет. Если же не будут долго высылать визу, советую Вам разориться на длинную (и очень «почтительную») телеграмму сенатору де Монзи[1032] со ссылкой 1) на Союз писателей, 2) на его любовь к русск<ой> литературе и искусству, 3) на «Amities». Адрес de Monzie (senateur) 7, Quai Voltaire. Думаю, что это не понадобится и Витрак сам все устроит. Сегодня обратился к ним вторично.
Жду очень писем и… денег! 150 д<олларов> меня никак не устроили — жил все время в долг. Если затруднения с переводами, шлите мне и Люб<ови> Мих<айловне> — тот же адрес.
Напомните Равв<инову> (кроме 50 долл.!) о высылке книг!
Скоро верно увидимся — «Rotonde» ждет Вас. Все правда.
Впервые.
<Из Парижа в Ленинград,> 21/3 <1925>
Очень хорошо! Прошло уже 4 месяца, как ты обещала мне большое обстоятельное и пр. письмо! Поздравляю — так Елизавета Полонская постепенно трансформируется в… <Я.Б.>Лившица!
Что ты болеешь и чем так занята? Хоть бы влюбилась по меньшей мере. Что в Ленинграде? Кто и что кричит в ухо Мар<иэтте> Серг<еевне> Шагинян? Продолжает ли Мар<ия> Мих<айловна Шкапская> свою деятельность (кстати, вчера в Nord-Sud’e[1033], возле остановки Rennes[1034], в вагоне женщина родила. Честное слово!), выписала ли ты мне «Известия»? Извести. Я пишу «гид» — он же «Условные рефлексы различных кафэ». Весьма романтично. Попроси своего брата обуздать «Киносевер» (они требуют… возврата аванса!).
Пиши беспременно.
Впервые — ВЛ. 2000. № 2. С.250. — Подлинник — РНБ ОР.
<Из Парижа в Москву,> 24/3 <1925>
Дорогой Владимир Германович, почему издатель не шлет денег? Теряюсь в догадках. Писем от Вас нет. Хочу с горя телеграфировать. М.б., рукопись до сих пор не получена от Ионова (кстати, правда ли, что он уходит?)
28-го (т. е. через 4 дня) в Москве будет сын Юргиса К<азимировича>[1035]. У него — рукопись «Рвача», также исправленный и готовый для печати экземпляр «Жанны». Этим, думаю, ликвидируется задержка. Даже если рукопись от Ионова получена, пусть исправят по посылаемым гранкам (здешнее издание, только для заграницы, 1000 экз. — я уж писал Вам об этом).
Владимир Германович, дорогой, заставьте издателя выслать сумму сразу — хоть 500 долл., чтобы нам расплатиться с долгами и одеться! Прозябаем в сей Лютеции.
Amities обещали энергично взяться за Ваше дело, и я надеюсь, что виза либо послана, либо будет послана в ближайшие дни.
Додал ли Равинов? Вышло ли с «Огоньком»?
Пишу книгу ультраромантическую. Жду вас.
Впервые.
<Из Парижа в Ленинград,> 25 /3 <1925>
Chère amie,
Rotonde, я, борода твоего Бамбучи[1036], древняя мулатка Айша[1037], новорожденные неоклассики, круассаны, машинки для игры в барах и прочее, прочее — благословляют твое намерение. Визу получить хоть трудно, но возможно. Проезд туда и назад с визами и пр. должен стоить 20 червонцев. Здесь весело и привольно прожить 2 месяца столько же.
За твое письмо ужасно признателен. Как «падшая тварь» радуюсь, что чистая поэтесса не гнушается меня публично поцеловать, осудив белоснежные панталончики vierge[1038] Эйхенбаумами.
Что касается Каверина, то типун ему на язык[1039]. Взыскательный стиль — себе дороже. От этого бывает геморрой. А с меня хватит больного живота и лжебеременности.
Я почти влюблен в абсолютнейшую дуру (чем могу тебя несколько утешить), в мулатку «Нанда»[1040]. Когда она смеется, это лишено смысла, физиологично, больно ушам: зоологический сад наружи. Переселение в Jardin des Plantes[1041]. Юбки носить она не умеет. Если узнают формалисты — упрекнут меня в подражании Рене Марану[1042].
Пишу «Условный рефлекс кафэ» (тож «гид»). Готова ½. За это упрекнут в подражании Полю Морану.
А тебе за труды (высылку «Изв<естий>» и пр.) земной поклон.
Пришли твои новые стихи.
Как люди живут и что пишут?
Приезжай летом (с визой постараюсь, если нужно будет, помочь). Пиши мне честно, не отлынивая.
Целую.
Попроси брата пристыдить Брусиловского («Киносевер»). Неужели они всурьез хотят получить аванс назад?
Впервые — ВЛ. 2000. № 2. С. 250–251. Подлинник — РНБ ОР.
<Из Парижа в Москву,> 28/3 <1925>
Дорогой Владимир Германович, с Вашей визой делаю все возможное. Надеюсь, еще сегодня или в понедельник получить ответ. Тогда тотчас же дам Вам телеграмму. Полагаю, ответ будет положительный, и вскоре увижу Вас на Montparnasse’e. От Вас очень давно не было писем, так что из вчерашнего письма Сорокина узнал мало новостей касательно моих дел, по большей части неприятных.
Делю на разделы.
1. «Рвач». — Раз Сорокин уладил дело с Ионовым насчет аванса, вопрос о рукописи отпадает — я послал в Москву с сыном Юргиса К<азимировича> гранки. Набирать следует по ним (послан также исправленный и сокращенный экз. «Жанны», по которому следует печатать).
2. Почему не разрешают тираж в 10 т<ысяч> «Курбова» и «Жанны»? Мера общая? Частная? Против меня? Против и<здательст>ва? В последнем случае я бессилен. Но тогда не следовало бы с ним связываться. Если же это против меня, я напишу ряд писем и подыму бучу. Выясните это, пожалуйста.
3. Я получил 350 долл. (150+100+100). Очень прошу Вас принудить издателя по получении «Рвача» выплатить мне 1-й и 2-й взнос, т. е. 2/3 за «Рвача» и 1/6 за «Жанну» и «Курбова» — это выйдет примерно, не считая уже высланных 200 черв.
4. Какая книга выходит первой? Пожалуйста, до вашего отъезда выясните с ним вопрос о моей новой книге, которая уже близка концу (кончу через месяц).
5. «5 повестей» — ! Сорокин сообщает мне чудовищные вещи — будто Равинов выпустил книгу под новым своим заголовком[1043]. Владимир Германович, дорогой, выручайте! Если книга еще не распродана, заставьте перепечатать обложку. Если продана, потребуйте серьезной материальной компенсации. Это ведь неслыханная наглость! И при этом он еще недоплатил 50 долл.!
Прилагаю Вам письмо для него, которое, если понадобится, можете пустить в ход.
Не сердитесь, что нагружаю Вас неразберихой моих дел. Надеюсь, здесь Вы отдохнете от этого. Надеюсь, что здесь и я буду скорее «отдохновенным». Очень жду Вас!
Привет от Любови М<ихайловны>
P.S. Помните, я волновался, что «Повести» выйдут с уродливой обложкой, вы меня успокаивали, а они… заглавие меняют!
Впервые. Подлинник — ГЛМ РО. Ф.298. РОФ. 9026 (из коллекции Е.Ф.Никитиной).
<Из Парижа в Ленинград,> 29/3 <1925>
Chère amie, не сердись — я хочу тебя снова помучить (это скорее привязанность к жизненным удобствам, нежели садизм!). Мне очень нужны деньги (ты видишь, как я оригинален?). Дела мои в связи с триумфами «напостовцев» и быстрой сноской ботинок весьма плохи. Посему и по многому иному прошу тебя о следующем — приложенными к этому письму ты найдешь 3 рассказа из моей новой книги, которую я еще пишу (заглавие еще не установлено — м.б., «Гид по кафэ Европы» или «Условный рефлекс кафэ») — 1) Пти Теремок, 2) Олимпия, 3) Свид<ание> Друзей. В них во всех вместе примерно 1 лист. Продай их в какой-либо из ленинградских журналов — или в «Ковш», или еще куда-нибудь, вместе или врозь — безразлично. Они, разумеется, вполне inédits[1044]. Условия — деньги тебе немедленно: в одну руку червонцы, другая дает рукописи. Хочу я за все три — 100 долл<аров> (т. е. 20 черв<онцев>). За лист я получаю 175 — большой вещи, т. к. это маленькие, то должно быть дороже, особенно если врозь. Но если эту сумму никак нельзя получить, я согласен и несколько меньше, но никак не меньше 15 черв<онцев>. Пожалуйста, сваргань это! Деньги тотчас же переведи мне через банк.
Напиши, как ты нашла эти рассказы?
Я видел в cinema чудесные вещи — ralentis[1045]. Пуля лениво выползает из дула (2000 съемок в секунду). Человек плавает в воздухе (он, оказывается, редко касается земли). Это тоже романтика. Да здравствуют 30-ые годы!
Главлит запретил печатать меня свыше 5000 («Жанну» и «Курбова»).
Прости за трех подкидышей! Целую.
Впервые — ВЛ. 2000. № 2. С.252. Подлинник — РНБ ОР. '
Париж <в Москву,> 30-го марта <1925>
64, av. du Maine Paris 14-е.
Уважаемая Евдоксия Федоровна, весьма признателен Вам за предложение, переданное мне Савичем. К сожалению, новую свою книгу и переиздание прежних я давно продал. Но я пишу теперь рассказы и мог бы дать несколько для Вашего альманаха, однако при двояком условии — если он выйдет в ближайшем будущем, если для Вас окажутся приемлемыми гонорарьи запросы. Книга моя — «Условный рефлекс кафэ»; я мог бы дать оттуда 3 рассказа 1) «Кафэ Флориана», 2) «Ротонда», 3) «Вагон-ресторан» — 1 ½ листа примерно или 2 рассказа на 1 лист. Хочу я (так мне платят и<здательст>ва) 175 р. за лист. Причем в случае Вашего согласия я просил бы Вас немедленно перевести мне 175 р. или 260 р. через банк. Получив Ваше извещение о высылке гонорара, я тотчас же вышлю Вам деньги[1046]. Верьте, что в этом нет и следа недоверия к Вашему издательству. Но я так замучен российской волокитой, так убежден опытно в невозможности получить гонорар на расстоянии тысяч километров и, наконец, так в этом гонораре нуждаюсь, что принужден к подобным, на первый взгляд нелепым оговоркам.
Примите мой искренний привет.
Впервые. Подлинник — ГЛМ РО. Ф.217. ОФ. 6410.
Е.Ф.Никитина (1895–1973) — глава московского литобъединения «Никитинские субботники» и одноименного кооперативного издательства (1922–1930), с которым сотрудничал друг ИЭ О.Г.Савич.
<Из Парижа в Ленинграда 31/3 <1925>
64, av. du Maine
Дорогой Николай Семенович,
Спасибо большое за письмо, за память, за ворох приневских бесед. Можно себя и в центре, где электричество парализует <1 слово нрзб>, чувствовать пустынником. Радовался каждой строчке, каждому имени. Почему не прислали Ваших новых стихов? Я много еще думал над Вашей «Дорогой». Вы нашли «выход», то есть плотность, лучше сказать плотскость, не впадая в прозу. Это большой стиль, форма, которая еще пугает автора, еще ждет заполнения. Здесь кончится растерзанносгь отдельных лирических вздохов в 10 или в 20 строк каждый. Кроме того, Вы показали, что романтизм соединим вполне со здоровым румянцем.
Ах, этот романтизм!.. Вся европейская литература корчится и визжит, рожая и не смея родить этого очередного любимчика. Приходится преплоско острить — 30-е годы (век безразличия[1047]) на носу. Я весь кинулся в эту форму и сам того не замечая за год пережил большую перемену. Цветы и посредственные авторы <2 французских слова и одно русское — не разборчивы> по форме. Романтическая взволнованность сменила нашу математику (нет, арифметику!). Немало уже в «Рваче». Особенно в том, что пишу сейчас («Гид по кафе Европы», или «Условный рефлекс кафе», или «Взволнованность воска и стекла» — еще сам не знаю). М.б., Вы прочтете 3 отрывка у Полонской.
Начал читать роман Федина[1048]. В следующем письме скажу Вам, что думаю о нем, пока боюсь по 20 страниц<ам>.
Здесь существуют молодые (русские) поэты[1049]. Я им давал читать (в кружке) Ваши стихи. Они ошалели от восторгов. Есть среди них изрядно способные. «Рвач» (здесь) выйдет вскоре. Постараюсь тогда переслать Вам. Выйдет ли там[1050], не знаю. На меня идет атака. Так запретили переиздавать тиражом («Курбова» и «Жанну») свыше 5 тысяч экз. и пр.
Это очень скверно.
Пишите! Любовь М<ихайловна> передает, что напишет Вам отдельно в ближайшие дни. Не забывайте!
Впервые — ВЛ. 2003. № 3. С. 235–236. Подлинник — собрание наследников Н.С.Тихонова.
<Из Парижа в Москву,> 2/IV <1925>
Дорогой Владимир Германович,
посылаю Вам pneu[1051], из нее Вы увидите, что делаю все возможное. Рабинович[1052] (приехал вчера) передал мне о Вашей дорожной лихорадке. Полагаю, визу вы получите (франц<узскую>) безусловно. Но, м.б., если Вам неохота больше ждать в Москве, поедете прежде в Италию? (Это Рабин<ович> говорил, что Вы туда собираетесь.) Надеемся, что ответ Эррио[1053]будет не позже субботы, т. е. 4/IV. Тогда, разумеется, сейчас же дам телеграмму.
В апрельском № «Clarte»[1054] помещен перевод Вашего рассказа «Бразильская Королева», сделанный (хорошо) Морисом Донзелем.
Рукопись «Рвача», как и мои письма, Вы уже, наверное, получили. Жду перевода (или привоза) денег. Верьте, что над визой работаю вовсю и разными путями!
Впервые.
<Из Парижа в Ленинград,> 4 апреля <1925>
Дорогой Евгений Иванович,
большое спасибо за Ваше доброе письмо. Я жду «России» с Вашим новым рассказом очень, т. к. давно не читал Вас и отсутствие Вашего голоса в растерянности этого года ощущаю особо.
Напишите немецкому переводчику, чтоб он выслал мне копию романа «Мы», и сообщите мне адрес америк<анского> и<здательст>ва (еще лучше их представительства в Англии), откуда я мог бы выписать английский перевод (это очень важно для того, чтобы франц<узское> и<здательст>во могло бы ознакомиться с книгой). Есть серьезные надежды устроить перевод книги здесь. Сделаю все мыслимое для этого.
Я постараюсь переслать Вам мой новый роман «Рвач», который на днях здесь выходит. Если он и выйдет в России, то сильно подстриженный. Вы увидите, как далеко я ушел вновь от «Жанны», от сюжета, от общедоступности языка, от сантиментальности, да, пожалуй, и от иронии. Трудолюбивые люди из Зубовского института назовут наверное «Rouge et Noire»[1055] Стендаля. Буду с волнением ждать вашего суждения, которое, верю, на этот раз дойдет до меня.
А я… я уже отошел на все 360[1056] от «Рвача». Пишу сейчас рассказы. Нечто вроде «Гида по кафэ Европы». Поворот первый — романтизм. Это воздух Европы. М.б., приближение к юбилею 30-х годов. Здесь машины, фокстрот, даже налоги, все полно сдвига пропорций, этой предпосылки растрепанных фантастов. Поворот второй — стиль. Им (в России, конечно) занимались лишь народники, фольклористы, внуки Лескова и коллекционеры унтер-офицерских цидулек. Мы, «западники», не достигли сплава языков «литературного» и «газетного». Над этим я бьюсь. Не знаю, выйдет ли что, кроме сведения тиража такой книги к тысяче или сотням (выходит трудно и малопонятно даже — я, вздохнув, отрешился и от ясности)…
Следите ли за новой франц<узской> литературой. Дошел ли до Вас Delteil и Aragon?[1057]
Если Вас интересуют какие-либо книги, напишите — охотно пришлю.
Не забывайте и напишите мне!
Крепко жму вашу руку.
64, avenue du Maine
Paris. 14-е
Впервые — НЛО, 19. С. 173–174. Подлинник — ИМЛИ. Ф.146. О.п.1. № 11. Л.12
<Из Парижа в Ленинград,> 5/IV <1925>
Хорошо ли обманывать наивного романтика, милая Мария Михайловна? Я ведь и впрямь поверил, что Вы напишете мне солиднейшее письмо, как обещали, о себе, о Ленинграде и Москве, о литературе, о прошлогоднем снеге, также об электрификации, словом, о всех сезонных делах. Открытка Ваша лежит передо мной и я, как заядлый лавочник, отвечаю Вам тем же. У меня все в относительной исправности — дочь, трубка, Париж, печатные листы и пр. Принимаю солнечные ванны на пляже «Ротонды». Постригся ежиком. Пишу романтическую ерунду («Условный рефлекс кафэ») — полная потеря идей и прочего. Итак, жду, что Вы устыдитесь и обещанное выполните.
От Любови М<ихайловны> и от меня самые трогательные приветствия.
Впервые — Диаспора IV, 581–582. Подлинник — ФШ, 47.
<Из Парижа в Ленинград, 8 апреля 1925>
Пари ле 8 авриль
Шер ами,
жете эре де ресевуар та леттр. Тон гу пур эн помпье маншант.
Эсе ке иль порт юн каск? Са дуа этр тре риголо. Э пюи ан синспиран де поэм де Маяковски же дире ке се тре резонабль, кар иль пурра люте контр линсенди де тон кер. (Лир кер э нон кор!) Кан а муа же танвуа юн фото идиллик. Се ля Ротонд ки ме рампляс ле Сенегаль импоссибель. А пропо де негр. Санкант зулус конверти пар ле миссионер католик он вулю репете ля пассаж да мер Руж. Иль сон ту нуае. Аван де мурир иль деве эпруве юн лежер дут. Мэ кан мэм се юн морт конвенабль. Мерси пур журналь. Жатенд ле ливр. Же те при де мекрир суван. Тю а пробаблеман дежа ресю ме конт. Жэспер киль те сера фасиль де ле плясе вит э де манвуае ляржан. Ма шер ами пур ле круассан мем пур ле мимоза иль фо авуар де ля галетт. Э муа же не ке ля глуар ассе дутез э ле дел. Ле де сан тшервонец ке жатан пур се труа конт серон юн вре жуа. Си иль и а боку дез аматер, жанвере дез отр. Же екри дежа ди конт, се та дир прске труа кар де ливр экри муа эсеке са те пле? Же фини ле роман де Федин. Се бьен, соф ларшитектюр. Же люи экри юн леттр. Же при тон фрер интервенир опре де се ронд де кюир де киносевер, пур ке не ме реклам па ляконт.
Агрее, шер ами, у плю кареман же тамрасс де ту ме форс иллимите.
Перевод (выполнен Я.И.Соммер)
Париж, 8 апреля.
Дорогая, я счастлив, что получил твое письмо. Я в восторге от того, что тебе пришелся по вкусу пожарный. Носит ли он каску? Это, должно быть, очень забавно. И затем еще по поэме Маяковского, я нахожу это весьма благоразумным, т. к. он сможет противостоять пожару твоего сердца[1058] (читать: сердца, а не тела).
Что касается меня, я посылаю тебе идиллическое фото. Это «Ротонда», которая мне заменяет недостижимый Сенегал. Кстати, о неграх. Пятьдесят зулусов, обращенных католическим миссионером, тоже захотели переправиться через Красное море. Все они потонули. Перед смертью они должны были испытать некоторое сомнение. Но тем не менее это смерть достойная. Спасибо за газету. Жду книгу. Прошу тебя писать мне чаще. Ты, вероятно, получила мои рассказы? Надеюсь, тебе нетрудно поскорей их пристроить и прислать мне деньги.
Дорогая, на круассаны и даже на мимозы нужна монета. А у меня нет ничего, кроме сомнительной славы и долгов. Две сотни червонцев, которые я жду за эти три рассказа, будут для меня настоящей радостью. Если они понравятся, я пришлю остальные. Я написал десять рассказов, т. е. почти три четверти книги. Напиши мне, нравится ли тебе это. Кончил роман Федина[1059]. Хорошо, за исключением композиции. Написал ему письмо. Прошу твоего брата вмешаться, чтобы эти чинуши из «Киносевера» не требовали вернуть им обратно аванс.
Примите, дорогая, или, проще говоря, обнимаю тебя со всей силой.
Впервые — ВЛ. 2000. № 2. С. 252–254. Подлинник — РНБ ОР.
<Из Парижа в Москву,> 9/TV <1925>
Дорогой Владимир Германович,
пересылаю вам только что полученную мною pneumatique[1060]. Сейчас же ступайте во франц<узское> представительство и телеграфируйте мне № и дату, когда переслали в Париж Ваш запрос. Думаю, тогда все устроится и визу вышлют Вам телеграфом.
Пробую обратиться также к секретарю de Monzie. Это усложнилось, п<отому> ч<то> он назначен теперь министром.
Жду отчаянно денег и известий: 1) получили ли Вы рукопись «Рвача», 2) что главлит, 3) как и сколько будет платить издатель, 4) уладился ли вопрос с тиражом, 5) как насчет «Гида», 6) как с Равиновым.
Надеюсь, скоро будете здесь. Крепко жму руку.
Впервые.
Париж <в Москву,> 15 апреля <1925>
Дорогой Николай Иванович,
не сердитесь прежде всего за мою «мертвую хватку». Монотонность моих писем диктуется монотонностью жизни. Я знаю, что я далеко не Пушкин, а вы — далеко-далеко не Николай Павлович (не судите за каламбур!). И все же обстоятельства заставляют меня повторять исторические жесты.
Вам ли говорить, что Эренбург не эмигрант, не белый, не «пророк нэпа» и пр. и пр.? Если я живу в Париже и посещаю кафэ, то от этого не становлюсь ни Алексинским[1061], ни Зинаидой Гиппиус[1062]. Местожительство не определяет, надеюсь, убеждений. Я работаю для Советской России, живу с ней, не в ней. И вот…
И вот… Слушайте. Нет в С.С.С.Р. собаки, которую бы не повесили <на> меня. Факты[1063]:
1) Главлит запретил переиздание «Курбова», который вышел в 1923 г.
2) Главлит запретил переиздание «Жанны», которая вышла в 1924 г.
3) Главлит не пропускает «Рвача» (это мой новый роман).
Таким образом, меня не печатают, механически ликвидируют. Судите сами — справедливо ли это? Плоха ли, хороша ли «Жанна», другой вопрос — я пытался создать детективно-сентиментальный роман революции, один опыт из десяти других, но ведь в ней контрреволюции даже Лелевич[1064] не отыщет.
Значит эта мера, направленная не против книги, а обще — против меня.
Я много думал и работал над «Рвачом». Это оборотная сторона нэпа. Не раз в книге я подчеркиваю, что это лишь оборотная сторона. Если я даю ее, а не лицевую, то потому, что я сатирик, а не одописец. Каждому свое. Но вся книга исходит от октября как зачина. Объективизм изложения не скрывает пристрастий автора. Я дал книгу в Госиздат. Ионов ее оплевал и прислал мне 2 строки: «Книга в пределах СССР выйти не может» (храню записку!). Теперь ее зарезал Главлит. Я не хотел давать книг частным и<здательст>вам. Но Госиздат меня не издает. А Главлит не разрешает частным и<здательст>вам печатать меня.
Я не имел никакого отношения к эмиграции. Меня хают здесь на каждом перекрестке. Это естественно. Но почему же меня хают в России? Я печатаю здесь 1000 штук «Рвача» на одолженные деньги с тем, чтобы послать книгу руководителям Эркапе[1065] и спросить — «почему вы это запрещаете?».
Зачем мне в таком случае писать? Для кого?
Я боюсь походить на одесскую хипесницу, которая клянется, что у нее умирает на руках ангелочек, и поэтому не говорю о материальной отдаче подобной политики. Кратко — приходится бросать литературу и идти в канцелярию.
Я пишу все это для Вас, п<отому> ч<то>
1) Вы — Бухарин, человек, которому я верю и которого люблю.
2) Читал Вашу речь на литературной дискуссии[1066].
3) Предисловием к «Хуренито» Вы как бы узаконили меня.
Я очень прошу Вас сделать все возможное для снятия запрета на меня. Вы, кажется, читали «Жанну» и «Курбова» — Вы знаете, что это не «контрреволюция». Возьмите (скажите по телефону) в Главлите «Рвача» и вы убедитесь, как и почему это написано.
Вся моя надежда теперь на Вас.
Ответьте мне, дорогой Николай Иванович, обязательно, хоть два слова по адресу парижского полпредства. Если мои литдела устроятся, возможно, скоро увидимся, т. к. собираюсь летом или осенью в Сибирь. Продолжаю (хоть и натощак, хоть и зря) работать. Пишу рассказы о фашистах франц<узских> и итальянских[1067].
Крепко жму Вашу руку.
а) «5 повестей» (переиздание) конфисковано.
б) Госиздат не переиздает разошедшегося «Хуренито».
в) Репком запретил «Киносеверу» делать фильм по «Жанне».
Впервые — ВЛ. 1999. № 1. С. 300–302. Подлинник — РГАСПИ. Ф.329. Оп.2. Ед.хр.4. Л.158–159.
<Из Парижа в Москву,> 16 апреля <1925>
Уважаемый тов. Полонский,
прошлой весной вы звали меня писать в «П<ечать> и Р<еволюцию>»). На основании той беседы предлагаю теперь Вам посылать обзоры-письма новой франц<узской> литературы. Я слежу за новыми книгами и журналами и смогу это выполнить. Предлагаю давать раз в два или три месяца 500 строк (около 20 тысяч знаков). Предполагаемые объекты первых «писем»: Delteil (Cholera, Sing Sens), Soupault (Freres Durandos), Candrars (L’Or), Mac-Orlan (Hopital St.Madeleine), Pierre Morand (Je brule Moscov), Aragon (Le Pay sen de Paris)[1068], «художеств<енный> репортаж», «сверхреализм», влияние России, кризис романа и пр.
Если это входит в рамки «П<ечати> и Р<еволюции>»), мог бы также дать статью о новом франц<узском> кино (которое я высоко ставлю).
Условия мои: 1) регулярность высылки гонорара, 2) регулярность сотрудничества, 3) гонорар 75 р. за статью указанного размера.
Если это может заинтересовать Вас, ответьте. И пришлите, пожалуйста, хоть 2 последние №№ «П<ечати> и Р<еволюции>») (я давно не видел и это облегчит мою работу). Тогда вышлю первую статью.
С приветом
Впервые (с купюрами) — Х2, 98. Подлинник — РГАЛИ. Ф.1328. Оп.1. Ед.хр.379. Л.З.
Вячеслав Павлович Полонский (Гусин; 1886–1932) — критик-марксист, редактор первого советского журнала критики и библиографии «Печать и революция» (1921–1929) и журнала «Новый мир» (1925–1931). Сотрудничество ИЭ в «Печати и революции» не состоялось.
<Из Парижа в Москву,> 16/4 <1925>
Дорогой Владимир Германович, вчера получил наконец-то письмо от Вас. В свою очередь не писал Вам по тем же причинам, т. е. ждал благоприятных вестей касательно визы. Пишу на всякий случай (надеюсь, что письмо Вас не застанет).
Ваши дела:
вопрос затянулся из-за министерского кризиса. De Monzie был неуловим. Сегодня кризис кончился. Так или иначе, завтра или в понедельник самое позднее (19-го) Вам будет либо выслана телеграфом виза, либо я телеграфирую о неуспехе. Я думаю, что Вам будет гораздо интереснее посмотреть Париж, нежели Италию, и поэтому делаю все, чтобы достать визу (не говоря уже о том, что хочу повидаться с Вами).
Мои —
(misèrere![1069] здесь кончится автор Хуренито и пр. пр.);
я написал Бухар<ину> и Камен<еву>[1070], прося их вступиться. Запрет «Жанны», напр<имер>, можно понимать только как запрет меня, но не книги. Очень надеюсь на вмешательство первого. Уверены ли Вы, что это все же меры против и<здательст>ва?
Возьмите максимум денег перед отъездом. Дела мои денежные хуже худшего. Также в «Огоньке», у Раввинова и в «Кр<асной> нови» (если взяли кус «Рвача»).
«Кафэ» готовы. Название: «Условный рефлекс кафэ».
11 новелл. 5 листов. С ценз<урной> стороны чиста. Не знаю, кому их выслать? Также вопрос об иллюстрациях (писал Вам). Гонорар за них?
Жду Вас, денег и хороших вестей! Крепко жму руку.
Впервые.
<Из Парижа в Ленинград,> 18/IV <1925>
Дорогой Слонимский,
Вы мне не ответили на 2 письма (зимние). Я готов был рассердиться, но молва связывает вашу немоту с различными эпическими событиями Вашей жизни и мне остается только умиляться[1071].
Однако теперь ответьте!
Вы мне писали зимой об альманахах. Теперь у Полонской 3 моих рассказа — новых — для печати. Если она дала их в другое место, могу выслать Вам еще несколько. Я закончил книгу «Условный рефлекс кафэ». Это 11 новелл, каждая примерно ½ листа.
Мне предельно нужны сейчас деньги. Дело в том, что я переживаю опалу. О судьбе «Рвача» Вы, верно, слыхали. Теперь Главлит запретил переиздание «Курбова» и даже «Жанны». Я терялся в догадках, но вчера получил эпиграмму из «Кр<асной> Газ<еты>» и кое-что понял[1072].
Итак, если можете устроить в альманах или еще где рассказы, сообщите.
Что делаете? Пишете что? Собираетесь ли на Запад?
Я писал Вам о моей встрече с Вашим двоюродным братом. Видел я его и на обратном пути из Бразилии. Он очень звал Вас к себе — погостить.
Сердечный привет.
Впервые — ВЛ. 1997. № 2. С. 245. Подлинник — ЦГАЛИ СПб. Ф.414. Оп.1. Ед.хр.65. Л. 13.
<Из Парижа в Москву,> 21/IV <1925>
Дорогой Владимир Германович,
наконец-то могу сообщить Вам радостную новость: вчера я беседовал с секретарем de Monzie (кстати, телеграмма Ваша валялась 2 недели из-за кризиса нераспечатанной), он мне обещал устроить визу в 2–3 дня. Я Вам вчера об этом телеграфировал, чтобы Вы ждали визы. Пошлю ее телеграфно и надеюсь, это письмо Вас не застанет. Так или иначе, до субботы виза будет.
Я получил 60 долл, и 92 долл. Спасибо. Очень прошу Вас сделать все мыслимое, чтобы вырвать еще деньги у издателя и привести их мне, — дела весьма плохи.
До скорой встречи!
Впервые.
28/IV <1925>
Уважаемый Петр Семенович,
Барт[1073] мне передал, что Вы здесь и хотите видеть меня.
Мне тоже нужно побеседовать с Вами.
Т.к. Вы, вероятно, в связи с выставкой[1074] весьма заняты, лучше будет, если Вы зафиксируете предварительно время и место.
Мой адрес: 64, avenue du Maine «Maine-Hotel» (есть телефон).
Впервые. Подлинник — РГАЛИ. Ф.257. Оп.1. Ед.хр.147. Л.5.
<Из Парижа в Москву,> 2/5 <1925>
Дорогой Владимир Германович,
пересылаю Вам pneu m-r Parain (секретаря de Monzie). Как видите, теперь дело нескольких дней. Путь абсолютно верный. К сожалению, я потерял 5 недель, надеясь на русских (советских и вроде). Они морочили голову и ничего не делали. Наконец я отыскал этого Parain. Он очень заинтересован в Вашем приезде и делает все. Виза уже «получена» (т. е. согласие), вопрос выдачи дело неск<ольких> дней — формальность.
Напишите в свою очередь express Парену. Можете по-русски — он понимает. Адрес в заголовке прилагаемого письма. Это человек 25–27 лет, и Вы пишите ему не неофициально, настаивая на срочности приезда. Упомяните, что Вы «рады будете выяснить с ним вопрос об авторизации переводов франц<узских> авторов».
Я в свою очередь буду терзать его ежедневно.
До скорого свидания.
Я получил на днях 200 долл. Устроилось ли с «Жанной»? Где «Рвач»?
Впервые.
<Из Парижа в Ленинград,> 15/V <1925>
Дорогая,
твое молчание смущает меня. Здорова ли ты? Почтовый ящик (возле Tabac’a) лишился дна, и в ответ стило решительно опаздывает.
Что с моими рассказами? Деньги нужны до… До чего могут быть нужны деньги — без литературы. Если это в твоей власти — нажми!
Книга закончена. Я жарюсь на «ротондском» пляже, но не радуюсь.
Мулатка мне надоела. Совсем. Вместо этого мирно глядеть на фетишей (см. прилагаемую фотографию).
Неужели причина твоего молчания — все та же пожарная кипень? Холодная струя? Пожар? Ah non par exemple![1075]
Вспомни, как кричит по ночам павлин в Jardin des Plantes[1076]и утешься.
Целую тебя,
Впервые — ВЛ. 2000. № 2. С. 254. Подлинник — РНБ ОР.
<Из Парижа в Ленинград,> 15/V <1925>
Дорогой Слонимский,
спасибо за письмо.
На днях я видел Вашего брата. Он только что приехал из Америки. Поляки заверяют, что Слонимский один из лучших поэтов там. Проверить не могу. Человек он, безусловно, занятный и острый[1077].
Я послал Федину еще 2 «Кафэ». Вы можете взять их для «Ковша», если они свободны и подойдут. Или те, что у Полонской. Но одно — шлите скорее деньги. Без них здесь беда (как и всюду, а м.б., и чувствительней).
Написали ли что новое? Если у Вас есть (в печатном виде), не забудьте прислать.
Я постараюсь переправить Вам «Рвача».
Все приветы.
Впервые — ВЛ. 1997. № 2. С. 247. Подлинник — ЦГАЛИ СПб. Ф.414. Оп.1. Ед.хр.65. Л. 15.
<Из Парижа в Ленинград,> 18 мая <1925>
64, av. du Maine
Дорогой Евгений Иванович,
мне, кажется, удалось устроить перевод на франц<узский> двух первых повестей из «Островитян». Если дело не расстроится почему-либо, в ближайшие дни подпишу за Вас договор. Условия: 5 % с продажной цены, часть денег вперед, часть после в установленные сроки. Думаю, выйдет около трех тысяч франков. Кроме того, вероятно, они же возьмут перевод «Мамая» в сборник.
Напишите немецк<ому> переводчику, чтобы он мне выслал «Мы».
Ищу способов послать Вам «Рвача».
Сердечный привет.
Впервые — НЛО, 19. С.174. Подлинник — ИМЛИ. Ф.146. Оп.1. № 11. Л.13.
<Из Парижа в Ленинград, 18 мая 1925>
Дорогая, очень прошу тебя на оставшиеся рубли продлить подписку на «Известья» — на 1 или на 2 месяца!
Сие весьма для меня важно!
Я все жду от тебя письма, но явно с незавидными результатами. Сегодня были письма — слов нет — от польского переводчика, приглашение на выставку, счет за номера (тоже письмо!), но не от тебя. Это нехорошо. Это даже очень плохо. Целую тебя.
Впервые — ВЛ. 2000. № 2. С. 254–255. Подлинник — РНБ ОР.
<Из Парижа в Москву,> 23/5 <1925>
Дорогой Владимир Германович,
я получил только что Ваше письмо с вестью о неудаче и совершенно выведен им из строя. Не знаю, куда Вам писать, — надеюсь, Савич знает адрес. Обидно до ярости, что Вы пропадали чуть ли не месяц зря в Берлине. Должен Вам рассказать все как было. Два человека меня гнусно надували. Сначала Ameties Fr
Куда Вы поехали? Я надеюсь, что Вы сообщили Савичу адрес, т. е. город, куда Вы заедете, — poste-restante[1079]. Итак, я прошу Вас, если вы располагаете еще временем и деньгами и хотите попасть в Париж, получив это письмо, тотчас же телеграфируйте мне, сколько дней и когда Вы будете в последнем пункте, хотя бы в Риме. Я заставлю этих негодяев искупить вину высылкой на моих глазах визы. Не уйду из помещения, пока не добьюсь. Только рассчитывайте — я уезжаю из Парижа на 5 дней — от 3 до 8-го (в Брюссель). Итак, я смогу это предпринять либо до 3-го, либо после 8-го. Проезд из Италии во Францию прост и недорог (Генуя — Париж примерно 12–15 долл.)
Спасибо за заботы. Я получил уже 40 фунтов.
Далее: Вишняк (б<ывший> «Геликон») теперь устраивает франц<узское> и<здательст>во. Он хочет (по моему совету и настоянию) пустить одной из первых «Морской сквозняк». В случае если это удастся подписать в ближайший месяц — Вы получите аванс тысячи полторы франков.
Разыщите в Риме Муратова[1080]. Он покажет Вам занятные вещи и напоит вином «est-est-est» (привет ему!). Если Вы не знаете его адрес, справьтесь в итальянском Институте восточной Европы (via Nazionale, 89). Там же редакция журнала «Kassia» и редактор Lo Gatto[1081], с которым познакомьтесь — он полезен м.б. при переводах на итальянский.
Итак, жду от Вас, дорогой В.Г., телеграммы и не хочу терять надежды повидаться с Вами. Любовь М<ихайловна> очень расстроена этой неудачей и шлет Вам сердечный привет.
Впервые.
<Из Парижа в Рим, 1 июня 1925>
Дорогой Владимир Германович,
посылаю письмо, полученное для Вас.
Очень радуюсь Вашим итальянским успехам. Пришлите вырезки. Зайдите к Гатто. Имеется ли у вас «Clarte» с Вашим рассказом?
Мои дела.
Я выслал страницы «Рвача» и фотографию на Ваше имя (в Москву).
Я получил телеграмму: «Рвач запрещен можно провести условие предисловия Горбачева[1082] телеграфируйте согласие. Дозарец (подпись?)». Ответил (на Ваше имя в Москву): «Предисловие согласен».
Далее — я месяца два тому назад послал письмо Каменеву с жалобой на гонения. Сейчас пришел (в пред<ставитель>ство) ответ. Я еще не читал его, но знаю содержание — Каменев утверждает, что запрет относится к и<здательст>ву, а не ко мне. Сегодня письмо получу, а тогда вышлю Вам копию. Как быть, если это так?
Положение мое (денежное) отвратительное.
У меня лежит рукопись новой книги («Кафэ»), давно законченная, — я не знаю, куда ее отослать. Если фраза «Дайте другому и<здательст>ву, и книги разрешат» действительно имеется в письме Каменева, я не могу ведь «Кафэ» слать на гибель. Жду от Вас сердечных советов и указаний.
Здесь скучнейшая жара, без сицилийских красот, и Цельсий обрывает это письмо.
Сердечные приветы от Люб<ови> М<ихайловны> и меня.
Впервые.
<Из Парижа в Рим, 1 июня 1925>
Дорогой Владимир Германович, вот текст письма. Сообщите его в Москву и<здательст>ву и напишите мне — как быть?
Т.е. куда слать новую книгу. Деньги кончились, и мне нужно пережить летние месяцы — это мыслимо лишь в том случае, если издатель переведет мне. Ведь у него 1) «Жанна», 2) «Курбов» и, судя по телеграмме, 3) «Рвач»!
Сердечно Ваш
Совет Труда и Обороны
Секретариат председателя
т. Эренбургу
По наведенным справкам установлено:
1) Что книги «Жизнь Николая Курбова» и «Любовь Жанны Ней» Главлитом не запрещались. Не разрешены они к печати только в новом издательстве только потому, что были представлены в Главлит от издательства артели писателей «Новая жизнь», в программу которого входит издание произведений лишь членов артели.
Если названные книги примет к изданию издательство, программа которого включает этого вида литературу, то препятствий к печатанию их со стороны Главлита не встретится.
2) «Рвач» в Главлит на просмотр не поступал и поэтому запрещен им не был.
3) Сценарий «Любовь Жанны Ней» запрещен не Главлитом, а Худ. Советом Главполитпросвета.
4) Переизданная в Рязани книга «Акционерное общество Меркюр де Рюсси» конфискована, потому что в нее была включена неразрешенная к печати повесть «Сутки»[1083]).
Из указанных справок нельзя усмотреть «общие меры» принимаемые против Вас Главлитом.
Секретарь зав. секретариатом Музыка (подпись).
Впервые (ответ СТО) — Х2, 103–104.
<Из Парижа в Одессу,> 2/6 <1925>
Милая моя! Нежная! Нет, не сержусь, совсем нет. Ласково обнимаю и целую. Я не писал только п<отому>, ч<то> очень занят. Послезавтра еду в Брюссель читать лекцию по-французски, а это мне очень трудно. Когда я увижу Вас? Поцелую Вас губами, а не каракулями? Пишите мне еще чаще — утра, когда я получаю Ваши письма, особенные, — если сказать по-вашему, все свежевыкрашенные в зеленую, в яркую зеленую («венецианскую»), как очень молодая листва. Читайте стихи Пастернака. Не забывайте меня! Слышишь? Не забывай! Жди! Я очень, очень хочу быть с тобой — я тебя целую крепко в губы, в губы. Да?
Я посылаю Вам фотографии: «Rotonde» и «Dome» ночью. В этих кафэ я сижу часто. Зайдите туда и Вы.
Впервые. Подлинник — собрание составителя.
<Из Льежа в Рим,> 9/6 <1925>
Дорогой Владимирович <так! — Б.Ф.>, пишу Вам из Льежа (ездил сюда читать лекции, пишу наугад — не знаю, где Вы). Послал в Москву на Ваше имя фотографию и страницы «Рвача» — не знаю, как понять сие, т. е. были ли у Вас вести из Москвы о нем. Очень обидно, что не удалось нам повидаться. Напишите, как было Вам в Италии. Крепко жму руку.
Впервые.
Открытка с видом Льежа.
<Из Льежа в Одессу, начало десятых чисел июня 1925>
Поезд Гент — Льеж (большой и грузный европейский экспресс — Лондон — Вена).
Милая, мелькают города, солнечные пятна на полях, часы. Это зовут жизнью. Здесь нужно Вас вспомнить, мало — взять Ваши руки, поцеловать, найти Вас в этом мелькании и прочитать Вам то, что я писал:
…Чтоб без тебя, чтоб вместо рук сжимать
Ремень окна, чтоб не было останься,
Чтоб били козырем. Так умирать
Средь этих двух равно ненужных станций[1084].
Когда я тебя увижу?
Я ездил читать лекции. В Брюсселе по-французски. Сейчас — вечером — Льеж. Чужой номер. Духота. Толпа. Потом снова мельканье.
Послезавтра Париж. Шлю place de la Concorde, чтобы Вы его любили.
Я целую Вас нежно и неотвязно.
Впервые. Подлинник (на бланке Hotel de la Poste Gana) — собрание составителя.
<Из Парижа в Рим,> 17/6 <1925>
Дорогой Владимир Германович, к сожалению, вряд ли удастся сейчас получить деньги за «Мор<ской> скв<озняк>» — задержка с организ<ацией> и<здательст>ва. Если дело наладится, то он <А.Г.Вишняк> безусловно возьмет эту книгу, но не думаю, чтобы в течение двух недель удалось это.
Мои денежные дела отчаянные. Сомневаюсь чтобы удалось выбраться из Парижа: долги, и денег нет. Не можете ли Вы написать издателю, чтобы он выслал мне телеграфом хотя бы 100 долл.? Далее — кому мне выслать рукопись «Кафэ»? Ему или Вам? Если Вам, то куда? Получили ли Вы мое письмо с копией письма секретаря Каменева? Хочу Вам выслать «Рвача». Куда?
Повидайтесь непременно с Gatto. О Вас была глупая заметка Адамовича (в «Звене»)[1085]. Читали ли?
Ответьте на мои вопросы, чтобы я успел с Вами сговориться до Вашего отъезда. Если удастся что-либо вытянуть от Вишняка, вышлю тотчас же. Привет от Л<юбови> М<ихайловны>. Обнимаю.
Впервые.
<Из Парижа в Рим,> 23/6 <1925>
Дорогой Владимир Германович,
вышлю все через несколько дней на адрес Савича. Также «Clarte».
Адамович ругал Вас в газете «Звено», № от 15/6. Если достану, пришлю.
С Вишняком — затяжка. Но «М<орской> Скв<озняк>» будет обязательно устроен по-франц<узски>. Весь вопрос в сроке выплаты денег.
Кто переводит на итальян<ский> «Трубки»? Сообщите обязательно. Ведь за них должны заплатить, т. к. они (и Ваш «М<орской> Скв<озняк>») изданы впервые в Берлине и ограждены конвенцией. Уезжая, свяжите меня с итальянц<ами>, чтобы я мог отсюда получать все — ближе и за Вас также.
От Любови Мих<айловны> приветствия.
P.S. Знаете ли Вы, что в итоге я получил от «Беседы» Ваш гонорар — 50 мар<ок>? (Знайте.) Я только теперь узнал это (поручил выяснить). Если смогу, вышлю Вам эту сумму на адрес Савича, нет — вычтете из русских моих.
Впервые.
<Из Парижа в Ленинград,> 28/6 <1925>
64, av.du Maine
Paris. 14-е
Дорогой Евгений Иванович, я надеюсь, что в течение ближайшего времени мне удастся устроить Ваши вещи на франц<узском> языке. Два крупных и<здательст>ва предпринимают «коллекции» совр<еменных> русских авторов: Simon Кга[1086] и Nouvelle Revue Franç
Я послал Вам с оказией только что вышедшего «Рвача» и с волнением жду Вашей оценки. Очень прошу Вас написать мне «сурово и наставительно», что о нем думаете.
Как живете и что пишете?
Сердечно Ваш
Впервые — НЛО, 19. С.175. Подлинник — ИМЛИ. Ф.146. Оп.1. № 11. Л.14–15.
<Из Парижа в Ленинград,> 1/7 <1925>
Дорогая, я получил твое бесценное письмо и возношу мои молитвы дабы гармоничность твоего живота осталась невредимой. Надеюсь, что эстетика тебя не загубит. Что касается аппендицита, то это высоколитературная болезнь и я не раз вводил ее (и ввожу) в мои повествования.
Вчера я послал тебе экз<емпляр> «Рвача» с диппочтой. Думаю, учитывая жару и лень передаточных инстанций, что к концу месяца ты книгу получишь, и с неподдельным сердцебиением жду твоего халдейского суда.
Дела мои прескверны, и, так как «бытие определяет сознание», мое бедное сознание живет в долг. Это нехорошо для человека. Это вовсе плохо для сознания.
Не сердись поэтому на лаконизм и тупость послания. Пойми — я дошел до того, что послал в «Огонек» статью и фотографии выставки[1087]. Жду, что не примут и даже «Огонек» найдет мой стиль подозрительным. Зачем Эренбург в литературе сейфулистой, в зале фонографов, ловко передающих акцент шестидесяти губерний?
Я ворчу — это старость. Зато ты не стареешь. Юношеская наивность не покидает тебя. Так, ты убеждена, что достаточно дать в газету мой адрес и я буду этим сыт. О, сколько не только километров, но и часов скандалов в редакции отделяют кусочек бумажки с адресом от escalope de veau![1088]
Мой опекун (по части и<здательст>в) Лидин в Италии. Из России — ни копейки. Я явно погибаю. Поэтому, заботясь о животе, не забудь и моего живота. Попроси кого-нибудь (слезно!), брата просто или кого-нибудь из братьев Серапионовских пойти в эту газету[1089] взыскать гонорар за 3 рассказа и деньги перевести мне через банк. Ведь это 150–200 р. — для меня единственная надежда. Я жду месяцами деньги от чехов или шведов за переводы. Их, вероятно, будут ждать и мои наследники!
Устрой же срочный перевод мне этих денег.
Далее: я послал Федину (давно уж) тоже неск<олько> рассказов, как будто для «Ковша». Он обещал продать их, деньги выслать и замолк. Ты говоришь — мельница[1090]. А мне каково? будь сердобольной — расследуй.
Письмо это по слезливости похоже на вдовье прошение. Но 1) за комнату не заплачено, 2) ходить по людным улицам в виду кредиторов опасно, 3) жара и хочется выбраться из Парижа, 4) штаны ненадежны.
Выручай!
Засим смиренно тебя целую,
Впервые — ВЛ. 2000. № 2. C.255-256. Подлинник — РНБ ОР.
<Из Парижа в Берлин,> 1-ое июля <1925>
Дорогой Владимир Германович, одновременно с этим письмом высылаю Вам рукопись «Кафэ» (11 рассказов, заглавие и эпиграф на отдельном листке) и 3 №№ «Clarte».
Послал Вам также экз<емпляры> «Рвача» для вас и еще один с просьбой передать его Соболю.
Мне очень обидно, что Вы возвращаетесь в Россию и мы с Вами так и не повидались. Клянусь «Ротондой» и всеми кафэ мира, что если вы вновь выберетесь за границу, я умру, но добьюсь для Вас франц<узскую> визу!
Мои денежные дела обстоят отчаянно плохо. Хотели было уехать к морю, но сидим без гроша, одалживая по мелочи. Вся надежда на то, что, приехав в Москву, вы устроите меня.
Издатель дал мне 800 рубл. Но: 1) очевидно «Рвач» проходит с предисловием, 2) «Жанна» и 3) «Курбов» — согласно письму секретаря Каменева, обязательно пройдут, 4) «Кафэ» — о запрете их не может быть речи.
В «Огоньке» был напечатан отрывок из «Рвача»[1091]. Это издатель дал? Очень прошу Вас, дорогой Владимир Германович, вынуть как можно скорей и как можно больше! Деньги шлите, разумеется, телеграфом, т. е. первую партию.
Доверенность прилагаю.
Прочитав «Рвача» и «Кафэ», напишите мне, что о них думаете. Мне очень интересно узнать ваше мнение.
Много ли сырья набрали в Италии?
«Мор<ской> Скв<озняк>» надеюсь устроить в ближайшее время (по-франц<узски>). Не хотите ли вы послать что-нибудь для газеты (весьма паршивой) «Пар<ижский> Вестник»[1092] (это Аросев). Конечно, перепечатку. Я дал им два рассказа из «Неправд<оподобных> Историй». Платят они по 1 фр<анку> за строчку.
Спешу отослать письмо — не знаю, до какого дня останетесь в Берлине.
Сердечные приветы от Любови Мих<айловны>.
Крепко жму Вашу руку.
Впервые.
<Из Парижа в Ленинград,> 12/7 <1925>
Дорогая,
вчера получил 850 фр. от «Ленин<градской> Правды». Очень обрадовался оным. Спасибо! За что это (то есть за 1 за 2)? И могу ли еще рассчитывать? И на сколько?
Теперь вот что: тебе, Тихонову и Федину посланы 3 экз<емпляра> «Рвача». Но их нужно получить в Москве в Наркоминделе, у секретаря коллегии КИД <Б.И.Жанторовича с моей запиской — прилагаю. О том же пишу и Тихонову. М.б., кто-нибудь из вас будет в скором времени в Москве. Если нет, может быть, попросить кого-нибудь из москвичей зайти за книгами. Я жду с большим нетерпением письма от тебя, как тебе покажется эта книга — здесь большой уход и большой перелом.
Поправилась ли ты? Сын? Что делаешь? Удастся ли тебе летом выбраться куда-ниб<удь>? Я застрял, но надеюсь вскоре все же уехать на юг, к морю.
После «Кафэ» ничего не пишу. Но по-гимназически увлекаюсь… фотографией. Посылаю тебе ночную фотографию «Ротонды».
Не забывай и пиши! Целую.
Впервые — ВЛ. 2000. № 2. С. 256–257. Подлинник — РНБ ОР.
<Из Парижа в Ленинград,> 13/VII<1925>
Дорогой Николай Семенович,
я послал 3 экз. «Рвача» — Вам, Полонской и Федину. Но находятся они в Москве, в Наркоминделе, у секретаря коллегии Канторовича. Прилагаю записочку для него. Очень прошу Вас попросить кого-ниб<удь> из Ваших московских знакомых получить книги и переслать Вам.
О том же пишу Полонской.
Мне очень существенно знать, как Вы найдете «Рвача», поэтому, прочитав книгу, не забудьте написать мне.
Что Вы делаете? Я все жду благодарения — присылки Ваших стихов. «Дорогу» люблю и часто повторяю.
Уедете ли куда-либо на лето?
Напишите.
Вам приветы от Любови Мих<айловны> и меня.
Сердечно Ваш
Впервые — ВЛ. 2003. № 3. С. 236–237. Подлинник — собрание наследников Н.С.Тихонова.
<Из Парижа в Москву,> 17/7 <1925>
Дорогой Владимир Германович, прежде всего о книге — напрасно Вы пропажу почты отнесли за мой счет! Разумеется, «Рвач» был послан Вам с самой наидружеской надписью. Очень обидно мне, что он пропал, тем паче потому, что теперь переслать его Вам много сложнее. Буду ждать оказии.
Радуюсь, что Вы остались довольны Италией. Каковы Ваши литературные замыслы после поездки? Много ли книг в голове?
Мы — в Париже. 30° Цельсия. 4 дня перед глазами день и ночь стояли — <1 слово нрзб> старцы, младенцы и дочери (Vu juillet[1093]). Все вместе надоело до смерти. Ждем денег, чтобы уехать куда-нибудь. Надежда на Вас.
Правда ли, что «Жанна» вышла в Ленинграде? С отвратной обложкой?
У Вас 1) «Рвач», 2) «Курбов», 3) «Кафэ» (полученный аванс, вероятно, примерно покрывается «Жанной»). Спасайте же!
Я послал в журнал «30 дней» (по их просьбе) 2 рассказа из «Кафэ» — «Ротонду» и «Ля Бурс»[1094].
Пришлите, пожалуйста, те странички из 6 № «Н<ового> Мира», о которых пишете[1095] — здесь ничего нельзя достать.
Списались ли с Вами немец Рабинович касательно немецкого перевода «Мыш<иных> Будней»?
Жду очень письма и червонцы!
Сердечный привет от Любови М<ихайловны> и меня.
Впервые.
<Из Парижа в Москву,> 26 июля <1925>
Дорогой Владимир Германович, час получения Вашего письма может быть описан лишь автором трагическим, наклонным к гиперболам и лишенным чувства юмора. Поэтому я молчаливо перехожу к делу.
Судя по письму секретаря Каменева, кары направлены не против меня, не против книг, но против и<здательст>ва. Я предпочитаю получать меньше, но быть изданным, чем вот такая канитель. Поэтому, если можно, заберите «Рвача» и дайте его другому и<здательст>ву, которому будет легче и провести книгу, и получить нужное предисловие, хотя бы «Основа» (Иванов-Вознесенск), которая предлагала по 125 р. за лист, или «3<емля> и Ф<абрика>».
То же самое и с «Кафэ».
Вы мне не ответили, верно ли, что «Жанна» уже вышла в Ленинграде. Во всяком случае, она, а не «Кафэ» должна служить покрытием аванса за «Рвача». Напишите мне, пожалуйста, точно, сколько Вы получили от этого и<здательст>ва? За «Жанну» ведь следует 1400–1500 р.
«Кафэ», как новую книгу, давать при таких условиях, т. е. на покрытие, нельзя. Когда закончился договор, ее еще на свете не было.
Если Вы представите себе, что я с мая не получал денег, то мои денежные дела, точнее копи долгов, станут Вам ясны.
Не сердитесь, дорогой Владимир Германович, за все сетования и просьбы! Услужите еще раз! Вот что я считаю наилучшим:
1) Рассчитаться с издателем «Жанной». Если при этом он останется должен — получить остаток.
2) «Рвача» дать в сов<етское> и<здательст>во — в «Основу» или в «Землю и Фабр<ику>» или в и<здательст>во железнодор<ожников>, куда-либо, хотя бы по 125 р. — расчет на месте. Они книгу проведут и легко достанут нужное для этого предисловие, что для частного и<здательст>ва немыслимо.
3) «Кафэ» дать в новое место или прежнему издателю за наличный расчет по 175 р.
4) «Кафэ» дать по журналам (кстати, отрывок из «Рвача» был в «Огоньке» — это издатель дал?)
Денег, о телеграфной высылке которых Вы пишете, я еще не получал. Увы, 250 р. ничтожная часть моих долгов!
О себе писать нечего — настроение прескверное.
Как Вы? Сели ли за обработку итальянского материала?
Сердечный привет от меня и Люб<ови> М<ихайловны>. Спасибо за все.
Я послал 2 «Кафэ» («Ротонду» и «Бурс») в «30 дней».
Впервые.
<Из Парижа в Москву,> 1 августа <1925>
Дорогой Владимир Германович, получил 100 долларов (пришли только позавчера). Если только как-нибудь это мыслимо, выцарапайте еще — уж больно плохи дела. Надеюсь, Вам удастся распродать «Кафэ». Вы мне не ответили, получили ли письмо от Рабинович из Берлина касательно «Мыш<иных> Будней». Кто переводит мои рассказы в Италии?
Жду вестей и крепко жму руку.
Впервые.
<Из Лаванду в Москву,> 8 августа <1925>
Дорогой Владимир Германович, получил ваше письмо накануне отъезда из Парижа — удалось занять толику денег и выбраться к морю. Сколько здесь удастся продержаться не ведаю. Вот адрес: Hotel Monte-Carlo. Le Lavandou (Var). Завтра вышлю Вам доверенность на немецкий перевод и напишу обстоятельней. «Трубки», к сожалению, куплены уж немецким и<здательст>вом. Также из книги «Кафэ» след<ующие> рассказы: 1) московский, 2) «Ротонда», 3) «Саротти», 4) «Пти-теремок», 5) «Свид<ание> Друзей». Остальные свободны. Выберите на Ваш вкус. Денег ни из «Кр<асной> нови», ни из «30 дней» не получил. Очень прошу Вас проверить, посланы ли, если нет — заставить. Еще просьба — заставить выслать мне неск<олько> (хотя бы 5) экз. нового издания «Жанны» и 2–3 «Трубок» в изд<ании> «Огонька». Кстати: для немецкой антологии дайте фотогр<афию>, которую я Вам выслал весной, а то на изд<ании> «Огонька», судя по слухам, нечто неподобное. Как «Рвач» и «Кафэ»? Жду вестей о них с замиранием сердца! Устраиваю сейчас 1) франц<узский> перевод «Савраски» и 2) шведский перев<од> «Мыш<иных> Будней». Пишите! Сердечные приветы от Люб<ови> М<ихайловны> и меня.
Попросите «Огонек» выслать 2 экз. перевода Кесселя мне — для автора[1096]. Это он устраивал перевод на франц<узский> наших книг.
Впервые.
<Из Лаванду в Москву,> 11/8 <1925>
Hotel Monte-Carlo
Le Lavandou (Var).
Дорогой Владимир Германович, здесь жара как на пивном заводе, когда гонят ячмень[1097]. Я распарен и замучен. Поэтому, минуя красоты местной природы (воистину буржуазной вплоть до пальм, перекочевавших из ресторанов и пахнущих фаршированными омарами), также красоты моего деклассированного стиля зря ковыляющего попутчика, перехожу сразу к делам. Делю их на 2 категории:
I. Ваши:
1) налаживается франц<узский> перевод Вашей книги — либо «М<орской> Скв<озняк>», либо «Мыш<иные> Будни». Хорошо будет, если Вы напишете в связи с этим известному Вам Вишняку письмецо. Адрес его: 14, rue Raffet Paris, 16-е. Зовут его Абрам Григор<ьевич>;
2) вышлите по экз<емпляру> Ваших книг председателю комиссии по переводам с русского на шведский. Адрес: Stender-Petersen Stockholmsgatan 7 Göteborg Suëde. Сопроводите маленьким письмом, указав в нем, что высылаете ему книги по моему предложению. (Милейший человек);
3) веду переговоры и с Кесселем о франц<узском> переводе Вашей книги в «Nouvelle Revue Française» (самое крупное и<здательст>во);
4) Ваше письмо с текстом немецкой авторизации. Посему прилагаю текст французский;
5) вычтите из гонорара, который Вы получите за «Рвача» или «Кафэ» 50 марок, которые я получу за Ваш рассказ из «Беседы».
II. Мои:
1) деньги! деньги! деньги! Я до сих пор не получил ни а) от «Красной Нивы», ни от 2) «30 дней», ни 3) от Вас (25 д<олларов>). Очень прошу Вас зайти в «Ниву» и в «30 дней» и проверить, высланы ли деньги. Если нет, забрать оные и выслать самому;
2) если можно, поторопите издателя с ответом касательно «Кафэ». Если он не дает начальных денег, отдайте в другое и<здательст>во;
3) о «Рваче». По-моему, его следует дать в к<акое>-л<ибо> советское и<здательст>во («Основа», «3<емля> и Фабр<ика>», «Укргиз», Железнод<орожное> или т. п.) Хотя бы за меньший гонорар. Там они смогут получить марксистское предисловие, и с ним книга легко пройдет. Если нет, ее все равно замаринуют. Я в Париже видался с юристом Членовым[1098], которому роман весьма понравился. М.б., его предисловие, как человека, знающего «красноцековщину» и пр., могло бы выручить книгу? Но, конечно, не для советского и<здательст>ва он его не напишет;
4) пожалуйста, пришлите мне (т. е. принудите издателя выслать) 5 экз. новой «Жанны». Также «Огонек» — 2 экз. перевода книжки Кесселя (для Кесселя).
Voilà
Какие рассказы вы дали в «Красную Ниву» и в «30 дней»? Пусть они мне вышлют №№ журналов.
«Трубки» для немецкого изд<ания> заняты. Возьмите из «Кафэ», кроме 1) «Пивной», 2) «Ротонды», 3) «Пти-теремок», 4) «Саротти», 5) «Свид<ание> Друзей».
Что Вы пишете после Италии?
Сердечный привет от Люб<ови> Мих<айловны>. Жму руку
Впервые.
<Из Лаванду в Москву,> 12/8 <1925>
Дорогой Владимир Германович,
в дополнение к вчерашнему письму:
1) пришли деньги (25 долл.) от «Кр<асной> Нивы» (попросите их выслать № с моим рассказом);
2) очень прошу Вас, когда вы будете в «Огоньке», выяснить, действительно ли они послали мне 50 р. (за статью о Париж<ской> выставке)? Они пишут, что выслали их давно, а денег все нет. М.б., тогда, увидев некоего Рябинина[1099], Вы пристыдите его. Я предлагал им худож<ественные> и бытовые очерки. Он шлет мне заказ… «прием посетителей великими князьями»!.. Редкое хамство!
Еще просьба (вот досаждаю!) — Вы писали мне о статье в «Нов<ом> мире» обо мне. Пришлите! Книга обо мне (Терещенко)[1100] у меня имеется.
За все спасибо и все приветы.
Впервые.
<Из Лаванду в Москву,> 13/8 <1925>
Дорогой Владимир Германович,
2-ое Beilage[1101] к деловому письму —
я получил письмо от «30 дней». С рассказами вышла путаница. Дайте им, пожалуйста, второй рассказ, если они не хотят печатать «Ротонду». Тогда же возьмите у них фотографии Rotonde’ы и пр. кафэ Монпарнаса ночью и, если это мыслимо, пристройте «Ротонду» в каком-нибудь иллюстр<ированном> журнале с этими фотографиями. Они очень подходят к рассказу.
Напишите, не низка ли цена 50 р. за новый рассказ? Я в прошлом году устроил в «Ниве» старый («Вес<елый> Финиш»)[1102] за 80 р.
Не забудьте, пожалуйста, выяснить вопрос о Членове (предисловие к «Рвачу»). Я тогда смогу запросить его, пока он в Париже.
За все спасибо и дружеский привет.
Впервые.
<Из Лаванду в Москву,> 15/8 <1925>
Дорогой Владимир Германович,
вчера получил ваше письмецо. Я написал Вам уже несколько раз о всех моих нуждах. Теперь лишь дополнительно:
1. Вы спрашиваете, сколько брать за «Кафэ». При тираже в 5000 экз. 125 р. за лист, при 10 000 — 175 р., при 3000 экз. — 100 р. Полагаю, что Вы одобрите эту «программу-minimum». Что касается заглавия, если не хотят этого, может, взять первый проект: «Условный рефлекс кафэ». Может, не обязательно перечислить все 11 «Кафэ», что сразу создаст внешнюю привлекательность. Хорошо бы на обложке пустить фотографию кафэ ночью (из тех, что я послал в «30 дней»).
2. О «Рваче». Сколько точно я получил от издателя? И сколько мне следует за «Жанну»? Пожалуйста, напишите, чтобы я мог хоть конкретизировать надежды или разочарования.
Думаю, что «Рвача» можно было бы провести с солидным предисловием (хотя бы Членова). Но для этого нужно другое, т. е. не частное и<здательст>во.
Я не получил до сих пор ни 50 долл. от «30 дней», ни 25 долл. от «Огонька» (я писал Вам — они должны мне за фото). Дела мои денежные весьма плохи, и что сделают с русским писателем <1 слово нрзб> туземцы Лаванду, мне неведомо.
С Вишняком, думаю, дело наладится. Напишите ему.
Очень жду Ваш «Норд»[1103].
Пришлите книги мои.
От Люб<ови> М<ихайловны> и меня сердечные приветы.
Впервые.
<Из Лаванду в Москву,> 28 /8 <1925>
Дорогой Владимир Германович, сегодня получил Вашу открытку, пришел в отчаянье и послал телеграмму. Дела дрянь — сидим вовсе без денег. От «30 дней» и «Огонька» я также ничего не получил, хотя они сообщали, что выслали (в прошедшем!) — 100 и 50 рублей. Пожалуйста, заставьте их тотчас же выслать это всурьез. Я пробуду здесь примерно до 20-го сентября, так что книги (мои и «Норд»), пожалуйста, пришлите тоже сюда. Что с «Рвачем»? С «Кафэ»? Меня может вывезти теперь только большая сумма за «Кафэ» при 5000 экз. — я хочу не 175, а только 125. Разве это много? Словом, все это Вам виднее и все мои упования на Вас!
Я среди всех забот и комаров сел за работу — начал новый роман, в стиле автобиографии[1104]. Что Вы? Что в Москве? От Люб<ови> Мих<айловны> сердечные приветы.
Впервые.
<Из Лаванду в Одессу,> 30 августа <1925>
Милая, за ласковое письмо целую Вас (и не за письмо). Зимой я обязательно приеду. Эти фразы рядом, и пусть их соседство Вам что-нибудь скажет. —
Я начал новый роман, по форме автобиогр<афический>, босяцкий и мрачный. — Море здесь синее и нарочитое. Когда глядишь на него — ресторанная нега охватывает душу, но купаться приятно. Еще здесь рыбаки, которые целый день играют в кегли, и художники, которые делают пейзажи. Зеленых конвертов в местной лавке нет, но это не отражается на моих чувствах.
Что Вы делаете? Не влюбились ли в кого-нибудь? (Буду ревновать <1 слово нрзб>). Ваши письма стали короче и если не суше, то строже. Причины? Что Вы делаете? Пишите больше о себе. И дайте Ваши губы.
Статьи обо мне, которые попадутся Вам, присылайте, пожалуйста.
Дошел ли до Вас «Рвач»?
Впервые. Подлинник — собрание составителя.
<Из Лаванду в Москву,> 2 сентября <1925>
Дорогой Владимир Германович, два Ваших письма получил (также китайскую грамоту и Ваше — к Вишняку). Спасибо за все.
Мои дела на редкость плохи. Дело в том, что мы приехали сюда призаняв и без наличных, надеясь получить из России. Прошло уже 4 недели. Счет дошел до 1500, и мы живем лишь благодаря тому, что хозяйка, видимо, человек, любящий риск. Но кто знает насколько?..
Я не получил ни денег от «30 дней», ни денег от «Огонька». Выслали ли они? Когда? Через какой банк? Деньги до сих пор никогда не пропадали, и потому я полон сомнений. Пожалуйста, выясните это дело.
Мне необходимо до 20-го получить сюда 400 рублей. Если «30 дн<ей>» и «Огонек» выслали — 300. Без Ваших 50, которые, Вы пишете, что шлете, — 250. Спасая еще раз меня, вырвите эту сумму у издателя.
Вы пишете, что за «Кафэ» предлагают по 125 с листа за 6000. Это мало разнится от того, что я писал Вам. Если можно, выторгуйте еще 10 р. с листа за лишнюю тысячу <тиража>. Если никак нельзя, отдайте за 125, но при непременном условии единовременной и немедленной расплаты. Что это за и<здательст>во?
Как с «Рвачом»? Нельзя ли провести его через советское, а не частное и<здательст>во?
Китайцу отвечу.
Письмо Вишняку переслал. Шведу пишу о ваших книгах.
Я прочел «Норд»[1105] с большой радостью за Вас. Некоторые вещи очень сильны. Что Вы пишете теперь?
Я не получил «Жанны». Очень прошу заставить издателя выслать мне авторские экз.!
Жду вестей и денег, замирая (как я изучил походку почтальона).
Все приветы Вам от Люб<ови> Мих<айловны> и меня.
Если банки не примут переводов сюда, пошлите на парижский адрес, а мне телеграфируйте лишь, на какой парижский банк они высланы.
Телеграфный адрес сюда 2 слова — фамилия и Le Lavandou.
Впервые.
<Из Лаванду в Москву,> 6/9 <1925>
Дорогой Владимир Германович, ни от кого денег я до сих пор не получил и впал в предельную нищету — даже на телеграмму денег нет. Жду от Вас спасения! Когда вышлете деньги, телеграфируйте мне, пожалуйста, одновременно на какой банк. В газете парижской видел объявление о двух книгах — «Жанне» и «Акц<ионерном> О<бщест>ве». Значит, с последней удалось? Почему я не получил авторских экз. «Жанны»? Они мне очень нужны. Надеюсь, что Вам удалось запродать «Кафэ». Как виды на «Рвача»? Шведу о Ваших книгах я написал. Издатель — это не Бернштейн (мне пишут о нем очень худое)? Выручайте, дорогой Влад<имир> Герм<анович>! Здесь глушь, скалы и скаредная хозяйка.
Впервые.
<Из Лаванду в Ленинград,> 9/9 <1925>
Дорогая моя, что делать? Я действительно сызмальства предан невинным мещанским радостям. Кроме фотографии могу указать тебе хорошую кухню, посещения кондитерских, также дружескую переписку. Если б ты была менее независима в суждениях, то была бы много лучше. Я не требую подарка. Но изредка письма мне — вместо еретических безумств с пожарным и стихийных восторгов перед матерью-природой в Луге, среди лужан, древлян, кривичей и прочего — что ты думаешь об этом? Ей-ей, было бы лучше выражать свою катастрофическую индивидуальность в ином, но не в полугодичных паузах между письмами.
Далее, почему Мишка[1106] Аблеухов[1107]? С таким же правом ты могла бы объявить его Карамазовым, Онегиным, Брутом, пророком Осием и пр. пр. Жду твоих детальных суждений об этой книге, то есть и о способностях молодого (мне всего 34 года!) естествоиспытателя, зоолога, что ли, и о стилистических навыках. Дело в том, что мне противен теперь язык моих первых романов из-за его легкости и удобочитаемости. Я вошел в возраст одышки и придаточных предложений.
Боюсь, что «Рвач» не пройдет у вас. Как тебе кажется? Покажи твой экз<емпляр> литературной публике и напиши мне нелицеприятное суждение ее. Я очень изолирован, и это не всегда приятно.
Вполне кстати, у меня — ностальгия. Возможно, зимой я поеду в Россию.
Находясь сейчас в провансальской Луге, я поручений твоих исполнить не могу. Но через 2 недели я возвращаюсь в Париж. Итальянца[1108] постараюсь найти. Подходящий роман найти еще труднее, ибо — вопрос Пилата — «что подходяще?». У меня нет критерия. Если б я мог посоветоваться хотя бы… с Мариеттой Шагинян (эта все знает!).
Почему ты не присылаешь мне новых стихов?
Я начал роман (еще один) «автобиографический» (или псевдо): Париж, босячество, скука и т. д. Некто гр. Терещенко (кажется, ваш, ленинградский) заработает. Я вряд ли.
Еще раз кстати (и весьма): если ты сможешь выцарапать для меня деньги — с «Кафэ» или еще как-нибудь, сделай это Хурениты ради. Я впал в «черную бедность». Живу скандинавскими переводами и аскетической фантазией. Остальное — консьержку, счета прачек и пр. — будь поэтом — добавь сама.
О величии «Европейской гостиницы»[1109] напоминают только эмигрантские спины. Что делает великая русская литература? «Розанов»[1110] мне никак не понравился. Леонов[1111] тоже. Я хочу Гоголя и еще хороших репортеров.
Не забывай меня и пиши. Пиши теперь в Париж на старый адрес: 64, av. du Maine.
Целую мудро и всеотпускающе,
Впервые — ВЛ. 2000. № 2. С 257–258. Подлинник — РЫБ ОР.
<Из Лаванду в Москву,> 14-го сентября <1925>
Дорогой Владимир Германович,
не удивляйтесь, что у меня вдруг стал такой разборчивый почерк. Это не старческое перерождение, а результат летней идиллии: я поранил себе глаз, и пишет Вам под диктовку моя дочка, которая хотя и с увлечением читает «Норд», но в грамоте не очень сильна. Дела мои весьма печальны. Только теперь я получил деньги от «30 дней» и «Огонька», что меня как-никак устраивает. Вся надежда на Вас, т. е. на «Рвача» и «Кафэ». Деньги шлите мне в Париж, на старый адрес: 64, avenue du Maine. Работу пришлось из-за глаза прервать, не знаю насколько. Лежу в темной комнате и мечтаю, кто заплатит хозяйке по счету. Пишите. Еще просьба: заставьте издателя выслать мне наконец авторские экземпляры «Жанны».
Ваш сердечно
Впервые.
<Из Лаванду в Москву,> 21 сентября <1925>
Дорогой Владимир Германович!
Письмо Ваше получил, и мой единственный глаз готов закрыться от отчаяния. Скажите: Кэ фэр? Фэр то кэ?[1113]
О моих делах можете судить по следующему: в течение двух последних месяцев я получил всего 75 долл. Так очень легко погибнуть. Насчет «Рвача» и «Кафэ» я ничего путного сказать Вам не могу. Поступайте как найдете лучше.
Деньги мне необходимы, и поэтому, очевидно, придется «Кафэ» продать невыгодно. Кому и как — Вам виднее. Обеспечьте, во всяком случае, точность и срочность выплаты. Каковы виды на «Рвача» и как относятся к этой книге соответствующие круги? Расквитался ли издатель за «Жанну»? Я получил, как Вам писал уж, деньги от «30 дней» и «Огонька» (по 25 долл.). 25 долл., о высылке которых Вы писали, я не получил. Что касается книг, то я получил издание «Огонька» и «Норд» (Спасибо! Очень мне нравится!) Экземпляров «Жанны» я не получил, а они мне очень нужны.
Как только смогу писать, напишу вам обстоятельней. Глаз мой бездействует и начало романа пылится на столе.
Дорогой Владимир Германович! Кончила мои секретарские обязанности и я собственноручно шлю Вам самый замечательный привет.
Я очень надеялась повидать Вас весной в Париже и очень, очень огорчалась всем «визным» неудачам. «Норд» — прекрасная книга. Спасибо за то, что прислали.
На днях мы переезжаем. Наш адрес:
64, Av. du Maine. Paris 14.
Впервые.
<Из Лаванду в Париж,> 21 сентября <1925>
Уважаемый т. Полонский,
Якобсон[1115] пишет, что Вы спрашивали у него мой адрес. Сообщаю Вам таковой. Рад буду увидеться с Вами.
Впервые — Х2, 117. Подлинник — РГАЛИ. Ф.1328. Оп.1. Ед.хр.379. Л.4.
<Париж,> 29 сентября 1925 г.
Уважаемый гражданин редактор!
В газете «Дни» напечатана статья «Вместо рецензии»[1116]. Отвечая обычно молчанием на газетные инсинуации, я считаю необходимым теперь высказаться, так как указанная статья подписана русским поэтом Владиславом Ходасевичем.
Прочитав — очевидно, весьма старательно — мой роман «Рвач», Ходасевич нашел в нем опечатку: на странице такой-то один из третьестепенных героев романа сахарозаводчик Гумилов набран «Гумилев». В.Ходасевич заявляет, что эта опечатка «намеренная» и сделана она для оскорбления памяти поэта Гумилева[1117].
Я не знаю, бывают ли намеренные опечатки, но намеренная неправда — прием достаточно распространенный. Обидно только узнать, что к нему прибегает подлинный поэт. Вздорность обвинения, разумеется, ясна и самому Ходасевичу. В берлинском журнале «Русская книга», в котором, насколько мне помнится, сотрудничал и В.Ходасевич, была помещена моя статья, где, восставая против травли советских писателей эмигрантской прессой, я в то же время ясно и без обиняков высказывал мое отношение к трагической гибели Н.С.Гумилева. Думается, что заподозрить человека в столь глупой и трусливой подлости, каковой явилось бы оскорбление памяти покойного поэта путем опечатки, может только человек, чуждый и благородству и чести.
Впервые — Парижский вестник, 1925, 2 октября. Местонахождение подлинника неизвестно.
<Из Парижа в Москву,> 1 октября <1925>
Дорогой Владимир Германович,
весьма мелодраматически я перекочевал в Париж. Долги, разумеется, при этом возросли. Добрые люди проводят бессонные ночи. А моя полуслепота придает всему диккенсовский характер. Впрочем, на днях приедет в Москву <из Парижа> Тих<он> И<ванович Сорокин> — он Вам все изобразит.
Глаз мой заживает туго и нехотя. Недавно вновь в микроскоп нашли остатки злополучного шипа и глаз скребли. Пока что я неработоспособен, валяюсь дома и еле-еле стучу Вам это послание[1118].
Что с «Рвачом»? Членов еще здесь.
Что с «Кафэ»?
Запустение мое велико.
Посылаю Вам статью Ходасевича, напечат<анную> в газете «Дни» и мой ответ в «Парижск<ом> Вестнике». Если это мыслимо, огласите сие. Вот Вам туземные нравы.
Пишите. Ваш сердечно
Да, не забудьте, пожалуйста, похлопотать о присылке экз. Жанны.
64, av. du Maine
Впервые (с купюрами) — Х2, 120–121.
<Из Парижа в Ленинград,> 5/10 <1925>
64, av. du Maine
Paris 14-е
Дорогая! Stella mia! Idolo! etc.[1119]
Почерк мой, наверное, еще ухудшится. Со мной стряслась беда. Сегодня первый день, как взял стило в руки — после месячного перерыва. И то буду краток поневоле. Резвясь на пустынном острове Левант (у которого, вероятно, свои счеты с русской литературой, т. к. возле его берегов утонул сын Герцена), я пронзил шипом кустарника глаз. Болел очень сильно и мучительно — каждую неделю ранку скребли, находя в ней новые сучки (те, что мы видим в глазу ближнего). Теперь все заживает. Но вижу я им еще плохо. Исхудал вовсе, ослабел и в дымчатых очках пугаю даже монпарнасцев. Вот тебе история моих каникул.
Начатый роман пришлось отложить на время.
Не знаю, что страшнее — безделье или безденежье!
Очень огорчительно, что «Рвач» тебе не понравился. Если эта книга и впрямь плохая, то значит, что я долго ничего путного написать не смогу, ибо я ее неудачи не чувствую. Мне она кажется весьма романтической, напр<имер>, но романтизм этот новый, механический, т. е. заводной.
Напиши мне, пожалуйста, что говорят об этой книге 1) писатели, 2) сферы. Думаешь ли ты, что она выйдет в России?
Здесь Ходасевич написал о ней неслыханную пакость: он нашел опечатку — вместо Гумилов (произношу ГумИлов) где-то набрано Гумилев — и заявил, что это опечатка намеренная, чтоб оскорбить, выслужиться и т. д. Т. к. это ваш питерский продукт — сообщаю к сведению. Он же написал достаточно гнусную статью о Шагинян («Мемуары»)[1120].
Я очень хотел бы съездить в Россию, но не знаю, удастся ли — из-за денег. Я весь в долгах и без перспектив. Живу премерзко.
Если попадется заработок для меня, — пожалуйста, устрой статьи, печатание беллетристики, корреспонденции и т. п.
Поручения твои, как только поправлюсь, выполню.
Не забывай!
Целую,
Впервые — ВЛ. 2000. № 2. С. 258–259. Подлинник — собрание публикатора.
<Из Парижа в Москву,> 10/10 <1925>
Дорогой Владимир Германович,
положение мое беспросветное — никто больше в долг не дает. И все отсюда вытекающее.
Что с «Рвачом»? Что с «Кафэ»?
Ради бога, устройте что-нибудь.
Вчера я беседовал с Членовым. Если его предисловие может спасти «Рвача», он согласен таковое написать. Но для какого и<здательст>ва?
Заставьте издателя «Новеллы» выслать мне экземпляры «Жанны» и «Трубок» — мне это необходимо, для того чтобы устроить переводы.
Пишите!
Душевно Ваш
Впервые.
<Из Парижа в Москву,> 15/10 <1925>
Дорогой Владимир Герм<анович>,
Стендер (швед) пишет:
«Книги Лидина мною получены (без письма), и я очень надеюсь их перевести: он меня очаровал».
Спишитесь с ним.
Я быстро и верно гибну. Неужели не удалось Вам до сих пор продать «Кафэ»? «Рвач»? Я спрашивал Вас о Членове. Ради-ради, выручите!
25 долл., о высылке которых Вы писали, я тоже не получил. Все приветы.
Впервые.
<Из Парижа в Москву,> 17/10 <1925>
Уважаемый товарищ Полонский, к сожалению, не удалось с Вами повидаться, — как раз когда были Вы в Париже, я был на юге Франции.
Повторяю вновь Вам предложение, которое сделал весной, — писать в «Печ<ать> и Рев<олюцию>» о французск<ой> литературе. Напишите: 1) нужно ли Вам это, 2) размер, 3) как часто могут печатать, 4) какой гонорар. Привет.
P.S. Получили ли Вы «Рвача»? — я Вам его выслал. Пожалуйста, присылайте мне «Печать и Революцию».
Впервые — Х2, 122. Подлинник — РГАЛИ. Ф.1328.Оп.1. Ед.хр.379. Л.6.
<Из Парижа в Одессу,> 18/10 <1925>
64 avenue du Maine
Милая девочка, Вы, наверное, уже получили мое письмо и знаете, чем диктовалось <повреждение листа> глаз оправляется и я вновь сел за работу.
<повреждения> глупо <1 слово нрзб> Вас, чтобы Вам стало чуть легче! <лист сильно поврежден> вопрос о моем приезде в Россию этой зимой почти <решен> Повреждения листа> это не на бумаге)
<Не забывайте> меня. Я — с Вами.
Впервые. Подлинник — собрание составителя.
<Из Парижа в Москву,> 23 октября <1925>
Дорогой Владимир Германович, вчера весь день разыскивал у кого бы призанять денег, чтобы отправить Вам жалостливую депешу, а сегодня пришло от Вас печальное письмо. Скверно живется нам, русским писателям, быстро нас жалуют, быстро разжаловывают, ругают за разные идеологии, а харча не дают. Причем Вы в Москве — рядом с Вами редакции и и<здательст>ва, где всегда можно получить в отчаянии аванс. А здесь… Положение мое препоганое. Но Вы сами понимаете и поэтому ограничиваю сантиментальную часть письма этими общими сетованиями.
1. О «Рваче». — Вы не отвечаете мне, есть ли надежды провести его в строго советском и<здательст>ве с предисловием Членова (с последним я говорил и он согласен). Далее — м.б., Иваново-Вознесенская «Основа» проведет его у себя с предисловием Петра Когана (этот наверное захочет, а мне все равно).
Далее — в Госиздате тоже все переменилось, Ионова, кажется, нет. М.б., они согласятся с предисловием, разумеется.
Дорогой Владимир Германович, выясните это, пожалуйста! Я отсюда бессилен. Если условия и будут хуже, чем мы думали прежде, — все равно.
Не знаете ли Вы, каково мнение о «Рваче» в соответ<ствующих> кругах? От этого все зависит.
2.0 «Кафэ». Неужели их некому продать? Ведь издают же у нас «трудную» прозу — Пастернака или Мандельштама. Все-таки мое имя, думаю, обеспечивает 5 тысяч тиража.
2-я книга новая. Что касается Ленинграда, то я пишу об этом сегодня Федину, но ведь рукопись у Вас.
Если Вам удастся продать «Кафэ», то, бога ради, переведите мне деньги сейчас же и телеграфом — у меня (опуская вопрос об) на 6000 фр<анков> кредиторы, которые терзают меня прямо-таки классически.
3. «Жанна» — расплатился ли за нее окончательно издатель? Экземпляров я не получил, а между тем они мне необходимы. Принудите его выслать мне авторские экз. бандеролями, а квитанции показать Вам.
4. 25 долларов я не получил.
5. Как я уж писал Вам, швед (Стендер) в восторге от Ваших книг и хочет переводить их.
Спишитесь с ним.
6. У «Геликона» здесь ничего не вышло, но я серьезно надеюсь на включение «Мыш<иных> будней» в русскую коллекцию и<здательст>ва «Nouv
Глаз мой внешне поправился, но вижу я им слабее прежнего и работаю с трудом. Серьезно подумываю о поездке в Москву примерно к февралю на всю весну и все лето. Но удастся ли это (материально), не знаю.
Простите все муки, которые Вам причиняю. Пишите! От Любови М<ихайловны> и меня сердечные приветы.
Впервые.
<Из Парижа в Ленинграда 25/Х<1925>
Дорогая,
письмо сие будет лаконичным и строго деловым, ибо я голоден, зол, преследуем кредиторами, как Наполеон в молодости и Бодлер в старости. «Старый друг стоит новых двух» — следовательно, ты стоишь Федина + Тихонова или Ионова + всех «напостовцев». Правильно? Итак, ты здорова и бодро смотришь на жизнь. Ты плавала по Каме и любишь романтику[1121]. Следовательно, ты должна выручить меня, который не плавал по Каме, не смотрит бодро и… т. д.
1) Мной написана, как тебе известно, маловнятная книга «Условные страдания завсегдатая кафэ» (мне она внятна и даже приятна). 11 рассказов. 7 печ<атных> листов. Часть рассказов у тебя и у Федина. Рукопись в готовом для печати виде находится в Москве, у В.Г.Лидина (М.Никитская, 8, кв.6) и м.б. тобой вытребована в любой момент. Нужен издатель. Условия 125 р. за лист при тираже 5000, 175 при 10 000. Если это много, можно сбавить, но мелочь — по 10 р. с листа. Обязательное условие (помню эпопею с Лившицем!) — расплата на месте. Да, книга абсолютно цензурна. Вещи новые, этого года, и, за исключением 2 рассказов, нигде не появлялись. О том же я просил Федина. Координируй — с ним. Если удастся, деньги молю телеграфом!
2) Разузнай, нет ли возможности провести «Рвача», хотя бы с купюрами и с предисловием. Дать последнее согласился защитник юрисконсульства С.Членов (анализ уголовщины). Он теперь здесь.
3) M.б., издатель хочет купить «на корню» новый роман, который я пишу, — «Отчаянье Ильи Эренбурга»[1122]. Цензурно невинен. 8-10 листов. Внятен всем. Закончу в начале декабря. Первую часть могу выслать по получении аванса. Условия те же, что для «Рвача», — 50 % аванса.
4) И<здательст>во «Прибой» приобрело у меня неск<олько> «Трубок» для «Универс<альной> Библ<иотеки>»[1123]. Попроси их не задержать высылку гонорара.
Не злись!
Не злись!
Бывает в жизни и худшее. Например, можно проколоть глаз. И т. д.
Итальянцу я дал твой адрес. У него вполне босяцкий вид, и я боюсь, что вскоре всем, кроме красоты, буду напоминать его.
Книги пошлю тебе, как только чуть «разбогатею».
Не забывай меня! Целую,
А все-таки «Рвач» не такая уж плохая книга! Неужели ты не видала ни одного человека, который бы похвалил ее?
Впервые — ВЛ. 2000. № 2. С. 259–261. Подлинник — РНБ ОР.
<Из Парижа в Москву,> 29/Х <1925>
64, av. du Maine Paris 14-е
Уважаемый т. Регинин,
болезнь и проклятый почерк задержали переписку. Если не запродали в течение ближайших двух недель роман «на корню», вышлю Вам первую часть[1124].
Что касается отдельных рассказов, то единств<енное>, чем располагаю, — рассказы из книги «Кафэ», которая находится у Лидина (из 11 всего 3 или 4 напечатаны).
В скором времени вышлю Вам перевод мой с рукописи рассказа известного франц<узского> писателя Mac-Orlan’a.
Привет.
Впервые. Подлинник — ИРЛИ. P.I. Ол.24. № 504. Л.238.
Василий Алексеевич Регинин (1883 — 1952) — журналист, зав. редакцией журнала «30 дней»; в письме речь идет именно о материалах для «30 дней».
<Из Парижа в Москву,> 4/Х1<1925>
Дорогой Владимир Германович,
томлюсь в неведении! От Тих<она> Ив<ановича Сорокина> получил письмо о том, что «Рвач» взят Госизд<атом> для пересмотра. От Вас уже давно никаких вестей. Что с «Кафэ»? Дела мои, разумеется, все ухудшаются. 25 долл. получил. Спасибо.
Видал в чешском журнале хвалебную статью о переводе «Морск<ого> Скв<озняка>». Постараюсь достать и прислать.
Загорский[1125] просит для «Эха» рассказ. М.б., Вы дадите ему одно «Кафэ» — за наличные?
Очень прошу Вас настоять, чтобы издатель мне выслал авторские экз. «Жанны» — мне они крайне необходимы. Сердечный привет.
Впервые.
<Из Парижа в Москву,> 10/XI <1925>
Дорогой Владимир Германович,
отчего Вы замолкли?
Мои долги — ни с места. Вот разве что надежда на Госиздат — Тих<он> Ив<анович Сорокин> пишет, — м.б., там возьмут все же «Рвача» и «Кафэ».
Напишите мне, как мои счета с издателем «Новеллы» — по моим выкладкам я ему ничего не должен, т. к. покрыл все «Жанной». Так ли это?
Мне необходимы экз. «Жанны» (для переводов). Принудите, пожалуйста, издателя немедленно мне выслать таковые заказными бандеролями. Это весьма просто, разрешения не требуется.
Когда увидите Загорского, дайте ему, пожалуйста, рассказ для «Эха». Нельзя ли устроить чего-либо в библиотеке «Прожектора»?
Деньги, деньги!
Здесь сейчас Зозуля[1126] с Ефимовым[1127], покупают пестрые галстуки и едят бутерброды.
Много ли работаете? Пишите!
От Любови М<ихайловны> и меня сердечные приветы.
Впервые.
<Из Парижа в Ленинград,> 10/ХI <1925>
Дорогая, в дополнение и в изменение сообщаю:
1) гонорар от «Прибоя» получил — так что эта просьба отпадает;
2) какой-то театр «Дом Актера» якобы ставит «Любовь Ж<анны> Ней»[1128].
Так ли это? Сообщи, пожалуйста, живописные детали, а также можно ли с них взыскать червонцы или это мертвое дело.
Как закончилось твое пильнякообразное путешествие?
Пиши!
Целую,
Впервые — ВЛ. 2000. № 2. С. 261. Подлинник — РНБ ОР.
<Из Парижа в Ленинграда 16/Х1<1925>
Дорогой Евгений Иванович,
рад был очень получить от Вас письмо. Я писал и в Ленинград, видимо это письмо затерялось.
У «Геликона» дела как-то все не налаживаются. Запросите его сами (Абрам Григ<орьевич>). Я же веду разговоры (касательно «Мы») с другими французскими издательствами. Думаю, что в течение ближайшего времени все выяснится. Сообщите мне также, переводят ли Вас на шведский и на чешский. Если нет, я надеюсь легко устроить это.
Рукописи от Уманского[1129] я так и не получил. Напомните ему. Потом для франц<узских> и<здательст>в хорошо было бы иметь английский перевод. Его у меня нет.
Жаль, что не могу увидеть Ваших «Звонарей»[1130]. Но весьма вероятно, что в феврале или в марте тронусь на восток.
Очень мне обидно, что Юргис Каз<имирович Балтрушайтис> Вам не переслал «Рвача» (Ваш экземпляр до него не дошел). Мне очень важно услышать Ваше о нем суждение. Ведь я литературно чрезвычайно одинок и, говоря откровенно, растерян. Мало кому приходится верить и в похвалах и в хулах.
Сейчас я заканчиваю новый роман «Отчаянье Ильи Эренб<урга>». Это вновь поворот. «Рвач» все же по преимуществу социален и психологичен. В нем, несмотря на облик героя (м.б., Жюльен из «Rouge et Noire» Стендаля), «взаправда». В новом — я сказал бы разнузданность романтизма. (Это фантастическая автобиография.) Я остро чувствую здесь зарождение в Европе нового романтизма. Думаю, и в России тоже.
Здесь конец быта, но и конец формализма — сейчас капитулирует последний его форт французская живопись.
Кроме того или несмотря на все, здесь изрядно скучно. А мне и трудно. Скажите, дорогой Евгений Иванович, откуда у людей столь твердое желание сделать нашу писательскую жизнь несносной? Что так — Вы знаете. «Рвач» лежит в рукописи. И пр. А здесь — здесь меня травят вовсю. Тот же Ходасевич. Оказывается, «Рвач»… апология!
И т. д.
Письмам Вашим всегда очень радуюсь — не забывайте.
Душевно Ваш
Впервые — НЛО, 19. C.175-176. Подлинник — ИМЛИ. Ф.146. Оп.1. № 11. Л.18–19.
<Из Парижа в Москву,> 27/XI <1925>
Дорогой Владимир Германович,
спасибо за все хлопоты и сведения. Я не ответил Вам телеграммой, т. к. хочу подробно изложить свое мнение, а к тому же знаю медлительность Гиза. Когда еще они ответят!
Конечно, условия, которые предлагает Вам издатель, весьма мрачны. Уверены ли Вы в его глупости, т. е. в том, что 1) он заплатит все, 2) не отпечатает больше 5000? Перепечатку ведь могут не разрешить (как с «Курбовым»). А гонорар в 80 рублей за лист вряд ли получают даже Соболь или Новиков![1131] Решение я предоставляю Вам, т. е. соглашайтесь при трех условиях: 1) если нельзя устроить его в другом месте и на лучших условиях, 2) если книга пойдет без серьезных купюр (очень важно!), 3) если Вы ему доверяете (расплата и количество экз.). Потом, почему он за первые 5000 экз. дает 80 рублей, а за последующие 5000 — 100 р.?! Нелогично и подозрительно. Вам, разумеется, виднее, и поэтому прошу Вас, дорогой Владимир Германович, приняв во внимание все мои сомнения и все обстоятельства дела, разрешить самому вопрос (конечно, после ответа Гиза).
Условия «Пролетария» приемлемы.
О «Жанне». Мне необходимы авторские экз. Из-за отсутствия их я уже прозевал одного немецкого издателя и сейчас, очевидно, прозеваю другого. Объясните издателю, что это возмутительно. И пока он не вышлет этих экземпляров (что весьма просто — несколькими бандеролями), не ведите с ним никаких разговоров о моих делах.
Я подсчитываю, сколько получил от Вас за «Рвача», но Вам это еще проще сделать, и я жду Вашего подсчета. За «Жанну» мне следует около 1400 рублей (около 14 листов), т. е. около 700 долларов.
Да, а пункт договора об уменьшении гонорара в связи с уменьшением тиража растяжим. Из него никак не вытекает 80 р. за 5000 (я еще ни разу не получал столь низкого гонорара!).
Продав «Рвача» в другое и<здательст>во (в Гиз?), я, конечно, выплачу этому издателю разницу, но (я еще не подсчитал) мне кажется, он далек от указанной Вами цифры. Ведь тогда бы я от Вас должен был получить свыше 1000 долларов!
Как Ваша работа? Есть ли новости касательно переводов?
Я закончил новый роман (8 листов). Заглавие «Лето 1925-го года».
Да, если б Вы знали, как было нам обидно (уж не говоря о другом) увидеть в «Rotonde» вместо Вас… Зозулю!
От Любови Мих<айловны> и меня сердечные приветы.
Еще раз — спасибо за все! Столько Вам неприятностей и хлопот из-за меня!
Впервые.
<Из Парижа в Ленинград,> 27/XI <1925>
Приятная просто!
Спасибо за все заботы, также за письмо, полное духовного веселья, не менее духовных сплетен и трогательных чувств. Касательно дел: Ионов меня ненавидит, и с ним беседовать нечего, Лившицу, хоть и жулик он! я написал, получил телеграмму: «Согласен подробности письмом». Прошло недели 3. Как ты сама понимаешь, письма я не получил. Если так трудно получить письмо, что же будет с червонцами?! Что касается Баскакова и «Мысли»[1132], то это для меня приятные незнакомцы (знакомцы редко бывают приятными, ты да я — это исключение).
С «Жанной» и «Союзом» — к черту.
«Рвача» все не пропущают, и «Кафэ» ищут издателя. Недавно я закончил новый роман — «Лето 1925-го года» (ну и залежи шедевров!). Мне он нравится. Это ультраромантизм. Эпиграф из Лермонтова: «Летают сны-мучители над грешными людьми, и ангелы-хранители беседуют с детьми»[1133]. Пройдет ли?..
Кроме того, закончил «программную» статью, темную, как мулатка Джозефина Бэкер[1134], «звезда» Revue Negre и моя безобидная любовь. Статья наз<ывается> «Романтизм наших дней». Пройдет ли??
Я тоже люблю Бабеля[1135], и я тоже боюсь Сейфуллину[1136]. Побывав в Америке, Маяковский наивно вопит: «намордник на технику»[1137]. Но где она, эта техника? На кого он наденет намордник — на Асеева или на управляющего Моссельпромом? Я бы оставил намордник для Орешиных[1138] и для коров. У нас машин мало, а скота крупного и мелкого сколько угодно! Пройдет ли?!?
Я не читал ни «Зверинца»[1139], ни Тихонова, ни Каверина! Сюда ничего не доходит. Пусть Шагинян не унывает. Обо мне пишут: «навоз», «дрянцо», «подлец», «лакей», «Вербицкая», «больной венерическими болезнями» (сразу несколькими?) и т. д.
Это даже полезно, ибо я, любя буржуазно-невинные забавы (вроде любит<ельской> фотографии и т. п.), коллекционирую вырезки.
Я купил для тебя — на переводы — новые романы Carco[1140] и Giraudoux[1141], в ближ<айшие> дни вышлю заказной бандеролью.
Торгуй мной успешно. И не забывай — пиши. Ты в последнее время совсем обленилась. Снова пожарный?
Целую,
Впервые — ВЛ. 2000. № 2. С. 261–263. Подлинник — собрание составителя.
<Париж, 1 декабря 1925>
К СВЕДЕНИЮ ЧИТАТЕЛЕЙ, А ТАКЖЕ «ВЛАСОВ»
Моя статья «Романтизм наших дней»[1142] изобилует рядом опечаток, на радость иным критикам, которые резонно полагают, что обличать опечатки куда легче, чем опровергать мысли. Я должен, однако, огорчить их:
1. Классицизм поэта Мандельштама (периода «Камня») не «белый», а «былой».
2. Стихи Андрея Белого показательны не «пролетаризмом облика», а «пролетающими облаками».
3. Павильон Мельникова[1143] похож на гараж, как Пегас на ломовую лошадь, но не как лично мне неизвестный гражданин «Влас».
4. Вокзалы Москвы в свое время «были украшены портретами врагов революции», а именно «польского пана и вши», но не «всех». Если бы «все» были тогда врагами революции, то тот же «польский пан» побывал бы в Москве.
5. В Москве много «рассеянных» людей, в ней много и раскаявшихся, но как понимать «расскаянных»? Которых заставили раскаяться? Что ж, и таковые имеются, но не в словаре и не в моей статье.
Хорошо бы рассеянного корректора сделать «раскаянным». Не то сколько материала для всяческих «Власов» из далеко не романтических «Дней»[1144].
Впервые — Парижский вестник, 1925, 2 декабря. Местонахождение подлинника неизвестно.
<Из Парижа в Ленинград,> 2-го декабря <1925>
Дорогая и бесценная, посылаю тебе статью, помещенную в «Парижском Вестн<ике>»[1145]. Будет весьма приятно, ежели ты сможешь ее куда-либо запродать, выслав мне вместе с романтическими приветами соответствующее количество долларов. Я исправил опечатки — воистину гомерические: Влас вместо Пегаса, пролетаризм Андрея Белого и белый Мандельштам.
Я писал тебе недавно и жду ответа.
Впервые — ВЛ. 2000. № 2. С. 263. Подлинник — РНБ ОР.
<Из Парижа в Москву,> 9/12 <1925>
Дорогой Владимир Германович,
спасибо за коробку — от табачной славы я просиял![1146]
Жду от Сорокина известий касательно «Рвача» — тогда выяснится, как быть с Вашим издателем. Справка о высланных мне весной деньгах меня потрясла. Пожалуйста, дорогой Вл<адимир> Г<ерманович>, проверьте еще раз счета — мне кажется, что здесь ошибка, в частности в мае. Касательно последней партии все ясно, т. е. после вашего отъезда из Москвы я получил 200 рублей от Ваших родных, 100 от Савича и осенью вновь 100 от Вас. Да, ведь в эти суммы (март — май) включены 1) гонорар от «Огонька» за «Трубку» — книжкой, 2) от «Огонька» за отрывок из «Рвача» — не так ли? Не сердитесь на меня и выполните эту скучную работу проверки — ведь от этого зависит, сколько я должен издателю и в какой степени завишу от него. За «Жанну» он мне должен примерно 1500 р.
Если Госиздат возьмет «Рвача» и если по проверке выяснится, что я должен все же издателю несколько сот рублей, придется удовлетворить его «Кафэ».
Да! По договору издатель должен мне прислать 100 экз. «Жанны», я получил только 2 экз. (через <В.М.>Инбер). Не говоря уже о том, что мне очень нужны экз<емпляры> — это деньги! Если он тотчас же не вышлет их, Вы имеете все основания вычесть эти 150 или 200 рублей из долга. Мне пришлось покупать здесь экз<емпляры>, платя за них около 30 франков!
Как Ваши дела? Много ли работаете и какие у Вас замыслы на лето? Я хочу приехать в марте в Москву и весной двинуться на восток — Волга, Урал, Сибирь. Как вы думаете, найду ли я импресарио, который оплатит стоимость такой поездки?
Сердечный привет от Любови М<ихайловны> и меня.
Впервые.
<Из Парижа в Ленинграда 15/12 <1925>
Chére amie,
спасибо за сведения. К черту! — пусть переделывают. Блохи водятся только на живых людях — это закон бытия. И притом мне, кроме плевания, ничего не остается. Ты же должна знать, что умеренность в пище, или, говоря попросту, голод, способствует обилию слюны.
Впрочем, сейчас я «питаюсь», ибо получил гонорар за «Хуренито». Учитель и после смерти поддерживает своего недостойного ученика.
Роман мой кончен, и я теперь диктую его машинистке. Это много трудней, чем писать.
Весной собираюсь к вам. Напиши, стоит ли мне ехать — Волга — Урал — Сибирь? Мыслимо ли, по твоим впечатлениям, там устройство вечеров или лекций, которые оплачивали бы поездку?
Недавно в здешнем представительстве был прием в честь Чичерина[1147]. Я получил приглашение с пометкой «tenue de soiree»[1148]. И я… взял напрокат смокинг. Ты видишь меня?
И ты все еще не хочешь писать высокопатриотической и высококоммунистической прозы? Зверь!
Выслал тебе 2 книги для переводов.
Не забывай меня!
Впервые — ВЛ. 2000. № 2. С. 263–264. Подлинник — РНБ ОР.
<Из Парижа в Ленинград,> 30/12 <1925>
Дорогая! Ты тот «ангел», что (если Главлит позволит) будет помахивать крылышками в эпиграфе моего нового романа («и ангелы-хранители беседуют с детьми»), — не думай, однако, что я Кугеля[1149] или даже Ионова воображаю себе младенцами!
Пожалуйста, бди, чтобы газета выслала 60 рублей[1150], не только изустно. Сообщи результаты разговоров о «Кафэ» и о «Рваче».
В марте я, по всей вероятности, двинусь на восток, и, таким образом, мы вскоре увидимся.
Напиши, изменилось ли ко мне отношение за последний год: 1) в сферах, 2) среди читателей (или «публики»)? Хочу учесть это всячески.
Здесь все то же — то есть фантомы, etrennes[1151], каштаны и очаровательное небытие.
Желаю тебе вдоволь суеверно и трогательно отнестись к некоторым календарным феноменам, хотя бы к Новому году и традиционно тебя целую,
Впервые — ВЛ. 2000. № 2. С 264–265. Подлинник — РНБ ОР.
<В Париже, 1925–1926>
64, av. du Maine
Дорогой друг,
я прошу Вас о свидании со мной. Речь идет об аккредитации и о деле. Пожалуйста, назначьте мне свидание как можно скорее.
Впервые — Памятники культуры. Новые открытия. 1996. М., 1998. С. 76. Подлинник — Музей Пикассо (Париж).
Датировка неопределенна, ибо ИЭ проживал на авеню дю Мэн с 7 февраля 1925 по 27 октября 1926 г. Возможно, в письме речь идет об аккредитации на Парижской международной выставке декоративного искусства (тогда его следует датировать маем 1925 г.).
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги